Ангелы Ойкумены - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Санчо:
Знаете, падре, что скажет на это народ?С этакой дичью идите к убийцам-ворам,Я хоть и Божий баран, но совсем не баран!
Глава восьмая
Ложь и правда
I– Райгород, – сказал полковник Дюбуа.
– Что? – не поняла Джессика.
В унилингве не существовало такого слова: «райгород». Был рай, был город. Вместе они сочетались разве что в художественных образах, столь ценимых дедушкой Лукой: город, прекрасный как рай… Ничего подобного вокруг не наблюдалось. Деревья и деревья: стволы, ветки, листья.
– Монахи! – полковник сделал широкий жест, словно это все объясняло. – Монахи, мадмуазель! Они такие затейники!
– Вы не могли бы выражаться яснее?
Они ехали по ухоженному саду. Ряды апельсиновых деревьев выстроились солдатами на плацу. На грушах уже завязались плоды, и не дичка, годная лишь на сушку, а сортовые шедевры, формой похожие на разжиревший контрабас. Вишни, яблони, фиги; клумбы с пионами, миндаль… Вечер кутал сад в дымчатую вуаль, мантилью из темного кружева. Еще чуть-чуть, и мантилья станет черной, траурной. Подробности, детали, милые пустяки – все сгинет, утонет в сумерках.
– Сад – подобие рая, мадмуазель. Монастырские сады называют райгородами, – вне сомнений, Дюбуа гордился собой. Вызвать недоумение у инопланетницы, да еще и у гематрийки? Об этом подвиге будут слагать легенды. – Если так, мы слегка подпортили здешние кущи. Тут был бой, мадмуазель, и славный бой, замечу. Мои гвардейцы – ангелы, мадмуазель! Они изгнали отсюда…
Дюбуа задумался. Аллегория завела его в тупик.
– Ангелов, – любезно подсказала Джессика. – Из рая можно изгнать только ангелов.
– Почему не людей?
– Все истории изгнания, о каких я слышала, сходятся в главном: людей в раю было двое. Мужчина и женщина. Ваша крылатая гвардия сражалась с жалкой парой смертных? Если нет, то я вижу лишь один вариант: ангелы сражались с ангелами. Победители изгнали побежденных за пределы сада, во тьму кромешную.
Маэстро, подумала Джессика. Вот кто оценил бы.
– Вы совершенно правы! – полковник хлопнул в ладоши от восторга. – Ангелы изгнали ангелов! В самом деле, не чертей же… Мы их вышвырнули вон, и теперь герильяс – падшие ангелы. Их удел – прозябать во тьме, а мы обустроим в монастыре преотличную казарму. Дня через три, уверяю вас…
– Казарму?
– Монастырь пустует. Часть монахов убита во время боя, часть подалась в горы, в партизанские отряды, остальные сбежали. Горстка стариков? Они не в счет. Им просто некуда идти, да и сил нет. Мы даже не станем их выгонять, пусть живут. Сада жаль – мои ангелы превратят его в дым. Вечера холодные, парни будут греться у костров…
Джессика огляделась повнимательней: груши, яблони, миндаль. Сегодня она настояла на том, чтобы ехать верхом. Было бы нелепо появиться перед доном Фернаном в громоздком рыдване. Дюбуа галантно предложил разделить с ним седло, но это было бы еще нелепей. В итоге Джессике подобрали замечательную лошадку: маленькую, грациозную, с золотым сердцем. Девушке даже показалось, что она умеет ездить верхом. Шагом, разумеется. Рысь, не говоря уже о галопе, выматывала из нее все кишки.
За спиной, в рюкзаке, возилась Юдифь. Кобра не одобряла верховую езду.
– И вы так спокойно говорите об этом, полковник?
– А чего вы ждали, мадмуазель? – Дюбуа улыбнулся. Интерес спутницы нравился ему, вопросы забавляли. – Я солдат императора. Мне не чужда гуманность. Но мои люди нуждаются в крыше над головой, и я поселю их в монастыре. Им надо согреться, и сад пойдет на дрова, а здешняя библиотека – на растопку. Если кто-то расколотит скульптуру или сшибет лепнину с потолка трапезной – я стану разбираться. Случайно? Я закрою на это глаза. Нарочно? Я отмечу, что это произошло случайно. Сержант изобьет болвана в хлам, чтобы в следующий раз не попадался, тем дело и кончится. Да, я превращу сад в дым, а монастырь в казарму. Да, это вряд ли прославит мое имя. Но Бравильянка падет, император одобрит, а я стану генералом. Ваши соотечественники воюют иначе?
Джессика кивнула:
– Иначе.
– Милосердней?
– Рациональней. Вы слышали о шагающих танках? Они не нуждаются в постое и зимних квартирах. Стены Бравильянки пали бы за четырнадцать минут, гарнизон сдался бы через двадцать шесть минут плюс-минус минута. Я бы спрогнозировала более быструю сдачу, учитывая момент устрашения при падении стен. Но примем во внимание человеческий фактор: гарнизоном может командовать герой. Восемь минут я даю на панику, бунт солдат и гибель этого дурака.
– Дурака?
– Командира. В любом случае, жертв было бы меньше.
– Со стороны бравильянцев?
– Со стороны моих соотечественников.
– Танкисты тоже не нуждаются в постое? Они не едят, не спят?
– «Нефилим» полностью автоматизированы. Управление с орбиты, операторами военного корабля. Один оператор на батальон. Многопотоковое мышление позволяет курировать до сорока машин одновременно.
Полковник перестал улыбаться. Разговор свернул на скользкую дорожку. Особенно не понравилась Дюбуа точность времени, отведенного для штурма: четырнадцать минут, двадцать шесть минут. Плюсы, минусы, дьявол их забери! Крылось в этой точности что-то, что делало высокого, статного, широкоплечего Дюбуа мелочью, пылинкой, статистической погрешностью, которой можно пренебречь.
– Сменим тему, – предложил он. – Мне вполне хватает войны в походах, чтобы обсуждать ее на прогулке с мадмуазель. Нет, но каков вечер? Не будь я человеком чести, я бы не отдал вас маркизу. Ей-богу, не отдал бы!
– Взяли бы в плен?
– В любовный плен, мадмуазель! Я – ваш пленник…
Замолчав, Дюбуа придержал коня. Жестом он приказал гвардейцам эскорта умерить прыть. Узкие дорожки сада позволяли ехать бок о бок двум, максимум, трем всадникам. К счастью, здесь дорожки пересекались, образуя перекресток. Последовал другой жест, и четверка гвардейцев, попарно обогнув полковника с Джессикой, заняли места на «поперечине». Остальные ждали в тылу. Ладони легли на рукояти пистолетов и сабель. Уши чутко ловили каждый звук. Раздувались ноздри: не обладая собачьим нюхом, молодые люди так проявляли темперамент.
Чуя театральность момента, Дюбуа взял с собой только офицеров. Учитывая шанс угодить в засаду, он взял только младших офицеров: боялся обезглавить полк. Пришлось бросать жребий – ехать хотели все, назревал целый букет дуэлей.
– Нас ждут, – привстав на стременах, полковник вгляделся в сумерки. – Десять пехотинцев, один конный. Ваш кумир, мадмуазель, меня не разочаровал. Как и я, он – человек чести.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});