Угол белой стены - Аркадий Адамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лобанов, помедлив, спросил:
— Петр Данилович, почему вы боитесь назвать Ивана?
Семенов бросил на него затравленный взгляд:
— Я… я не боюсь… Я просто… не знаю, что отвечать… У меня голова кругом идет. Никогда еще не попадал в такое положение…
— Верю. И я вам скажу, что отвечать. Это вам сейчас посоветовал бы и любой добросовестный адвокат: отвечайте правду, только правду. Это для вас сейчас самое выгодное.
— Правда?… — нервно переспросил Семенов. — Ну пожалуйста! Пожалуйста! Я видел Ивана! Там, на вокзале, в толпе. Он мне указал того парня. Глазами указал, правильно! И все. Исчез. Больше я его не видел, клянусь вам!
Семенов тыльной стороной ладони вытер испарину со лба и откинулся на спинку стула.
— Когда Иван был у вас последний раз, он не говорил, есть у него в городе еще знакомые?
— Нет, не говорил.
— Где они тогда собирались ночевать?
— В гостинице, насколько я помню.
«Да, так оно и было», — подумал Лобанов.
— А в первый свой приезд где он ночевал?
— У меня. Он тогда ничего не привез.
— Договаривался?
— Вот именно. Это… это, я вам скажу, страшный человек… Он может на все пойти… Ему человека убить, что плюнуть. Да, да…
Семенова всего трясло от страха, он расширенными глазами смотрел на Лобанова и никак не мог запахнуть халат дрожащими руками, пальцы не слушались его.
«Какая же ты мразь», — брезгливо подумал Лобанов.
— Вам уже нечего его бояться, — сказал он.
Разговор был окончен. Больше Семенов ничего не мог сообщить, даже если бы хотел. Так, по крайней мере показалось Лобанову, ибо, сам не замечая этого, он торопился, слишком торопился, и под конец этого трудного разговора думал уже совсем о другом.
Семенов, еле волоча Шлепанцы и придерживая худой рукой расходившиеся полы халата, вышел из комнаты. А спустя минуту вслед за ним вышел в коридор и Лобанов. «Надо все-таки ее повидать», — в который уже раз подумал он.
И сразу увидел Волошину. Она стояла невдалеке, около окна, и разговаривала с низеньким, полным человеком в очках и белом халате, из кармана которого высовывались резиновые трубочки стетоскопа.
Лобанов нерешительно двинулся в их сторону.
— Здравствуйте, Наталья Михайловна, — подходя, произнес он.
Волошина с улыбкой кивнула ему:
— Здравствуйте. Я сейчас освобожусь, одну минуточку.
— Ну, я пойду, коллега, — сказал человек в очках. — Мне надо еще проконсультировать у хирургов. А вы, — он поднял пухлый розовый палец, — обратите внимание на его кардиограмму. Она мне решительно не нравится. Полагаю, Евгений Васильевич напрасно самоуспокаивается.
— Конечно, Семен Яковлевич. Мне она тоже не нравится.
— Прекрасно. Мы будем с вами союзники, — галантно поклонился толстяк. — Это меня успокаивает.
«Чего он выламывается?» — неприязненно подумал Лобанов и тут же устыдился своих мыслей. «Только не будь уж окончательным болваном», — сказал он себе.
— Вы мне хотели что-то сказать? — спросила Волошина, когда ее собеседник удалился.
— Я… Я много хотел вам сказать, — неожиданно для самого себя сказал Лобанов.
Она рассмеялась:
— Много не удастся. Мне надо ехать в горздрав.
— Правда? Так я вас подвезу. Можно?
— О, это будет замечательно. Я уже опаздываю.
— Все. Я вас жду. Там, в саду.
— Да, да… Я сейчас.
Выйдя из больничного корпуса, Лобанов глубоко вздохнул и оглянулся. «Что же это такое? — растерянно подумал он. — Неужели она сейчас выйдет ко мне?» Он вдруг так заволновался, словно должно было произойти событие необычайное.
А когда Наташина фигурка в темном пальто с пушистым белым воротником и в белой вязаной шапочке появилась из двери, Лобанову показалось, что ничего прекраснее он не видел, он даже задохнулся от внезапной радости и несмело пошел навстречу.
В этот момент Наташа чуть поскользнулась, и тогда Лобанов осторожно взял ее под руку. Лобанов не узнавал самого себя: он не мог начать разговор.
— Вы все успели сделать? — спросила Наташа.
— Да. Конечно, — ответил Лобанов.
Если бы он знал, что самого главного вопроса он так Семенову и не задал, хотя, как показали дальнейшие события, задать его следовало непременно.
Черная, сверкающая «Волга» с двумя желтыми противотуманными фарами впереди и дополнительной штыревой антенной вылетела на улицу Горького и, сделав крутой разворот, стремительно понеслась вверх, к площади Пушкина, легко обгоняя двигавшийся в том же направлении поток машин.
