Морок - Юлия Аксенова

Вот так. Недаром он попросил меня остановиться.

Ну да. Хью ни разу за целый год не побывал в Кавказском регионе России. Я пользовался материалами, которые делали ребята из новостей. Не особенно его торопил: ждал, что попривыкнет и попросится сам. Нет, хватит заниматься благотворительностью! В аналитическую группу, немедленно. Вот только разберемся с «неразменным» полтинником.

Я развернул машину, и мы покатили обратно в Адлер. Хью уже немного освоился и, видя, как я мучаюсь с левым рулем, предложил:

— Мистер Смит, хотите, я поведу: я привык!

— Спасибо, Олпорт, мне надо тоже привыкать, все равно полтысячи миль самому вести, — миролюбиво ответил я и едко добавил: — Вы же со мной не едете!

— А, ну да! — как ни в чем не бывало вальяжно заметил Хью.

Ну цирк. Неужели еще немного, и я докачусь до того, что буду, как Жора Зоолог, тщетно кричать своим подчиненным: «Чтобы завтра — не позже двенадцати!»? Я засмеялся, представив эту картину.

Честно говоря, смех, который меня разобрал, был несколько нервного свойства: азарт погони и ожидание встречи с неведомым будоражили, вызывали тревогу. Кроме того, мне предстояло малоприятное объяснение с еще одним подчиненным.

Я вызвонил Стива и сообщил ему не терпящим возражений тоном, что его автомобиль, неосторожно выданный им мне по бессрочной доверенности, конфискую. Связь была отличная, я услышал, как тот скрипнул зубами. Еще бы! Такой неожиданный удар в спину! Теперь день или два он будет почти недееспособным, пока не найдет новое транспортное средство. А волка ноги кормят! Стив наверняка бесился оттого, что формально ему нечего было возразить. Если бы эта машина была действительно его! Но ее содержание оплачивает компания, даже бензин в этой потрепанной «девятке» Стиву не принадлежит. А я ему хоть и косвенное, однако начальство. Бедняга ледяным тоном произнес, что принял к сведению мою информацию, и откланялся.

Что за этим разговором последует, я представлял. Стивен позвонит Люку Гранту и устроит тому истерику, Люк пообещает все выяснить… Я вышел на Гранта сам. Попросил потерпеть мою хулиганскую выходку, толком ничего не раскрывая. Потом, ребята, все потом. Всем все объясню, попрошу прощения, постараюсь загладить… Мне, ребята, обещали неиссякающий источник богатства и прекрасную женщину. Первым поделюсь со всеми, но вторым — извините…

Вначале дорога стелилась под колеса неохотно: я все еще не привык к неправильной правой стороне, к рычагу сцепления упорно тянулась левая рука, всякий раз упираясь в обшивку двери. На трудном горном серпантине я сбрасывал скорость едва ли не до двадцати миль в час. Постепенно напряжение немного спало, особенно когда миновал Сочи и лег на трассу. Еще через час пути я поймал себя на том, что любуюсь открывающимися за каждым поворотом видами, при этом автоматически придерживаясь правой стороны, и, не задумываясь, переключаю скорость правой рукой. Давно забытый, отторможенный за ненадобностью навык восстановился.

Я гнал машину лишь с короткими санитарными остановками. Один раз на придорожном базаре купил фруктов и баллон питьевой воды. Ничего другого в такую жару не хотелось. На заправке залил полный бак.

Послеполуденный зной все усиливался, грозил выбить из колеи. Море, маячившее в раскрытом окне, стало казаться миражом в пустыне. Я все прибавлял звук радиоприемника, от него уже шарахались редкие прохожие, но веки все равно неудержимо слипались. Тут как раз шоссе врезалось в крупный населенный пункт, по всем приметам — курортный городок.

Около первого попавшегося семейства с пляжными сумками и раздетыми до трусиков детьми я притормозил и попросил объяснить, как проехать на пляж. Мои собеседники стремились туда же, и я их подвез. Жаловались по дороге, что море еще совсем не прогрелось и что в отпуск выпихивают по графику — в июне, когда нигде «по-нормальному» не отдохнешь.

Море было что надо! Прохладная, прозрачная, чистейшая вода и не особенно много купальщиков — все так, как мечталось мне с самого утра.

Я заплыл очень далеко, не обращая внимания на буйки, время от времени уходя в глубину вместо того, чтобы уворачиваться от скутеров и прочего водяного транспорта. Потом обсыхал на пляже под горячими, но уже не обжигающими лучами солнца. Немного перегрелся и решил освежиться еще раз. Новый тур в морские дали стал не менее, а более длительным, чем в первый раз, ведь я решил, что на сегодня он — последний, значит, надо насладиться купанием в полной мере.

Я немного не рассчитал эффект купания: конечно, прекрасно освежился, но перехватил с непривычки физической нагрузки, и, как только сел за руль, сразу это почувствовал. В сон стало клонить еще сильнее, чем прежде. С отвращением потянулся включить радио, случайно нажал другую кнопку — и обнаружил, что судьба преподнесла мне очередной подарок. Оказалось, в дисководе простенькой магнитолы вставлен диск. Стивен ни разу при мне не включал сидюк, и я думал, он им вовсе не пользуется.

Никогда бы не предположил, что Стив так консервативен. Он, оказывается, слушал «Битлз». Целый диск! Чуть ли не все их песни, да еще не по одному разу: разные варианты, в исполнении разных лет. Кроме того, в бардачке обнаружился и совсем удивительный диск — «Песни с фронта» — современная запись песенок времен Первой и Второй мировых войн.

«Битлз» я даже подростком не увлекался. И то сказать, тогда по ним уже перестали сходить с ума. Но долгая дорога по чужой стране не оставила мне выбора: я стал слушать Четверку. У их песен оказалось одно неоспоримое преимущество: как бы прохладно к ним ни относился, но их текстов невозможно не знать. Я принялся немелодично, зато громко подпевать — сон как рукой сняло! Постепенно обнаружил в знакомых текстах гораздо больше смысла и чувства, чем находил прежде.

Сентиментальные, простенькие «Песни с фронта» вообще покорили мое сердце! Здесь была и спорная, некогда принадлежавшая двум враждебным лагерям «Лили Марлен», и «Долог путь до Типперери», и грубая, жутко забавная даже в наши дни «Пошли всех сержантов!». Сентиментальная чепуха всяких там соловьев, поющих по лондонским скверам, не стала казаться умнее со времен детства моих родителей, скорее наоборот. Но как же хорошо было подпевать этим соловьям среди раскаленных скал чужбины! Эти песенки, должно быть, специально сочиняли для длительных тяжелых походов.

Вспомнив родителей, я внезапно подумал, что когда-нибудь умру так же, как отец: за морем, в далеком чужом краю, не выдержав ставших вдруг непосильными тягот увлекательного пути… Странно! Вообще, мысль о смерти не пугает меня и не расстраивает, но откуда она взялась сейчас, среди безоблачного дня? Отчего такой тягучей тревогой стиснулось вдруг сердце?