Предначертание - Вадим Давыдов

Извинившись перед собеседниками, Виктор поднялся и направился в туалет. Остановившись перед зеркалом, он с удовольствием посмотрел на своё отражение. Ротшильд поднял руку, чтобы поправить галстук, и в этот момент погас свет. Виктор открыл рот, чтобы чертыхнуться, и в то же мгновение его сознание последовало возмутительному примеру лампочки под потолком.

Вид барона Виктора Ротшильда, ползущего по вестибюлю клуба в разорванной и перепачканной одежде, был настолько невероятен, что дворецкий клуба застыл, как вкопанный, не в силах пошевелиться. Левая рука его милости безжизненно волоклась за телом, а рот барона издавал странные, кашляюще-фыркающие звуки. Приглядевшись, дворецкий понял, что его милость, пытаясь что-то сказать, вместо слов выплёвывает чёрные перья – много, очень много перьев.

И только тогда, решив, что сходит с ума, дворецкий закричал.

Лондон. Май 1934 г

Помогая Рэйчел усесться на сиденье, Гурьев увидел, что она готова взорваться – не то от бешенства, не то от смеха.

— Что-нибудь случилось? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Вам обязательно нужно было проделать это? — прошипела Рэйчел и тут же прыснула, вырвав ладонь из его руки безуспешно пытаясь прикрыть улыбку, предательски растягивающую уголки её губ, несмотря на невероятные усилия с её стороны выглядеть рассерженной и возмущённой. — Боже! Если бы я не была… представлена вашему пернатому другу… Бог знает, что я могла бы подумать о вас! Вы просто… невозможны!

— Но вы же не думаете обо мне «Бог знает что», — передразнил её Гурьев. — Кстати, а что вы думаете?

— Я думаю… — Рэйчел закусила нижнюю губу, сдерживая приступ хохота, распирающего всё её существо. — Я думаю, Виктор никогда не простит того унижения, которому вы его подвергли. Если он каким-то образом узнает, что это сделали вы, он вас просто уничтожит, — сердито закончила она. — Неужели вы можете быть настолько безрассудны?! О, Боже, как я хотела бы иметь такого друга, как вы, но…

— Вы уже имеете такого друга, как я, — Гурьев уселся рядом с нею на кожаный диван и посмотрел на Рэйчел, чуть наклонив голову, сделавшись при этом невероятно похожим на беркута, — так, что Рэйчел застыла от восторга. — И даже гораздо больше того, Рэйчел. Именно я и являюсь вашим другом. И Рранкар, между прочим, тоже. И вы это прекрасно знаете. Поэтому я просто не могу поверить, что вам жаль Ротшильда.

— Думаю, ему было действительно очень больно. Собственно, я вовсе не кровожадна.

— В отличие от меня? Ошибаетесь. Я просто являюсь твёрдым и последовательным противником глупейшей идеи посмертного воздаяния. И сторонником прижизненного.

— Око за око?

— Какою мерою меряете, такою же и вам отмерено будет.

— Ну, ещё бы. Вы просто несносный дикарь. Тарзан. Лиз была, похоже, совершенно права. Господи! Когда я поняла, кто… Я была сама готова расцарапать Виктору физиономию… Это немыслимо! Я до сих пор не могу представить себе… вы хоть понимаете, кому вы бросили вызов?!

— А мне кажется, это маленькое происшествие с бароном вас позабавило.

— Это было бы так, если бы вы не сломали ему руку.

— Он просто неудачно упал на каменный пол. Было темно, и ему не повезло несколько раз подряд.

— Я сразу же поняла, чья это выходка. Никто другой никогда в жизни не решился бы на это! И я была просто вне себя от беспокойства…

— И совершенно напрасно, — автомобиль набрал скорость, и Гурьев расслабленно положил руку на спинку сиденья. — Когда в следующий раз вы решите выйти из себя от беспокойства, посоветуйтесь со мной. Тогда мне не придётся взвешивать каждое слово во время нашей с вами пикировки, как теперь.

— Джейк.

— Да?

— Вы… — Рэйчел чуть отодвинулась и испытующе посмотрела на Гурьева, не замечая, что кусает губы. — Вы всегда…

— Ну же. Леди Рэйчел, — он подбодрил молодую женщину кивком головы.

— Вы всегда так защищаете своих друзей?

— Ну разумеется, — Гурьев пожал плечами и улыбнулся с обескураживающим простодушием. — А что, ваши британские друзья ведут себя как-то иначе?

— Цивилизация и настоящая дружба несовместимы, Джейк, — грустно сказала Рэйчел, глядя на него каким-то новым взглядом. — К счастью или к сожалению, вы не желаете ни на йоту с этим считаться. Именно поэтому вы – совершенно невозможное, восхитительное чудовище. Если бы я не умирала от страха за вашу жизнь, эта сплетня из моих уст стала бы гвоздём светского сезона.

