Заговор обезьян - Тина Шамрай

Фургон и грузовик уже отъехали, теперь у автоматов другие машины, но что там между ними виднеется, что-то яркое. Нет, не может быть! И ещё не веря себе, он сдвинулся на метр влево, потом ещё, ещё… И увидел и самосвал, и шофёра. Дверца кабины была открыта, и Анатолий там сидел, свесив наружу длинные ноги. И сам собой вырвался вздох облегчения… И ничего не облегчения, просто глубоко вздохнулось и только! Да и чему, собственно, радоваться? Ну, приехал шофёр, как обещал, ну, ждет и что? А в кузове можно спрятать целый взвод автоматчиков. Да какие автоматчики, там доски, видишь, доски и никаких данайцев. Не спеши! Не спеши! — пытался он определить какие-то признаки опасности в поведении шофёра, но тот, опустив голову, читал газету, время от времени встряхивая листы, вот посмотрел на часы, почесал переносицу. Нервничает? Но кто и нервничает, так это он сам.

Нет, он уже не думал о засаде — так можно и с ума сойти, хотелось только понять мотивацию постороннего. Отчего это вдруг совершенно незнакомый человек захотел помочь? Проникся сочувствием? В это не верилось, и не потому, что не хотелось обмануться, априори был уверен: сочувствовать могут только те, кто знает причины многолетнего преследования. А таких единицы. И потом, сочувствие — это одно, а деятельная помощь — совсем другое…

Но, может, дело в другом? Сам человеческий тип, что являл собой друг Доры, был чужд и неприятен, и идти на контакт, да ещё в такой ситуации, решительно не хотелось. Особенно неприятен был панибратский тон. Этот друг без всяких церемоний сократил расстояние, что бывает между абсолютно чужими людьми. Ну да, прищемил твой гонор! Ты тоже хорош! Всё ещё тешишь себя иллюзией избранности. Этот парень — шофёр как шофёр, что ты от него хочешь? Понять хочется, понять! А что, если это такой изощрённый способ манипулирования? И вся эта распахнутость и открытость — только маска? В самом деле, прикинуться своим парнем, наобещать с три короба… И ведь подействовало, подействовало! Он и речку переплыл, и до Первомайского доехал, и к заправке вышел. Теперь бы только до станции доехать, а дальше он сам, сам… Доберётся до другой территории, это ведь недалеко, а там всё и закончится. И что ему тогда шофёр! Он и сам не собирается долго прятаться…

Всё это и многое другое говорил он себе, не решаясь выйти из укрытия. Уже и резоны кончились, а он всё наблюдал: вот шофёр кинул на приборную доску газету и взял что-то в руки — телефон? — и, размашисто жестикулируя, минут пять беззвучно шевелил губами. Потом, не отрываясь от разговора, спрыгнул на землю, пошёл вдоль машины и, с раздражением постучав ногой по задним колёсам, скрылся из вида.

Именно это и заставило покинуть укрытие. Только выйдя на открытое пространство, он задеревеневшей спиной ждал опасностей со всех сторон, ждал, что внезапно раздастся команда, и к нему ринутся со всех сторон люди, и надсадный голос выкрикнет: «Руки вверх! Вы окружены…» Никто не выкрикнул. Только рядом вдруг затормозила чёрная большая машина, и в открытое окно кто-то красным лицом выкрикнул: «Эй ты, ебандей, очки протри!»

Это почему-то рассмешило и он, отпрянув от лакового внедорожника, десяток метров, что оставались до самосвала, пробежал весёлой рысцой. И замер у кабины, услышав, как шофёр по ту сторону машины с кем-то отрывисто ругается по телефону. Он не мог разобрать отдельных слов, но скоро понял: разговор был не о нем, совсем не о нем. Через минуту Анатолий вышел из-за машины и, увидев его, как-то безразлично бросил: «Ну, наконец-то!» А потом устало добавил: «Давай в машину».

И хмурое настроение шофера как-то сразу успокоило и, забравшись в душную кабину, он стал извиняться: «Недавно только добрался. Машин совсем не было…» Но шофёр, будто не слыша, сосредоточено тыкал пальцем в кнопки телефона: «При-вет!.. Всё как договаривались?.. С моей стороны никакой задержки…» Потом Анатолий набрал другой номер, а он потянул с приборной доски газету. Только разворачивать её не понадобилось, газета была сложена первой полосой наружу — выпуск за 12 августа. Каким спокойным был тот день, и ничто тогда не предвещало такой перемены, а теперь вот сиди и слушай, как друг Доры треплется по телефону, и что будет не дальше, а через минуту, не стоит и загадывать.

