Богатые наследуют. Книга 1 - Элизабет Адлер

Когда в очередной раз папочка не вернулся домой, Поппи была напугана до смерти – она даже не могла плакать, она просто затравленно смотрела на хозяйку меблирашек в Питтсбурге, сказавшую девочке, что послали за чиновником из управления по благосостоянию. И на этот раз, когда ее забирали, она молча подчинилась, как и унизительному осмотру и напяливанию на нее серого балахона и уродливых деревянных башмаков. Но она отказывалась произнести хоть слово, отворачиваясь, когда к ней обращались с вопросом и до боли стискивая зубы. На этот раз папочка отсутствовал две недели, и Поппи уже почти потеряла надежду, когда он вдруг появился.

– Я перерыл весь город, пока нашел тебя, моя девочка, – сказал он весело, когда она дрожа прижималась к нему.

Это опять случилось в Нью-Йорке, затем – в Бостоне, и Поппи стала смертельно бояться того момента, когда Джэб выходил из двери комнаты – ей казалось, что он уходит навсегда. Она стала думать, что каждые несколько недель будут заканчиваться в приюте. Она или молча подчинялась тамошней дисциплине и персоналу или с бурными слезами ярости, считая дни и ночи, пока Джэб не находил ее опять. Но он никогда не давал ей никаких объяснений – почему он не возвращается в отель вовремя, или где он пропадает. Поппи часто думала: неужели же его дела такие важные, что он не может вернуться и забрать с собой «свою девочку».

Неожиданно дела пошли лучше. Было лето, и они вернулись в Филадельфию, остановившись в помпезном отеле. На Джэбе был новый красивый костюм, и он повез Поппи в большой магазин, где она выбрала себе два новых платья, яркое голубое пальто и прехорошенькие маленькие темно-голубые ботиночки с алыми шнурками. Позже, она с удовольствием купалась в массивной белой ванне с ножками в виде львиных лап, неистово соскребая с себя грязь, которая, казалось, приросла к ней после стольких ночей в дешевых отелях, и вытиралась огромным белым пушистым полотенцем. Она сидела, тихая и счастливая, пока папочка расчесывал ее длинные рыжие волосы и пока они не высохли и не стали виться крупными кудряшками.

Когда папочка пошел к парикмахеру в отеле, она сидела и смотрела, и ей казалось, что парикмахер включил слишком горячую воду, которая может обжечь папочку. Она завороженно наблюдала, как он подносил длинную сверкающую бритву к лицу папочки, и его кожа становилась гладкой и розовой. Она попробовала помазать ароматным эликсиром свою шею, растирая его так, как делал парикмахер и нюхая потом ладони, пахнущие сандаловым маслом.

Потом папочка удивил ее, сказав, что сегодня – седьмой день ее рождения и он собирается отвести ее на обед в большой ресторан. Поппи вдруг ощутила себя важной дамой – взрослой и хорошенькой в своем новом голубом шелковом платье с красивым воротничком из французского алансонского кружева. Все официанты стояли наготове возле нее, и папочка сказал, что она может заказать себе все, что захочет. Затем ей принесли небольшой торт с семью свечами и надписью – Поппи, сделанной голубым по белоснежному крему. Она с грустью подумала как было бы хорошо, если б все папины друзья были здесь, как в старые времена в Сан-Франциско.

Она уже почти совсем засыпала, когда Джэб привез ее домой в тот вечер.

– Ну, моя подросшая дочка, – весело усмехнулся он, когда Поппи, усталая и счастливая, упала на подушки. – Скорее засыпай.

Он завернул ее старую тряпичную куклу в салфетку, дал ей этого импровизированного младенца и поцеловал девочку.

Ее глаза уже почти закрывались, когда он прокрался к двери.

– Скоро вернусь. – Сказал он, посылая ей воздушный поцелуй.

Прошло три дня, прежде чем администрация отеля обнаружила, что Поппи – одна. Управляющий был очень добр к ней; он поселил ее в маленькой собственной комнатке и следил, чтобы она была накормлена и находилась под присмотром. Но через неделю он понял, что Джэб не вернется. И тогда он позвал чиновника.

Поппи не плакала – она просто молча сидела в экипаже и ждала, когда ее привезут в очередное место заключения. Она больше не сердилась на папу, она была просто растеряна и напугана. И очень, очень одинока.

Там, куда ее привезли, она делала то, что ей велели, подчиняясь правилам без вопросов. Она смотрела в пол – никогда на других детей или на начальницу и ее персонал. Она просто считала дни по-французски – на единственном языке, на котором она знала числа, и ждала, когда за ней приедет Джэб.

Но проходили недели, и Поппи сбилась со счета – дальше она не умела считать, и дни превратились в сплошную серую массу, состоящую из запахов заведения, холодной невкусной пищи, бесконечных уроков чтения, письма и арифметики, от которых у нее болела голова. Однажды утром Поппи окинула взглядом большую холодную классную комнату и поняла, что на этот раз папочка не собирается возвращаться и забирать ее отсюда – она останется здесь навсегда. Отодвинув свой стул, она изо всех сил швырнула его на пол и с криком выбежала из класса.

Начальница О'Двайер была добросердечной женщиной, которая стала присматривать за брошенными детьми после того, как поняла, что никогда не выйдет замуж и поэтому у нее не будет своих собственных детей. Она была предана этому непростому делу – выдерживала длительные, напряженные сражения с властями за лучшие условия содержания своих маленьких питомцев и искренне заботилась о том, чтобы они были не просто сиротами или брошенными детьми, жившими в казенном заведении. Когда Поппи, с красным от слез лицом и большими глазами, была приведена к начальнице раздраженным учителем, О'Двайер предложила ей сесть и успокоиться, а потом рассказать, что случилось.

– Я не хочу оставаться здесь! – выкрикнула Поппи, сердито глядя на нее.

– Бедная девочка, – сказала начальница мягко и бережно. – Никому не хочется оставаться здесь. Но это – единственный приют для сирот и брошенных детей. Это – дом для бездомных, моя дорогая.

– Но я – не бездомная! – неожиданно громко закричала Поппи. – Я живу в доме Мэллори на ранчо моего папы в Санта-Барбаре. Оно называется ранчо Санта-Виттория. Мой папа, наверное, сейчас там…

Брови Поппи сдвинулись в отчаянии, когда она подумала о своем папочке, пытаясь мысленно поместить его в дом Мэллори, но каким-то образом картинка не вырисовывалась. Начальница была права. Поппи с тоской вспомнила счастливую сценку, которую она тайком подсмотрела так давно, и свою встречу с Ником Константом в кондитерском магазине, и на ее лице неожиданно появилась надежда.

– Ник Констант должен знать, где папочка, – сказала она серьезно. – Он – мой друг. Он знает, что я – не бездомный ребенок. Пожалуйста, о, пожалуйста, не могли бы вы его просто спросить? Не могли бы вы ему сказать, где я нахожусь?