Тезей (другой вариант перевода) - Мэри Рено

Я обошел амфоры с зерном - в каждой могло уместиться по два человека во весь рост, - обошел и нашел ту колонну. На выступе колонны стояла лампа: огрызок фитиля в глиняном черепке... Из цоколя выступала жертвенная чаша, тот же тесаный камень выходил наружу, - от нее пахло запекшейся кровью. Черная полоса сбегала на пол и дальше по неглубокой канавке, на нее налипли перья... Это была одна из основных опор здания; критяне приносят им жертвы, чтобы крепче стояли, когда Земной Бык сотрясает землю.

Тонкий шнур вокруг был обвязан недавно - на нем крови не было - и висел свободно, так что петля лежала на полу. Я нагнулся подобрать ее - мимо руки скользнула змея и со свистом нырнула в свой разбитый глиняный кувшин... Я отскочил - холодным потом покрылся, - но шнура не выпустил. И пошел по нему.

Шнур вился по темным и тесным подвалам; пахло то вином, то маслом, сухим инжиром, пряностями... Время от времени на поворотах, в непроглядной черноте, висели крошечные пятнышки света от таких же лампочек, как первая, не столько освещали дорогу, как указывали ее. Я ощупью обходил очередную колонну - где-то внизу раздался дикий непонятный крик. Волосы встали дыбом а возле ног моих, на стенке старого колодца, сидела огромная лягушка, бледная, как труп. Это она кричала. Пол вокруг был влажный, и из колодца пахло сыростью. Проход сузился, с обеих сторон были шершавые каменные стены, и по ним из-под пальцев разбегались какие-то ползучие твари... Я остановился на миг - услышал, из стены доносились приглушенные удары, неровные, будто сердце билось в испуге... Приложил ухо к стене - откуда-то слабо кричал человеческий голос: ругался, просил света, проклинал богов... а через несколько шагов его уже не было слышно - наверно, тюрьма была далеко.

За этим узким проходом было большое помещение, полное причудливых теней, - там была свалена старая мебель, ламповые подставки, вазы... В темноту не то глубокая ниша уходила, не то коридор - я не увидел, что там дальше, но разглядел груду запыленных щитов и копий. Оружие! Тут я пожалел, что до сих пор не замечал своего пути. Отбил от ближайшей опоры осколок камня и нацарапал на ней трезубец Посейдона, а после этого отмечал уже каждую колонну, какую проходил мимо.

Оттуда шнур пошел в полную темноту; я лишь на ощупь определил, что снова узкий проход. На лицо налипла паутина, через ногу пробежала крыса... Я вспомнил о змее и ступал как мог осторожнее. Проход поднимался куда-то, воздух стал потеплей... В конце снова светилась лампа; я попал в какой-то архив. Огромный зал, полки со свитками, заплесневелые рулоны старой кожи, ящики и корзины глиняных табличек, кипы пальмовых листьев с поблекшими чернилами, мыши шелестят... От пыли я чихнул - они разбежались...

Потом снова был узкий проход, снова лампа и снова зал - хранилище священных принадлежностей. Треножники, жертвенные чаши, вазы для елея с широким основанием и узким горлом; чаши для возлияний, с грудями, вылепленными по стенкам; священные топоры, маски, жертвенные ножи, громадная груда кукол с подвижными руками и ногами... Шнур вился дальше - между кучами курильниц и кадил, мимо позолоченной погребальной колесницы, на каких увозят в могилу лишь царей или князей... Потом был высокий шкаф, забитый женской одеждой настолько, что не закрывался; все платья были жесткими от золота, пахло корицей... Впереди были каменные ступени вверх и приоткрытая дверь; конец шнура привязан к ручке.

Я толкнул дверь - отворилась без звука - и шагнул вперед. Вокруг было громадное светлое высокое пространство, под ногами шлифованный пол, пахло маслом, воском, ладаном, пряным вином и полированной бронзой... А передо мной вздымалась громадная фигура, темная на фоне сверкающих ламп, - женщина в шесть локтей высоты с диадемой на челе. Это была Богиня большого храма, в котором вельможи торговались за право посвятить нас ей, когда мы прибыли сюда. Но теперь я видел ее со спины: стоял по другую сторону.

Я не сразу заметил, что в ее тени стоит кто-то еще - меньше и темнее. Женщина была закутана с головы до пят в длинный черный хитон, видны были только глаза. Это были критские глаза - продолговатые и темные, с густыми ресницами и мягкими бровями, а лоб над ними был гладок и бел, как сливки... Больше я ничего не видел: ни фигуры ее, ни волос - хитон все скрывал. Только рост можно было определить - невысокая женщина, - и еще казалось, что талия у нее тонкая. Я закрыл за собой дверь, сбросил на пол плащ, запачканный пылью и паутиной, и ждал.

Она подозвала меня жестом - едва-едва кончики пальцев показались из-под хитона... Я подошел и остановился в двух шагах. Теперь, глядя на ее веки, я уже мог сказать, что она молода, и потому заговорил первый.

