Решала - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ночью мы двинули дальше, уже на полуторке. Доехали до побережья. Там я привёл катер, усадил всех, вплавь добрался до берега, чтобы забрать грузовик, а после вернулся.
Нам повезло встретить караван судов, который шёл из Одессы, эвакуируя раненых и части армии, защищающей город. Когда я фонарём обозначил своё местоположение, к нам рванул малый охотник. На нём тоже хватало пассажиров, но он смог, хоть и с трудом, принять двенадцать человек, которые сидели у меня в катере, по сути, на головах друг у друга.
При этом у меня едва не отобрали катер, хотели на буксир взять. «Щаз-з, – сказал я, – это моё, а иначе подорву». И продемонстрировал противотанковую гранату. Отстали. Вот так мы и разошлись, недовольные друг другом. Куда идут, не сказали – мол, секретно, – но подтвердили, что не в Крым. Брата ждёт госпиталь. Надеюсь, дойдут благополучно.
Прощаясь с Георгием, я выдал ему вещмешок с личными вещами, от бритвы и полотенца до котелка, там же тетрадь и карандаш, чтобы из госпиталя написать письмо матери. От гангрены я его избавил, так что поправится.
До рассвета оставалось чуть больше часа. Поменяв катер на гидросамолёт, я полетел к другому полевому лагерю. Нужно искать отца, и я уже разработал план, как это сделать. Кто мне сможет рассказать о нём, как не его сослуживцы? Поэтому, изучая списки тех, кто попал в плен, я искал бойцов из одного с ним батальона. Номер части я знал, нужную информацию записывал в блокнот.
Сослуживцев отца я нашёл в одиннадцати лагерях. Для автобата это неудивительно: возможно, выполняли задания в разных местах. Я решил увидеться со всеми. Если отец погиб, хотя бы скажут где.
Сел я на пресном озере. До рассвета успел убрать машину и отбежать подальше. И даже поспал.
Ну и дальше работал по одной схеме. Добирался до лагеря и находил старшего по охране; обычно это фельдфебель, но бывает и унтер. Пачка сигарет – и мне давали возможность пообщаться. Я перекрикивался с пленными, ко мне выходили нужные мне люди, и у них я выяснял об отце.
Три захода – и мимо, а вот в четвёртом нашлась зацепка: мне сообщили, что отец в составе колонны был направлен к Николаеву. Сообщил об этом писарь, который сам оформлял наряды и знал наверняка. Примерный круг поисков стал известен. У Николаева находились три лагеря, в которых содержали наших.
Первый заход ничего не дал, а вот во втором лагере я нашёл троих из той самой колонны, в которой находился отец. Они рассказали, что попали в засаду и их колонну расстреляли из танков. Ни одна машина не прорвалась, так как мотоциклисты блокировали все отходы.
Но ни один не мог вспомнить, что было с отцом. В колонне шли три десятка грузовиков, поди вспомни. Зато сообщили точное место уничтожения колонны. Дело было вечером, быстро стемнело, и кто-то смог уйти, пользуясь темнотой.
Этим трём я передал припасы, как и всем тем из батальона отца, с кем общался раньше. Каждому по караваю хлеба, шмату уже нарезанного сала, варёную картошку и яблоки. Немцы разрешали.
А на следующий день я уже был на месте гибели колонны обеспечения. Вскоре нашёл бывший колхозный ЗИС, с которым мобилизовали отца. Это точно он. От него осталась одна рама и часть борта. Он обгорел. Было попадание в кабину, похоже, тридцатисемимиллиметровый снаряд, осколочный. Возможно, и танковый.
Однако никаких следов органики в кабине я не обнаружил. Вообще, смрад разложения ещё ощущался, не всех захоронили. Остов ЗИСа находился метрах в шестидесяти от дороги. Похоже, машины начали разъезжаться, уходя от огня, шофёры и сопровождающие покидали машины. Вот и отцу прилетело. Значит, или тут погиб, или жив.
Вообще, разбитых машин было не тридцать, а меньше, я насчитал около двадцати. Видимо, часть из них эвакуировали. Да и вообще, место боя было подчищено. В стороне на холме стояла деревня. Если отец был ранен, может, кто-нибудь из деревенских помог, укрыл его у себя? Всякое может быть. Стоит разузнать. Я побежал в деревню.
В деревне стояло румынское подразделение. Уже наступил день. Я походил по дворам, расспрашивая об уничтожении колонны. Свидетелей хватало, но об отце никто не мог сказать ничего конкретного.
Я уже покинул было деревеньку, решив, что теперь возьмусь за румын, как вдруг услышал, что меня зовут. Обернувшись, узнал молодую женщину, которую видел в одной из хат, у неё ещё вроде ребёнок, дочка.
Запыхавшись, женщина подбежала ко мне.
– Куда летишь как оглашенный? Кричу-кричу, не останавливаешься.
– Так вроде поговорили уже.
– Как выглядит твой отец? – спросила она. И когда я дал описание, кивнула: – У меня он, в обе ноги раненный. Его товарищ принёс, потом ушёл. Спрятала я его в овине. Боюсь, как бы не нашли, убьют ведь басурмане.
– Надо посмотреть.
Это действительно был мой отец. Он спал, и я постарался его не разбудить. Осматривая его ноги в окровавленных повязках, я негромко сказал женщине:
– Это мой отец. Не волнуйтесь, вы моего батю спасли, а я спасу вас. Вывезу к нашим, есть способ. Даже дом куплю взамен того, что вы потеряете, на хозяйство денег дам.
– А муж как же? Воюет он.
– А что вам мешает сразу после войны сюда приехать и свой адрес оставить. Если муж жив, найдёт. Или письмо отправить с новым адресом. Я вам так скажу: немцам поставили приказ в случае отступления сжигать всё на своём пути и уничтожать население. И когда наши их откинут, немцы побегут, выполняя этот приказ. Можете сгореть вместе с хатой.
Я советую вам перебраться туда, где немцев не будет. Например, черноморское побережье. Геленджик не стоит, его бомбят, там есть военные и гражданские объекты. Может быть, Сочи? Там войны нет. Предлагаю Сочи. Куплю вам домик, денег дам на хозяйство. Вот честно, вы это заслужили. Подумайте, у вас дочка. А там в безопасности будете. У меня самолёт недалеко спрятан, двухместный. Тесно будет, но долетим. Только вещей берите поменьше, много взять не получится.
Тут хозяйку подворья позвали солдаты, стоявшие в хате на постое, и