— У вас ещё будет шанс выпустить её на простор.

— Что вы задумали?! Вы скажете когда-нибудь?!

— Вероятнее всего, да. И очень скоро.

— Если прежде не загоните меня в гроб и не окажетесь в Тауэре за свои вос… возмутительные выходки!

— Не возводите на себя напраслину. Вашим крепким нервам и самообладанию позавидует любой мужчина. А от экскурсии по закоулкам Тауэра я не откажусь – особенно если вы пообещаете носить мне передачи хотя бы пару раз в неделю.

Больше Рэйчел не могла сдерживаться – смех её наполнил салон лимузина, так, что Осоргин в недоумении оторвал взгляд от дороги и уставился на пассажирку.

Лондон. Май 1934 г

А это, похоже, не кто иной, как Иосида, подумал Гурьев, незаметно рассматривая чопорного, полноватого и круглолицего человека во фраке и женщину рядом, в тёмно-бордовом кимоно, качество шёлка и тщательность выделки которого были им по достоинству оценены, и традиционной причёской. Как можно поверить в такую удачу, — или в то, что это случайность?! А ведь это всего лишь второй ваш выход, мистер Гур. Вам не кажется, что вам уж слишком мягко стелют?

— Следующую партию я хочу играть с японцем, — Гурьев произнёс это, почти не разжимая губ и не глядя на Рэйчел.

Тем не менее, она едва не подпрыгнула:

— С мистером Иосидой?!

— Да.

— Но… Я не понимаю…

— Леди Рэйчел. Я всё вам когда-нибудь объясню. Не сейчас.

— Всё-таки вы шпион, — Рэйчел была рассержена не на шутку.

— Я дал слово, что это не так, — Гурьев улыбался, и его странно посветлевшие – ещё более, чем обычно, — глаза смеялись. — Шпионаж – это не мой масштаб. Слишком мелко. Леди Рэйчел.

И опять она ему поверила:

— Хорошо, — ресницы Рэйчел дрогнули, и у Гурьева в сердце царапнул крошечный коготок. — Я попробую. Учтите, это будет нелегко.

— Не сомневаюсь, — он вздохнул, как показалось Рэйчел, сочувствуя ей.

Партия закончилась, ко всеобщему удовольствию, выигрышем японца. Рэйчел, уже догадавшись, что Гурьев просто-напросто помнит все карты до одной и элементарно, к тому же – с невероятной скоростью вычисляет расклады на руках партнёров после двух, много – трёх, ходов, была потрясена. И не столько тем, что они не выиграли, сколько изяществом, с которым Гурьев сдал партию дипломату. Эта игра продолжалась долго, значительно дольше, чем за другими столиками. В том, что Гурьев – сильный противник, Иосида отдавал себе отчёт. Правда, не полностью. Гурьев, сбросив оставшиеся карты рубашками вниз, поднялся, согнулся почти пополам в поклоне и произнёс:

— Это была большая честь для меня, Иосида-сама. Пусть ваше превосходительство не сочтёт это грубой лестью. Немногие могут записать себе на счёт такую победу. Я чрезвычайно польщён и горд, что мне посчастливилось сразиться с вами, Иосида-сама.

И Гурьев поклонился ещё раз.

Стараясь не выдать своего замешательства, дипломат поклонился в ответ:

— Ваш японский великолепен, Гуро-сан. Позволено ли мне будет называть вас так?

— Именно так называют меня мои японские друзья, Иосида-сама.

— Не будет ли бесчестием для вас, Гуро-сан, удовлетворить моё любопытство? Откуда у вас такой ясный сацумский акцент?

— О, нет, разумеется, нет, Иосида-сама. Мой учитель, Мишима Нисиро-о-сэнсэй, буси из клана Сацумото. Это он научил меня практически всему, что я знаю. Этот достойнейший воин много лет был членом нашей семьи. Именно ему я обязан своими более чем скромной осведомлённостью в японском и некоторому представлению о земле богов и её жителях, Иосида-сама.

Иосида снова учтиво поклонился, полностью овладев собой:

— Пожалуйста, обращайтесь ко мне по имени. Я буду чрезвычайно счастлив видеть вас своим гостем, Гуро-сан. Ваши познания в карточной игре, столь популярной среди моих британских друзей, потрясли меня. Пожалуйста, не возражайте. Я смею надеяться, что вы почтите своим вниманием мой скромный дом и будете столь щедры и любезны, что согласитесь дать мне, новичку, несколько уроков, которые будут для меня совершенно бесценны. Прошу вас, Гуро-сан.

— Вы несказанно добры и необычайно снисходительны к моим познаниям, Сигэру-сама. Конечно же, для меня будет огромной радостью вновь встретиться с вами и принять поражение из ваших рук, как награду. Благодарю вас, Сигэру-сама.