- Я пришел. Кто посылал за мной?

Она заговорила наконец. Хитон по-прежнему закрывал ей лицо, так что голос доносился слабо, приглушенно, но он мне почему-то напомнил клинок, этот голос: клинок остер, хоть он и в ножнах.

- Ты Тезей, бычий плясун из Афин?

Неужели она меня не знает? Весь город бывает на Пляске...

- Если вы сомневаетесь, - говорю, - мне нечем это доказать. - Но веки ее дрожали и были молоды, очень, потому я добавил: - Да, я Тезей. Кому я нужен и зачем?

- Я жрица, - говорит. - Я служу Богине-на-Земле. Она прислала меня сюда спросить тебя.

Она отпустила ткань, закрывавшую лицо. Очень красивое лицо: тонкое, прямой тонкий нос, рот небольшой на фоне громадных темных глаз... Красивое лицо и очень бледное и без капли грима - даже странно на Крите... Она снова смолкла и смотрела на меня, оперевшись спиной о подножие статуи. Я подождал молча. Потом говорю:

- Ну так спрашивай.

Облизнула губы кончиком языка... Та старуха тоже была напугана - чем?.. Я не мог поверить, что здесь, в священнейшем месте всей страны, кто-то может меня убить. И вообще всё было дико и бессмысленно - чего им нужно?.. А хитон под ее грудью шевелился - она ломала себе пальцы.

- Это очень серьезное дело, - она заговорила наконец. - Очень серьезное дело, дело о богохульстве. Богиня говорит, что ты должен дать ответ... Снова руки задвигались под хитоном, он заходил пузырями... - Ты должен отвечать правду, иначе проклятье Ее поразит тебя на месте. Мы слышали, что... верховная жрица Элевсина выбрала тебя Царем Года, но... женившись на ней... ты поднял против нее ее народ, а ее предал смерти... что ты исказил, изувечил культ Великой Матери и осквернил Таинство... Все это правда?

- Правда лишь то, что я царь Элевсина. Меня выбрала Богиня, - во всяком случае так мне сказали, - не царица, не жрица, а Богиня. И убил я не ее, а прошлогоднего царя, как это принято было у них по обычаю.

Она стянула хитон плотнее, - под тканью стали видны скрещенные руки.

- Что это за обычай? Как ты убил его?

- Голыми руками, в борьбе.

Она глянула на меня изумленно, но не сказала ничего, лишь кивнула.

- Я был в отъезде, - говорю, - на границе был, когда Змей Рода ужалил царицу. Она решила, что это знак гнева Великой Матери, и ушла. Я даже не знаю, на самом деле она умерла или нет. Но могу поклясться, если хотите, что я ее не убивал.

Она посмотрела вниз на свои спрятанные руки.

- Ты тосковал по ней? Она была очень дорога тебе?

Я покачал головой.

- Она трижды пыталась убить меня, - говорю. - Даже рукой моего отца, пока он меня еще не знал. Она заслуживала смерти. Но я оставил ее Богине.

Она помолчала, все так же глядя вниз.

- А почему она сердилась? У тебя была другая?

- Только на войне бывали, но это случается везде и со всеми. Она не из-за этого. Она думала, что я изменю обычаи страны. Я так и сделал в конце концов, - ведь я из рода царей, - но я никогда не осквернял Таинства. Народ был согласен со мной, иначе я бы оттуда живым не вышел.

Она опять помолчала.

- И ты поклянешься? - говорит. - Поклянешься, что все это правда?

- Какую клятву принести? - спрашиваю. - Ведь я говорил под страхом проклятия Богини.

Она на миг приоткрыла рот, словно ахнула беззвучно... Забыла! Она, вижу, забыла свои собственные слова!.. Да, она жрица, но что-то тут еще... Что?

- Это верно, - говорит. - Не надо клятвы.

И снова замолчала, под тканью беспокойно двигались руки... "Что дальше? - думаю. - И если все это так трудно - почему не поручили кому-нибудь постарше? Доверять такие вещи девочкам - странно..."

Она стояла задумавшись; мяла, крутила складки хитона.

- Я пробыл с быками три сезона, - говорю, - если Бог разгневан на меня или Богиня - им нетрудно меня достать.

- Это верно. - Она опять сказала так же: "Это верно". Потом быстро облизнула губы, глотнула с трудом. - Быть может, Великая Мать уготовила тебе другую судьбу.

Ну, думаю, теперь она мне хоть что-нибудь скажет. Нет - молчит опять. Ну тогда я сам.

- Может быть, - говорю, - она послала вам знак?

Она приоткрыла рот, но - лишь вздохнула. Видно было, как грудь поднялась высоко и вновь опустилась под скрещенными руками.

- Что это за знак? - спрашиваю и подался к ней ближе.

Она вдруг заговорила слабым тоненьким голоском, быстро, сбивчиво: