Очерки по истории Казанского ханства. Становление, развитие и падение феодального государства в Среднем Поволжье, 1438–1552 гг. - Михаил Георгиевич Худяков

Казань, а население состояло частью из степных кочевников — татар, частью из полудиких инородцев-звероловов, ютившихся в дебрях лесов. Такое представление о государстве совершенно не соответствует действительности. Страна была покрыта лесами, а не степями. Издавна оседлое население жило в улусах и аулах, то есть в деревнях. Ни о кочевьях, ни о войлочных юртах не может быть и речи в этой лесистой стране. Все население, как татарское, так и инородческое, занималось здесь хлебопашеством, в городах же — торговлею и ремеслами.

Из Сарайского ханства в Казань была принесена сложная система административного управления, обслуживавшаяся значительным штатом должностных лиц и чиновников всякого рода. Золотоордынские ярлыки ясно рисуют всю эту систему, унаследованную турко-татарами от Монгольского государства, впитавшего в себя традиции китайской письменности и административного дела. Государственная власть преследовала исключительно фискальные интересы, направленные к пополнению ханской казны, и вся страна была покрыта сетью податных учреждений или отдельных чиновников. Всюду были поставлены должностные лица, ведавшие определенными сборами в данном пункте или районе, — в последнем случае они совершали периодические объезды своих деревень. Писцы, книжники, уставодержальники, собиратели, данщики, таможенники, поборщики, приказники, заказники, пошлинники, поплужники, весовщики и т. п. чиновники непрерывно производили большую работу. Страна была усеяна таможнями и заставами, на перевозах через реки стояли побережники и лодейники, взимавшие пошлину в казну за переезд и перевоз грузов, на заставах поджидали проезжих заставщики и таможенники, собиравшие пошлину с провозимых товаров. Строго обдуманная и превосходно налаженная система налогового обложения требовала громадного кадра чиновников, хорошо подготовленных, вполне грамотных, опытных в своем деле и привычных к служебной дисциплине. Все это заставляет предполагать наличие как в Сарайском, так и в Казанском ханстве прекрасно поставленной школы, из которой выходили служилые люди.

Сарайское ханство передало Казани превосходно налаженную систему кадастров, и многочисленные специалисты — писцы, периодически производившие поголовную перепись населения, — брали всех жителей на учет, и никому не представлялось возможности избежать податей и налогов. Как бы далеко от столицы ни жили татары или инородцы, они всегда с точностью знали, входят ли они в состав Казанского государства или же нет. Если мы в настоящее время не знаем границ Казанского ханства, то это не значит, что их не существовало: хотя в то время не было укрепленных постоянною стражей границ, и линия, разделявшая соседние государства, являлась чисто условной, но фикция эта прочно держалась в сознании местных жителей, так как она немедленно обращалась в живую реальность, лишь только появлялись государственные чиновники, и население того или другого пункта было принуждено платить аккуратно подати и налоги. Таким образом, представление о Казанском ханстве как об аморфной стране, лишенной всякого подобия европейской государственности, совершенно не отвечает действительности.

В столице существовали центральные управления, ведавшие отдельными отраслями государственной жизни, и следует глубоко пожалеть о том, что до нас не дошли архивы этих учреждений. О существовании архивов в Сарае имеются положительные указания: в 1840-х годах при раскопках Терещенко «в одном месте были открыты листы бумаги, на которых находились кусочки восковых печатей и синие шнурки, плетенные серебряно-золотою нитью», в другом месте «найдены были чернильницы и кусочки писаной бумаги, украшенные золотом и незабудками», далее были открыты «песочницы, чернильницы, монеты, пережженная бумага и листки целой с выписанными на ней золотыми незабудками и золотыми по краям ободками; вверху одного листа заметны писанные золотом буквы», потом обнаружена «перетлевшая бумага, свинцовая печать с изображением на ней тигра», затем — «кипы бумаги, исписанной по-татарски»[345], наконец, описывается находка просто целого архива[346]. К сожалению, эти замечательные находки Терещенко пропали для науки бесследно, и рукописи, которые сохранялись невредимо в земле в течение нескольких столетий, погибли, как только рука человека извлекла их из земли. Профессор Лихачев говорит: «Где находятся теперь все эти остатки, драгоценные для дипломатики и сфрагистики, я не мог узнать, да и сомневаюсь, сохранились ли они!»[347] Архивы центральных учреждений должны были сосредотачивать огромное количество материала, при исключительном господстве письменного делопроизводства: вся общественная и частная жизнь была строго регламентирована, и деловые сношения между отдельными лицами облекались в форму писаных договоров, контрактов и актов, которые скреплялись печатями, тамгами и подписями, а сверх того, в важных случаях, ротою и шерстью, то есть присягой и клятвой.

Особенной тонкостью отличалась служба чиновников на дипломатическом поприще, требовавшая выдающихся качеств — ума, находчивости, упорства, умения ориентироваться в непривычных условиях, отлично владеть собою, сохранять чувство собственного достоинства и, кроме того, подразумевавшая превосходную образованность и специальную подготовку. Послами при иностранных дворах постоянно выступали почетные лица, принадлежавшие к числу знатнейших фамилий и являвшиеся носителями лучших культурных традиций, но среди различных имен можно заметить некоторых специалистов, опыту которых казанское правительство доверяло в течение целого ряда лет, — таковы, например, бакши Бозек, сеид Шах-Хусейн и др. Обычно посольства в иностранные государства состояли из трех уполномоченных — князя, оглана и специалиста-чиновника, так называемого бакши, соответствовавшего русским дьякам того времени.

Ярлык Сагиб-Гирея, открытый С. Г. Вахидовым, заключает в себе ряд названий различных должностных лиц и чиновников, существовавших в Казанском ханстве. Всего перечислено 13 категорий в следующем порядке: 1) эмир; 2) хаким; 3) сеид; 4) казы; 5) мауали-заавель-ихтирам; 6) во-киль; 7) макааман; 8) ильчи; 9) бакчачи; 10) кшти-баанан;

11) гузэр-баанан; 12) туткагул; 13) тамгачи. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что большая часть этих названий носит не национальный турецко-татарский характер, а взята из арабского языка и притом снабжена персидскими окончаниями множественного числа, тогда как в ярлыках сарайских и крымских ханов названия чиновников выражены по-татарски. Таким образом, мы встаем лицом к лицу с фактом более сильного в Казанском ханстве, чем в Крыму и даже в Сарае, арабско-персидского влияния, укоренившегося не только в книжной начитанности, но и проникшего в виде арабско-персидских терминов в государственный и административный обиход Казанского ханства. Такое сильное арабско-персидское влияние объясняется старинными связями Среднего Поволжья с арабско-персидской культурой, окрепшими еще в эпоху Болгарского царства, задолго до возникновения Сарайского ханства.

Благодаря присутствию арабских терминов список должностных лиц в ярлыке Сагиб-Гирея значительно отличается от ярлыков сарайских и крымских, и это создаст большие затруднения при выяснении характера должностей. Из 13 терминов, бывших употребительными в Казанском ханстве, совпадают с сарайскими только немногие: сеид, казы, ильчи, туткагул, тамгачи. Из остальных некоторые термины находят себе аналогию в турецко-татарских названиях сарайских и крымских ярлыков, но часть терминов не находит себе явственных параллелей, да и о значении их можно только догадываться.

Об эмирах и о сеидах мы уже говорили — это высшие должностные лица по гражданскому и духовному ведомствам,