Анатолий всё говорил и говорил, и он в нетерпении вертел головой, пока взгляд не уперся в маленькую фотографию; С солнцезащитного козырька на него в упор смотрел Ельцин. Дед был в аляске и в красном берете, или как там этот цвет называется, и берет был ему к лицу. Впрочем Деду шло всё: и кепка, и шляпа, и берет. В цилиндре он выглядел бы Черчиллем, вот только Черчиллем так и не стал. А жаль… Но утром этого снимка, кажется, не было. Он что, специально повесил? Зачем специально, просто откинул козырёк, там рядом и другая картинка с полуголой девушкой… Но и фотография Деда ни о чём не говорит, как, собственно, и вчерашнее шофёрское ёрничанье по поводу правителя. Есть люди, что всегда против, уже хорошо, что протестует не Сталиным. И не стоит заморачиваться на сей счёт. Но когда шофёр отключил телефон, с языка само соскочило: «А ваш напарник не возражает?» — показал он на седого десантника. И Анатолий, повернув ключ в замке зажигания, раздраженно процедил:

— Какой напарник? Моя машина, кого хочу, того и вешаю. Могу и тебя повесить.

— Спасибо. Меня не стоит! — И было совершенно не понятно, чем так недоволен Дорин друг, только ли его задержкой? Но теперь поздно разбираться в нюансах шофёрской психики, раз сам сел в машину, выходит, полностью доверился. А он доверился?

— Теперь так! Зараз прямиком едем до Шилки, — зарокотал над ухом баритон. — Это недалеко, сорок пять кэмэ. Если б я знал, шо ты задержишься, давно б туда сгонял, пиловочник надо сбросить. А то на склад можем и не успеть…

— Извините, задержался… так получилось.

— Проехали! Ну, так от, сбрасываем груз и до поезда свободны, как орлы в полёте! А шо касаемо поезда, то ждать прибытия будем аккуратненько. Зараз патрулей, как собак нерезаных!

Так вот отчего шофёр так озабочен! Теперь понял, во что ввязался? Наверное, и сам не рад, что предложил помощь. Но тогда зачем ждал, почему не уехал?

— Вы знаете, машину, на которой я добирался сюда, останавливал военный патруль, — и, неожиданно для самого себя, беглец пересказал сюжетный поворот недавнего сна. На минуту даже показалось, что всё это было на самом деле…

— Та ты шо! А як же документы?

— Обошлось. Женщина, она была за рулем, сказала, что я её муж и… И документы не спросили, — это уже выговаривалось с трудом. Господи, что он несет? Зачем? Он что, сам не понимает, где сон, где явь? Или таким нехитрым способом успокаивал? Кого — себя, шофёра? Вот, мол, останавливал патруль — и ничего, всё нормально, никто не узнал.

— Не спросили — и хорошо. Ну, шо, поехали! — как-то совсем буднично проговорил шофёр и вывернул машину на дорогу. Скоро они уже были на восточной окраине посёлка: вот и замерший бетонный корпус и сосновые посадки, а за ними марсианский котлован… И здесь Анатолий, не то попросил, не то приказал:

— А давай на койку от греха подальше! Давай, давай, залазь!

Беглец оглянулся: позади него колыхалась тёмно-красная занавеска, и, развернувшись, он бросил на спальное место, прикрытое потёртым ковриком, сумку, потом рывком забрался и сам. Там, в пыльном красном полумраке был тесно и тревожно, и толком не понять, зачем шофёр затолкал его в этот отсек. Что, впереди патруль? Но разве он не понимает, что эти детские игры в прятки не помогут? Вот будет знать, как, не подумав, ввязываться в чужие дела! Но куда едет машина, отсюда он не может ничего контролировать, — всё больше и больше злился беглец.

Но скоро почувствовал, как машина стала замедлять ход, и свистящий шепот приказал: «Лежи там, и носа не показывай!» И вот уже в кабине зашуршала бумага, клацнула и открылась дверца, и чей-то прокуренный голос стал задавать вопросы: «Откуда едешь? Документы на груз!» Анатолий отвечал спокойно, и только за занавеской можно было уловить некую дрожь в его голосе:

— А кого ищете, мужики? Меня уже несколько раз останавливали?.. Подвозил кого?.. Прапорщика подвозил. А что случилось?.. Вояку где высадил?.. Так в посёлке и сошёл… На какой улице?.. А хрен её знает… Больше по дороге никто не попадался?.. А кто надо?.. Мужик такой лет сорока пяти, стриженный, в очках… Не, такого не видел. От самого Могойтуя таких не было. А шо он такого сделал?.. Ничего особенного, бабу грохнул… Так может, и правильно?.. Может, только делать так не рекомендую, ни одна сучка не стоит шконки и баланды… Всё, свободен!

И снова стукнула дверца, и мотор, набрав обороты, сдвинул машину с места, и она поехала. Поехала! Беглец перевёл дух и, не выдержав, отодвинул занавеску. Услышав за спиной шорох, шофёр обернулся и махнул рукой: давай, слазь!

— Ты видел, как они ищут? В машину и не заглянули! А ты боялся! — И беглец, не удержавшись, передразнил: «Это кто ещё боя вся!»