Море имен - Ольга Онойко

– Нет, – тихо ответил Клен, – не обижусь.

«Инька, Инька, – думал Алей, – от Шишова ты сбежал и маму бросил, а как же ты Леньку-то бросил? Как забыл о нем? Он тут без тебя… как часовой, у которого знамя пропало. Что ж ты так, Иня».

Он выпрямился: подходила мама Леньки, рыжая, красивая Изморось Надеждина. Она коротко посмотрела на Алея и надменно извинилась перед ним.

– Клен, – сказала она сыну, – пойдем домой. Папа очень недоволен. Мы искали тебя четыре часа.

Губы Леньки сошлись в ниточку. Он обернулся к матери и выпрямил спину.

– Мама, – твердо и спокойно ответил он, – я гулял с собакой.

– Алея Веселина ты доставал, – сухо бросила Изморось.

– Нет-нет, – поторопился Алей, – я только возвращался с работы. Изморось Надеждина, Леня хороший мальчик…

– Леня ушел гулять и пропал. Мы чуть с ума не сошли, – ответила Изморось устало и зло. – Уже готовы были в больницы и морги звонить. А он мобильник посеял где-то. Леня, идем.

– Хорошо, – чужим, ровным голосом сказал Комаров.

Мать взяла его за руку, и он вдруг порывисто глянул на Алея, вскинул брови, несчастный, одинокий, и попросил:

– Алик, а ты когда Ине позвонишь, ты мне позвони, пожалуйста, ладно? Ты мне скажи, когда он вернется!

Алей сглотнул комок в горле.

– Обещаю, Леня.

– Спасибо!

Изморось перехватила его за руку крепче и увела. Алей покачал головой. Он стоял и смотрел им вслед, и ветер донес негромкий голос Ленькиной матери:

– Что ты к нему прилип, к своему Инею? Ходишь за ним как… верный рыцарь. Лучше бы за девочкой какой ходил.

– Да они все дуры! – изумленно сказал Ленька.

– А Иня твой, значит, умный? Троечник. Не связывайся с ним. И к Алею больше не приставай. Они нищеброды.

Ленька вырвал у нее руку.

– Отстань! – крикнул он. – Что ты пристала! Отстань от меня!

– Как ты с матерью разговариваешь? – еще тише процедила та.

Дальше слушать Алей не желал. Он сжал зубы и недобро вздернул верхнюю губу. Изморось ему никогда не нравилась. Он подумал, что Леньке не повезло с родителями, и еще раз удивился, как у таких родителей мог родиться солнечный человечек Ленька…

А машина папы-Комарова застряла в проулке.

Навстречу ей двигалась другая машина – еще больше, еще тяжелей и, казалось, еще чернее.

Напротив подъезда кто-то из соседей припарковал старую «Волжанку». Хотя «Волжанка» наполовину стояла на газоне, место на дороге все равно оставалось только для одной некрупной машины. Два внедорожника здесь никак разъехаться не могли. Один должен был дать задний ход.

Комаровский папа высунулся в окно и выругал нового гостя. Он подъехал раньше, теперь выбирался из двора, и его обязаны были выпустить.

Чтобы попасть домой, Алею пришлось бы пройти мимо них. Алей остановился в стороне. Он предпочитал переждать. В Старом Пухове нечасто разъезжали внедорожники, тем более – такие. Конечно, можно было надеяться, что это незнакомец на похожей машине… Алей помнил ее. На такой приезжали к нему Поляна и Летен Истин.

Комаров оглушительно просигналил.

Громада, похожая на черный танк, не шелохнулась.

Комаров просигналил снова, и тогда Воронов вышел и хлопнул дверцей.

– Что такое? – потребовал он.

Воцарилась тишина. Даже дети на площадке умолкли.

Комаровский папа спал с лица. Голова его скрылась, он быстро поднял стекло и дал задний ход. Изморось, стоявшая на площадке, крепко перехватила руку Клена повыше кисти. Комарову-старшему пришлось по новой припарковаться на пятачке между гаражами, чтобы пропустить во двор внедорожник Летена. Изморось мгновенно затолкала Леньку в машину и нырнула за ним сама. Все рыжее семейство притаилось там, будто в норе. Словно их вовсе не было.

«Вот два волка, – подумалось Алею, – один помельче, второй – матерый… Хотя тоже вопрос, насчет волков-то. Комаров – бизнесмен, Воронов – бандит. Ну пусть бывший. У него на лице написано, что он бандит. И на капоте тоже написано, некоторым образом. Наверняка в девяностые Комаровы имели дело с этой породой. Господи, с кем я связался, с кем я связал Поляну! Черт меня подери…»

Забыв о существовании Комарова, Летен припарковался и вышел из машины. Алей не двинулся с места: уже поздно было скрываться, да и ни к чему. Он только удивился, что Воронов оказался здесь в такой час. «Наверное, Поляну навестить приехал», – догадался он.

– Здравствуйте, Алей Веселин, – сказал Воронов. – Хорошо, что я вас застал.

Алей молчал. Летен шел к нему, и он смотрел на громадного Воронова как завороженный. Как кролик на удава.

– Я к Поляне решил наведаться, – сказал Летен Истин, подтверждая Алееву догадку. – С парковкой тут беда, улицы узкие. Я вас, помнится, просил сегодня позвонить.

Алей едва заставил себя ответить. Сила Воронова казалась какой-то огромной, чугунной, черной тяжестью, физически реальной, как тяжесть его машины. Только что она наваливалась на злосчастного Комарова, и она еще не вернулась туда, где Летен придерживал ее до надобности. Воронов надвигался, как грозовой фронт. Алей обладал слишком тонким и изощренным чутьем, чтобы никак не реагировать на подобное. Он не боялся, но близость кого-то настолько могучего все равно его цепенила.

«Танки, – вспомнились ему найденные ключевые точки. – Идол. Культ армии и культ личности… Гранит – как твердость духа и как памятники. Металл… а вот у металла-то два толкования, – неожиданно подумал он. – Есть у меня один знакомый Металл. Может, Дейрдре что-то подскажет?..»

Летен скупо улыбнулся, и ощущение надвигавшейся тьмы ушло – так отступают при отливе океанские воды.

– Д-да, – наконец выговорил Алей. – Я собирался…

– Я считаю, личная встреча всегда лучше телефонного разговора.

– Д-да.

– У вас есть для меня информация?

Алей судорожно сглотнул.

– Д-да. То есть…

Летен спокойно кивнул.

– Давайте зайдем куда-нибудь. К вам. Или ко мне в машину.

Алей совершенно не хотел снова видеть его у себя дома, но садиться к Воронову в машину хотел еще меньше. Нет, он не боялся. Просто находиться рядом с Вороновым само по себе становилось для него испытанием. Оказаться на его территории было бы еще тяжелее.

– Да, – повторил Алей, – пожалуйста… Давайте зайдем ко мне.

На этот раз, входя в его маленькую квартирку, Воронов не излучал ни скепсиса, ни насмешки. Только уважение. Алей удивлялся тому, как четко понимает его чувства. Выражение лица у Воронова менялось редко, мимика его не отличалась богатством. Настолько тонко и ясно Алей чувствовал людей, когда искал их кодовые цепочки в их присутствии, но ни разу – просто так. Возможно, дело было в сокрушающей властности Летена, страшной мощи его духа, которая словно бы превращалась в агрессивный химический агент и прожигала чужие психические защиты…