Любовь за вредность - Татьяна Герцик

— Помню, помню, очень, очень терпеливая девочка… Но тогда у нас ничего не получилось. Решили попробовать еще раз?

Ха, решила! Да будь моя воля, я бы их всех за километр обходила. Евгений, сидевший рядом со мной, сразу сообразил, о чем я думаю, сделал невинное лицо, и мне захотелось стукнуть его по носу.

Профессор увел меня на осмотр в смежную комнату. Смотрел он очень мягко, но мне все равно было больно. Покачав головой, он выпустил меня обратно, снял перчатки, вымыл руки и вышел за мной. Сел за стол, внимательно просмотрел анализы и неопределенно покряхтел. Я почувствовала, как рядом со мной напрягся Евгений. Наконец профессор поднял голову и произнес:

— Трудный, очень трудный случай. Но попробовать можно…

Я немедля встряла в его монолог:

— А сколько процентов успеха, профессор?

Он пожевал губами, что-то прикинул и выдал:

— Процентов пятьдесят. Но и это хорошо. Раньше, когда не было теперешних возможностей, шансы вовсе отсутствовали.

Евгений настойчиво сжал мне руку, заставляя делать то, что мне вовсе не хотелось, и я дрогнувшим голосом спросила:

— А это очень больно?

Профессор пояснил:

— Совсем не больно. Операция делается под наркозом, так что боль будет потом, после. Но небольшая. Вот в сексе, естественно, придется сделать перерыв. Вы ведь ведете нормальную половую жизнь? — И посмотрел на моего спутника.

Евгений осклабился, но нашей тайны не выдал.

— Конечно.

— Это хорошо, — кивнул профессор и пустился в такие рассуждения с заумными медицинскими терминами, что я тут же отключилась.

В общем, эндоскопическую операцию назначили через неделю. Профессор решил делать ее сам, хотя оперировал только больших шишек. Но моя история его чем-то зацепила, и он решил мне помочь.

Предупредив директора и подчиненных, что меня не будет где-то около недели, я приготовилась к нелегкому испытанию. Словам профессора о безболезненной операции не поверила, не столь уж я наивна. На всякий случай сбегала в соседнюю церковь, поставила свечку Пресвятой Богородице — вдруг поможет? В моем положении не стоит пренебрегать чудесами…

Утром за мной заехал напряженный Евгений, и через двадцать минут я была в приемном покое. Здесь моего спутника отсеяли за непригодностью, и он растерянно смотрел мне вслед, пока я не скрылась в палате. Там меня переодели в грубую серую рубаху, едва прикрывающую бедра. Пара строгих медсестер с похоронным видом провела меня по бесконечным коридорам в предоперационную, придерживая под локти с двух сторон. Явно для того, чтобы я не сбежала; видимо, были прецеденты.

Профессор придирчиво меня оглядел и строго указал медсестрам:

— А где бахилы?

С меня сняли мои домашние, греющие не только ноги, но и душу, мягкие тапки и взамен завязали белые длинные носки. По скользкому полу я с трудом прокатилась до высоченного операционного стола с подставленной лесенкой. Сверкая ягодицами, взобралась по ней в окружении то ли четырех, то ли пяти мужиков в белых халатах. В голове сердито мелькнуло — и к чему их столько? Но возмутиться как следует не успела: мне на лицо положили маску, и все удаляющийся голос стал размеренно считать: раз, два, три…

Проснулась я в палате. Рядом сидел обеспокоенный Евгений и смотрел на меня со смесью нежности и тревоги. Во мне немедля вспыхнуло чувство возмездия. Ну почему я должна страдать, чтобы потрафить самолюбию этого индюка? У него исказилось лицо, но он широко мне улыбнулся.

— Да пусть индюк, я согласен! Как ты себя чувствуешь?

Я прислушалась к себе. Боль была, от этого никуда не денешься, но не такая сильная, как обычно бывало в мои критические дни. От напряжения я даже не заметила странности в нашем разговоре — Евгений отвечал на мои мысли, что было вовсе необъяснимо, если только он не заделался телепатом… Облизав пересохшие губы, сообщила, что чувствую я себя вполне сносно. Евгений, заметивший мой жест, поднес к моим губам маленький чайничек с соком, и я немного попила. Настроение сразу улучшилось. Как мы все-таки зависим от потребностей тела!

Он согласился:

— Конечно. Но тело и радостей много приносит, ты так не считаешь?

— Ну, не знаю. Мне мое тело больше неприятностей приносит… — Тут я спохватилась: — Я что, говорю вслух?

Он ухмыльнулся.

— Ну да. Это бывает после наркоза. Много разных веселостей, между прочим.

— Ну, это для меня не новость. Я и в обычное время много несуразностей лепечу. Лучше расскажи, как прошла операция?

Он нахмурился и нервным жестом провел по моей голове.

— Сложно. Хорошо, что делал сам профессор. Как он сказал, все было перекручено. Он спаек убрал — не сосчитать. Хорошо, что аппаратура в клинике новая…

Я с сомнением посмотрела на темнеющее за окном небо.

— Сколько времени шла операция?

— Почти пять часов…

— Вот это да! Представляю, как устали хирурги. Но что сказал профессор?

— Он считает, что результат хороший. — Он поднес мою ладонь к своим губам, поцеловал и сказал: — Спи! Ты так устала…

Я и в самом деле чувствовала сильную усталость. И с чего бы это? Я же спала… Посмотрев на его тени под глазами, которых я никогда прежде у него не видела, я поставила ультиматум:

— Поезжай домой, тогда я усну. А то ты меня отвлекаешь от качественного полноценного сна…

Он усмехнулся и с облегчением погладил меня по щеке.

— Ёрничаешь? Ну, значит, тебе полегче. Ладно, поеду на работу, там меня ждут… — Он наклонился, приложился к моей щеке, как к чудотворной иконе, и ушел.

Закрыв глаза, я расслабилась, и меня посетила очень приятная мысль: а что, если все будет нормально? Сможем ли мы с Евгением стать хорошей парой? Обдумать эту идею не успела: уснула, даже не осознав, что лежу на спине, чего с малолетства делать не могла.

После больницы наши отношения с Евгением перешли в новый этап. Он решил, что теперь я поступила в его полное распоряжение, и вел себя соответственно. Я еще не очень хорошо себя чувствовала, поэтому раздражалась по поводу и без. Правда, мое недовольство почти утихло, когда пришедшие критические дни не доставили мне никаких существенных неудобств. После этого он задрал нос и стал настаивать на скорой свадьбе. Это меня пугало. Быть в центре внимания — это не для меня. Но он был непоколебим.

Как могла, я сопротивлялась его напору. После очередного безрезультатного спора Евгений задумался, оценивающе посмотрел на меня и уехал, ничего не сказав, что было по меньшей мере странно. Что он задумал?

Это выяснилось скоро. В субботу мы с мамулей заканчивали стряпать любимые нами рыбные пироги, когда раздался телефонный звонок. Я взяла трубку.