Записки хроноскописта - Игорь Забелин

А старичок с красноватыми склеротическими глазами оказался легок на помине — он вдруг выскочил, тяжело дыша, из-за зеленоватых стволов тиса и остановился в нерешительности в нескольких шагах от вертолета.

— А! Тебя помню, — вскричал старичок и ткнул пальцем в сторону Пети. Других не помню, а тебя запомнил. Брильянтов захотелось? Золотишка?.. Туда же… За теми двумя! Вон сколько понаехало!

— Вы можете остаться, — спокойно сказал ему Березкин, — но при условии, что не будете мешать нашей работе. Именно работе, потому что мы не собираемся искать клад.

Березкин сформулировал задание-хроноскопу предстояло ответить, где завалы естественные, а где камни набросаны руками человека, и медленно пошел сквозь заросли лавровишни с «электронным глазом» в руках. Я сидел перед экраном, но через окно видел Березкина; он продвигался осторожно, боясь поскользнуться на разбухшей от постоянных зимних дождей глине, непрочно державшейся на скалах; Петя шел рядом с ним, чуть пониже, как бы страхуя Березкина с его сверхчувствительным прибором, и чем-то они напоминали мне саперов с миноискателем.

А на экране медленно оползали известковые каменные глыбы, — очень медленно, хотя хроноскоп ускорял темп естественного сползания в несколько тысяч раз.

Так продолжалось пять минут, десять, пятнадцать… Внезапно картина резко изменилась; камни на экране рухнули, а потом быстро замелькали в воздухе и, падая, тяжело ударялись друг о друга…

— Стоп! — крикнул я.

Березкин сменил меня у экрана и повторил кадры.

— Все, — сказал он, появляясь у трапа, — Теперь придется поработать руками.

Снова принялся моросить мелкий дождь, но мы сбросили с себя все лишние вещи.

— Петя! — с шутливой торжественностью сказал Березкин, — Предоставляю вам право отбросить первый камень!

По-моему, Петя находился в состоянии полной прострации. Он послушно отбросил первый камень и стал ждать дальнейших распоряжений.

— За работу, за работу, — торопил Березкин. Чем энергичнее продвигалась работа, тем ближе подходил к нам старичок с красноватыми глазами. Раза три он доставал из кармана бутылочку и прихлебывал из нее. Когда на расчищенном участке обнаружилось темное пятно металлической двери, старичок охнул, сбросил на землю брезентовик и присоединился к нам…

За полчаса мы удалили искусственно наваленные обломки скал и мелкозем, и перед нами оказалась массивная кованая дверь, ведущая, очевидно, в подземелье. Засовы уже были кем-то спилены, и с помощью двух рычагов нам удалось открыть дверь.

— Будем все-таки соблюдать осторожность, — сказал Березкин. — Я думаю, что наши предшественники уже ликвидировали всякие там ловушки и прочие прелести, но осторожность никогда не помешает.

Сильный свет фонарей озарил подземную галерею, выложенную такими же крупными плитами известняка, как и стены самой Хостинской крепости. В галерее было чисто (словно перед тем, как закрыть, ее подмели) и сухо.

Старичок-разволновавшийся, с красными пятнами на щеках-попытался проникнуть в галерею первым, но Березкин преградил ему дорогу.

— Я уже просил вас не мешать, — сказал он. — Пока мы не закончим исследований, никто не войдет в подземелье.

Видите, и директор заповедника, и наши товарищи-все терпеливо ждут.

Вопреки предположению Березкина, в подземелье не оказалось никаких ловушек. Мы обнаружили еще одну дверь со спиленными засовами и открыли ее. Следующий коридор вывел нас в большую комнату со сводчатым потолком, в которой, судя по всему, и хранились сокровища.

Тщательно — слишком тщательно для людей, уверенных, что они ничего не найдут, — обшаривали мы фонарями комнату… Прогнившие лоскуты кожаных мешков, разбитые деревянные сундуки — вот к чему свелись наши находки.

Мы выходили из подземелья, уже думая о своем, о хроноскопии, и словно наткнулись на пылающие жгучим любопытством глаза Пети, старичка, пилотов, директора…

— Пусто, — сказал Березкин и, наклонив свою тяжелую голову, пошел к вертолету.

— Только лоскуты от мешков и сломанные сундуки, — уточнил я и тоже прошел к вертолету. — Да вы еще все сами увидите!

Березкин выбивал ногтями по капоту хроноскопа негромкую дробь.

— С чего начнем? — спросил он и, не дожидаясь ответа, сказал: — Просто так, для самого себя, хочу посмотреть руки… Понимаешь?

