Карл XII, или Пять пуль для короля - Борис Григорьев

6 сентября в три часа утра драгуны короля в трех колоннах пошли на штурм. Первым преодолел вал полк Бухвальда, отличившийся еще при кавалерийской атаке под Пултуском. За ним последовали остальные. Некоторая заминка произошла при форсировании рва с водой, там среди шведов были потери, в том числе и среди офицеров. Король шел одним из первых, и никакие увещевания о риске и опасности на него не действовали. (Потом говорили, что под Лембергом была сделана последняя попытка удержать короля от участия в рукопашных боях. Позже такие попытки за их бесполезностью уже якобы не предпринимались.) Город, как и предполагалось, был взят одними драгунами, без пехоты и артиллерии. И Карл, и Стенбок считали, что сопротивление защитников крепости было слишком слабым — во всяком случае, недостойным реноме шведской армии.

В городе начался было грабеж, но он был тут же пресечен королем, в связи с чем в Швецию «полетело» разочарованное письмецо от Магнуса Стенбока к «ангелу-супруге» Еве. Верховный военный комиссар писал, что «...строгий приказ короля сделал невозможным порадовать тебя хорошей добычей, потому что она целиком поступила в распоряжение короля; он приобрел много красивых серебряных вещей, а кроме того, город должен заплатить ему контрибуцию в размере 300 тысяч риксдалеров». Размер контрибуции напоминает нам ту самую сумму денег, которую выпрашивал у короля Станислав Лещинекий. Похоже, Карл перекладывал расходы на содержание своего ставленника на плечи потенциальных его подданных — вполне грамотное и разумное решение. Похоже, но не совсем, потому что при встрече с Лещинским он пожаловал ему лишь половину суммы, а остальную половину оставил при себе. Вероятно, Карл XII был вполне уверен в том, что любовь лембергских горожан к королю Лещинскому непременно воспоследует в любом случае.

Жизнелюбивого воеводу Галецкого сначала не нашли — он куда-то запропастился. На него случайно набрели в помещениях иезуитского монастыря, где он, завернувшись в ночной халат, забился то ли под лавку, то ли под стол и ждал, когда за ним придут. Пришли и вытащили на белый свет. Первый разговор он имел с суровым и непреклонным Стенбоком, который выместил на нем и недополучение трофеев, и холодный прием под стенами крепости (Галецкий на глазах у верховного военного комиссара разорвал на клочки письмо с ультиматумом и растоптал их ногами). Разгоряченный Стенбок «съездил» воеводу по зубам, приговаривая: «Нос jam habebis pro mео manifesto!», что в переводе с латинского означало: «Вот тебе за мое письмо!»[89] Сам Карл XII, обманутый в свое время Галецким в самых лучших своих чувствах, никакого участия в допросе бедного воеводы не принимал.

В истории войн взятие Лемберга шведами стало единственным примером овладения крепостью драгунами.

170 крепостных орудий взорвали, пленных турок и татар отпустили на свободу (что спустя пять лет зачтется Карлу в Бендерах), а подоспевшей пехоте и артиллерии определили под городом место бивуака и поставили задачу: смотреть в оба и не прозевать появления украинских казаков во главе с гетманом Мазепой. Шведы «бивуачили» под Лембергом целых две недели — им так понравились венгерский гуляш и темное густое венгерское вино, что уходить оттуда не хотелось.

А гетман И. С. Мазепа, посланный царем Петром для оказания своему польско-саксонскому союзнику помощи, под стенами Лемберга так и не появился. Узнав о том, что Августа со своим войском там уж и след простыл, он повернул обратно. Один вступать в бой со шведской армией он, естественно, не рискнул, и свидание Ивана Степановича с королем Швеции было отложено еще на четыре с лишним года.

В это же самое время из Лифляндии пришло известие о взятии русскими — все тем же Шереметевым — Дерпта. Карл, как всегда, спокойно принял его к сведению. А еще раньше, в мае этого года, на Чудском озере русскими была полностью разбита и взята в плен эскадра капитана 2-го ранга Лешерна фон Херцфельта. Сам капитан, убедившись в бесполезности сопротивления, взорвал себя вместе с кораблем «Карл». Король прокомментировал этот эпизод следующим образом: «Лешерн погиб, как матрос, но не как христианин». Но худшие новости были еще впереди — Нарва, символ громкой славы короля Швеции: царь Петр все-таки взял ее четыре года спустя после громкого поражения. Когда Карлу принесли известие о падении Нарвы, он, обычно выдержанный и спокойный, просто поперхнулся во время разговора и долго молчал. Остроумные шуточки приближенных в адрес царя, якобы утешавшегося всякими «невинными» забавами на берегу Невы вроде «барачного» города Санкт-Петербурга, уже вряд ли теперь могли улучшить настроение Карла XII. По численности гарнизона, по крепостным сооружениям Нарва ничуть не уступала Торну, а если учесть, что ее защищали шведы под командованием опытного вояки Хорна, то проглотить такую горькую пилюлю сразу король не смог.

Формальную ответственность за военное положение в Швеции и в ее заморских провинциях несла так называемая комиссия по делам обороны, входящая на правах комитета в Государственный совет, но эта комиссия, так живо напоминавшая своим стилем работы Опекунское правительство, занималось одним бумаготворчеством и брать на себя ответственность за кардинальные решения всячески избегала. Еще в 1702 году Стюарт в докладе оборонной комиссии (хотя почему не самому королю?) писал о необходимости введения единого командования и согласованных действий в восточных провинциях, но потом Стюарт умер, и его бумага затерялась в архивах.

Еще хуже, чем комиссия, выглядели правители восточных провинций. После отставки Э. Дальберга и смерти Стюарта там остался один дряхлый и ни на что не способный Аксель де ла Гарди, который воспринимал окрики и поправки короля как повод для составления «кудреватых» и пустых отписок и который во всем препятствовал предприимчивому и инициативному В. А. Шлиппенбаху. Не было согласия и среди военных. Впрочем, во всем этом, включая военное обеспечение той же Лифляндии, чувствовался просчет самого главы государства. Задним числом шведские историки вздыхают: ну почему король не нашел времени лично ознакомиться с положением вещей в Лифляндии? У него для этого была масса времени — ну хотя бы в период зимовки в польской Пруссии, откуда до Лифляндии было рукой подать. Ну почему король не сделал этого? Вероятно, потому, что его тысячами нитей держала и не отпускала армия и походная жизнь. Карл сознавал этот свой недостаток и как-то даже высказался, что хотел бы иметь брата, который бы сидел в Стокгольме на троне и управлял всеми делами государства, в то время как он оставался бы королем «походным».