Власть без славы - Иван Лаптев

Такие вот у нас были преподаватели химии, изучавшие и книги Б. Суварина, выпуска 1935 года, и мемуары генерала де Голля, и религиозно-мистическую русскую философию и даже работы Л. Троцкого, в 1988 году еще малодоступного, и очень многое другое, что содержалось либо в записках, подготовленных в отделах ЦК КПСС, либо в книжках, рассылаемых по специальному списку под грифом «Сов. секретно».

Конечно, от Нины Андреевой в этой статье была только подпись, хотя последующие действия автора показали, что она полностью разделяет идеи, под которыми поставила свой автограф. Статья готовилась в аппарате ЦК КПСС, дорабатывалась в редакции, «помогали» автору весьма квалифицированные гости, выезжавшие в Ленинград. Но дело не в этом.

В день выхода письма-статьи нас, редакторов центральных газет, руководителей телевидения и радио собрал в своем кабинете Е. К. Лигачев. Примерно полчаса разговор шел о работе прессы, о проблемах перестройки. Потом Лигачев не выдержал:

— Я вот сегодня в «Советской России» статью прочитал — письмо Нины Андреевой. Замечательное, скажу вам, выступление! Читали?

Все молчали. Молчал и я, хотя статью прочитал и уже утром в 10 часов на ежедневном заседании редколлегии сказал, что, видимо, началась открытая схватка и каждый из нас должен самостоятельно сделать свой выбор. Кузьмич между тем продолжал:

— Прошу вас всех руководствоваться положениями этой статьи. И это не только моя позиция!

Разъезжались мы по редакциям озадаченные. Горбачева в это время в Москве не было, он как раз 13-го улетел в Югославию. Яковлев находился с визитом, по-моему, в Монголии. Может быть, статья была с ними заранее согласована? Среди интеллигенции началась паника, значение статьи, опубликованной в органе ЦК КПСС, а тогда «Советская Россия» была в таком статусе, все понимали хорошо. В периферийные газеты через ТАСС ушло указание перепечатать статью. Партийные комитеты начали обсуждать ее на собраниях и семинарах. Позже оказалось, что некоторые первые секретари самостоятельно распорядились перепечатывать статью во всей прессе, вплоть до «районок» и провести обсуждение обязательно и повсеместно. По стране подуло очень холодным ветром.

Примерно через неделю Горбачев и Яковлев вернулись, но никакой реакции от них не последовало. Я позвонил Яковлеву, осторожно спросил, что происходит. «Перетягиваем канат», — коротко ответил он. Стало ясно, что ситуация суровая.

К этому времени мы уже знали — журналисты всегда первыми успевают на запах жареного, — что некоторые члены Политбюро, другие партийные бонзы звонили Нине Андреевой, поздравляли и благодарили ее за статью. Кое-кто из них, например В. И. Воротников, прямо сказал Горбачеву, что статья может служить «эталоном». Как коротко отмечает бывший генсек в своих мемуарах «Жизнь и реформы», другие дружно поддержали его.[21] Лодка уже почти черпала бортом воду.

Два дня, 24 и 25 марта, Политбюро обсуждало эту статью, такое она имела значение для тех дней. Под давлением Горбачева, поддержанного Рыжковым, Шеварднадзе и Яковлевым, «читатели и почитатели» статьи стали «отрабатывать назад». В. И. Воротников сказал, что ему «так показалось», Л. Н. Зайков заявил, что вовсе не давал указаний обсуждать ее в московских парторганизациях, А. А. Громыко и В. М. Чебриков перевели разговор на проблемы единства партии, их поддержал Е. К. Лигачев, выступив за сохранение единства в Политбюро. М. С. Соломенцев сообщил, что «еще раз внимательно прочитал» и понял, что статья односторонняя. В. В. Щербицкий зацепился за термин «контрреволюционная нация» и сказал то, о чем все старательно умалчивали, а именно, что за публикацией стоит не только Андреева, а определенная группа, излагающая «явно не наши позиции». Д. Т. Язов доложил о единстве Вооруженных Сил, но закончил тем, что печатью надо руководить. И так далее — выступили практически все члены Политбюро и кандидаты в члены. Статья была признана ошибочной, газета «Правда» получила поручение дать на нее серьезный и принципиальный ответ.[22]

Но, как обычно, общественность об этом не знала. Статья для «Правды» готовилась долго и была опубликована только 5 апреля. Отбой обсуждениям давать не торопились, и кое-где они все еще шли, выявляя тот факт, что сторонников постоять за товарища Сталина и за научную идеологию у нас в стране большинство.

Я тоже не знал ни об обсуждении на Политбюро, ни о поручении «Правде», хватало своей газеты. За 3–4 дня перед публикацией, помню, это была суббота, что для редакторов «Правды» и «Известий» не имело значения — газеты выходили в свет все 7 дней недели, позвонил Яковлев и попросил заехать. Я помчался на Старую площадь. АЭН, как мы его между собой называли, показал мне набор статьи «Принципы перестройки: революционность мышления и действий».

— Вот тебе один оттиск, — сказал он. — О конфиденциальности не говорю, сам все понимаешь. Можешь пройти весь текст, как считаешь нужным, — что-то снять, а лучше добавить и уточнить. Завтра в это же время жду тебя.

В редакции я, прежде всего, разыскал Н. Д. Боднарука, о котором уже упоминал. Закрылись в кабинете, сели читать. Статья нуждалась в довольно серьезной правке, многие позиции требовали большей определенности. Взялись за работу, осложняемую тем, что и привлечь к ней никого не могли, и без машинистки обойтись было невозможно. Взяли машинку у помощников, печатали сами, благо для обоих это было когда-то обычным занятием. Чуть ли не к утру закончили. Прочли еще раз — можно отдавать Яковлеву.

5 апреля вся читающая страна ознакомилась с ответом на выступление Нины Андреевой. Все основные идеи и задачи перестройки были подтверждены со всей определенностью. Гласность вновь получила недвусмысленную поддержку. Те, кто умел анализировать эзопов язык политических текстов, поняли, чья взяла. Интеллигенция, прочитав, что мы «твердо и неуклонно будем следовать революционным принципам перестройки: больше гласности, больше демократии, больше социализма», вздохнула с облегчением. Хотя тут же принялась шуметь о том, какой вред нанесла публикация «Не могу поступаться принципами» делу обновления страны и почему Политбюро так долго молчало — с 13 марта по 5 апреля!

Боюсь, что все мы недооценили тогда выступление Нины Андреевой. Консервативная часть КПСС обнаружила, что там, в верхах-то, у нее есть единомышленники и вожди, что Горбачев не так уж и владеет ситуацией. Статья стала идейной платформой консолидации этих сил, первые секретари ряда обкомов начали создавать некие идеологические анклавы антиперестроечного, а затем антигорбачевского направления. Глубочайшая трещина прошла через все политические установки Центра, вдруг раздвоившегося в восприятии советской общественности. Непререкаемый тогда авторитет печатного слова, усиленный желанием широких слоев населения, особенно старших поколений, именно такое слово прочитать или услышать, так тряхнул всю систему еще только формирующихся установок на перестройку, что многие, очень многие люди с этими установками расстались. Консервативная же часть номенклатуры получила инструкцию сопротивления перестройке, которое теперь можно было организовывать во имя руководящей роли пролетариата, защиты нашей великой истории и ведущего положения партии, следовательно, и самой номенклатуры.