Сформулировав задание, Березкин вернулся в подземелье с «электронным глазом» (мы не хотели пока выносить вещи), а я остался у экрана. Через несколько минут на экране появились руки, принадлежавшие смутно различимой человеческой фигуре; руки держали узкий длинный предмет, похожий на напильник; потом точными сильными движениями-профессиональными, я бы сказал, движениямируки принялись перепиливать засовы…

Я не рискну утверждать, что узнал руки, да и нельзя было требовать высокой точности от хроноскопа: ведь следов самих рук не осталось на засовах.

Но вскоре картина изменилась. Березкин, очевидно, прошел дальше и приступил к хроноскопии кожаных лоскутов.

Теперь я узнал руки-те самые руки, что выпрямляли вазу, комкали бумагу; они разрывали прогнившую кожу мешков… А потом поблизости от них появились другие руки — круглые и мягкие, и тоже стали рвать мешки, хотя им это было явно не под силу.

Экран погас. Широкая фигура Березкина заслонила светлый дверной проем.

Просмотрев кадры, Березкин лишь удовлетворенно кивнул.

— Переходим к общей хроноскопии, — сказал он мне и вновь исчез.

В дверях на секунду появилась любопытствующая физиономия Пети, но тотчас скрылась, — Пете было поручено охранять вход в подземелье, и он подвижнически выполнял возложенные на него обязанности.

Хроноскопия стен долгое время не давала ничего интересного, глаза мои начали уставать, как вдруг на экране возникла темная вытянутая тень. Еще не успев как следует разобрать, в чем дело, я выключил хроноскоп. Там, в подземелье, погас огонек на «электронном глазе», и Березкин тотчас вернулся.

— Посмотри сам, — сказал я.

Березкин повторил кадр, и теперь мы вдвоем смотрели на тонкую темную тень.

— Наверное, отпечаток предмета, долгое время простоявшего у стены. Следи внимательно, я даю задание.

Березкин ушел, и вскоре тень на экране приняла очертания миниатюрной человеческой фигуры. Правая опущенная рука человека держала какое-то кольцо, а левая, чуть согнутая в локте, была поднята к небу…

Я не вскрикнул только потому, что язык не повиновался мне. Все что угодно могли предположить мы. Все что угодно… Но тень нашего Мыслителя в хостинском подземелье?!.

Березкин вернулся, не дожидаясь, пока я выключу хроноскоп.

Он взглянул на экран, перевел глаза на меня и побледнел.

— Ничего не понимаю. Как зеркальное отражение,

Этого я в первый момент не уловил. Значит, мы увидели тень не нашего Мыслителя, а второго, Черного, о существовании которого только догадывались.

Березкину потребовалось все его самообладание, чтобы сказать:

— Все-таки закончим хроноскопию стен.

Не умея собраться с мыслями, я сидел перед погасшим экраном. Экран вспыхнул, но хроноскопия стен уже не дала ничего сколько-нибудь примечательного.

В общей сложности хроноскопия заняла у нас не так уж много времени, но у Березкина, когда он вышел из подземелья, был такой вид, словно он провел там безвыходно несколько дней.

— Теперь все можно, — сказал Березкин, обращаясь к Пете, и к пилотам, и к старичку, и к директору. — Все можете войти. Мы закончили работу.

Выполнявший обязанности стража Петя оказался ближе всех к входу и первым юркнул в подземелье.

И первым же вышел оттуда. Оптимист по натуре, Петя, наверное, до последнего момента не терял надежды хоть что-нибудь найти в бывшем хранилище сокровищ.

— Все подчистую выкрали, — зло сказал он, и глаза его вспыхнули, как у старика — тогда, при первой встрече. — Подчистую! — повторил он.

А старик вышел последним. Его отсутствующий взгляд равнодушно скользнул по мне, по Березкину и задержался на вертолете. Споткнувшись, старичок сделал несколько неверных шагов и сел на камень, уперев измазанные глиной башмаки в ствол молодого бука. Потом достал из внутреннего кармана бутылочку и посмотрел, есть ли в ней что-нибудь. Там ничего не было. Тогда старичок бросил бутылочку, сжал кулаки и беззвучно заплакал.

Директор заповедника, принявший в свое ведение подземную галерею, плотно прикрыл дверь и для чего-то опечатал ее.

Мы попрощались с ним,

Когда вертолет набирал высоту, я заметил, как старичок нагнулся, поднял бутылочку и снова спрятал ее во внутренний карман.

Глава четырнадцатая

в которой, вопреки нашим собственным предположениям, не происходит никакого объяснения с Брагинцевым; в этой же главе рассказывается об удивительной встрече, а также подтверждается — не без помощи друзей правильность нашего же основного принципа жизненного поведения