Около площади Маяковского машина свернула вправо, на Садовое кольцо, которое москвичи называют так лишь по привычке, ибо давно уже не осталось там садов и бульваров, и само кольцо, укатанное асфальтом, превратилось в широкую скоростную транспортную магистраль с подземными тоннелями и виадуками.
Черная «Волга» птицей пролетела огромный виадук над Садово-Сухаревской, чуть притормозила, затертая другими машинами, возле Колхозной площади, а потом возле Лермонтовской.
— Никакой езды не стало, — досадливо проворчал молодой паренек-водитель.
— Погоди. То ли будет, когда «Жигули» пойдут и новый «Москвич», — усмехнулся Коршунов.
— Сергей Павлович, — наклонился к нему сидевший сзади Светлов, — уточнить бы приход поезда.
— Через три часа он должен быть в Рязани. А мы — через два с половиной. Так, что ли., Гена?
— Так точно, Сергей Павлович, — кивнул водитель, не отрывая напряженного взгляда от ветрового стекла. — Только бы из Москвы выскочить, долетим быстрее электрички.
— Гена-то не подведет, — заметил Светлов. — А вот поезд, шут его знает. С ним могут и напутать.
Коршунов поправил теплое мохеровое кашне, выбившееся из-под расстегнутого пальто, и сдвинул с потного лба пушистую меховую шапку.
— Ну и печка у тебя, — проворчал он и уже деловым тоном добавил: — Сейчас узнаем насчет поезда.
Он снял трубку радиотелефона, нажал на одну из клавиш и негромко спросил:
— Заробян? Коршунов говорит. Как там наш поезд? Уже прошел?… Ага. Понятно. Следующая где?… Так. Подключи меня в свою сеть и дай линейное отделение там. Потом мне нужна будет Рязань. Что у тебя еще? Так. Правильно. Ну давай. Жду.
И, не отрывая трубку от уха, он сказал Светлову:
— Их ребята уже в поезде. К нашему приезду кое-что выяснят. — И тут же снова произнес в трубку: — Дежурный? Коршунов говорит…
Пока Коршунов вел переговоры, машина проскочила несколько бесконечно длинных улиц и, чтобы расчистить себе дорогу, сдержанно сигналила у перекрестков, где ее неизменно поджидал уже желтый глаз светофора, затем нырнула под кольцевую магистраль, опоясывающую Москву, и, набирая скорость, вылетела из города.
По сторонам замелькали пригородные поселки, потянулись заснеженные поля и унылые, продуваемые ветром безлистые березовые рощи. Но на взгорках, припекаемых солнцем, уже проступила бурая прошлогодняя трава в слюдяных корочках тающего снега. В сыром, облачном, небе с криком носились стаи гадок и ворон. По Подмосковью шла весна.
Машина со свистом летела по пустынному, прямому, как стрела, Ново-Рязанскому шоссе.
— Сто двадцать, это подходяще, — одобрительно заметил Светлов. — Так, пожалуй, успеем.
— Проблема для нас не успеть, проблема найти, — сказал Коршунов, не отрывая глаз от дороги.
— А ты узнаешь этот чемодан?
— Узнать не трудно, — махнул рукой Коршунов. — В крайнем случае попросим открыть. Хуже, если с ним уже сошли. Но и это узнаем. Главное — переговорить с людьми. Не может быть, чтобы Трофимов всю дорогу молчал. О чем-то он говорил со своими попутчиками, на первый взгляд, может быть, о самом пустяковом. Точнее, на их взгляд. Надо, чтобы они вспомнили каждое его слово. И вторая задача: установить, где ехал тот, второй, как вел себя в дороге, что говорил. Это будет потруднее. И все надо успеть, выяснить, пока поезд не придет в Москву. Вот ведь что.
— Задачка, — покачал головой Светлов.
— Еще не самая трудная, — засмеялся Коршунов.
Невдалеке проплывали еще безлюдные дачные поселки. Потом к самому шоссе подступили деревни с каменными зданиями магазинов и клубов. Над крышами высоко поднялись неуклюжие телевизионные антенны, раскинув, словно для равновесия, длинные поперечные планки. Чем дальше от Москвы, тем антенны становились все выше. Забрызганные первой весенней грязью тяжелые машины с урчанием выбирались на шоссе. По обочине бежали стайки ребятишек с портфелями, возвращаясь из школы.
«Витька небось тоже из школы пришел, — подумал Сергей, взглянув на часы. — Чего он там себе разогревает? Лена-то на репетиции, потом спектакль. А бабушка только вечером придет… И до тех пор за уроки не сядет, конечно. Ну, жизнь у парня…»
Сергей, по-прежнему не отрывая взгляда от дороги, закурил.