Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит - Владислав Олегович Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И что прикажет Гровс, или неведомый мне безопасник-параноик из «Манхеттена», узнав про пропажу урановоза? Если у него возникнет хоть тень подозрения? Запросит у британцев (это все же их зона ответственности) упомянутый реестр, где подробно расписано, какие суда (дружественные и нейтральные) где и когда должны были быть. И если там будет указано, что перед пропажей или гибелью транспорта с ураном вблизи него был замечен русский «Краснодон»? Конечно, пока информация пройдет от «Манхеттена» к флотским, а от них к британцам, да еще в оба конца, а у англичан с американцами взаимодействие в сорок третьем еще не было отлажено как часы – в общем, времени пройдет много. Но и Атлантика большая, и идти не поперек, а вдоль, тихоходному транспорту, а не крейсеру. Легко послать кого-то остановить и досмотреть этих русских, просто для спокойствия души.
А потому сомнений быть не должно. Никто не должен будет видеть «Чарльза» и «Краснодон» не то что рядом, но даже в одном районе моря. Британский учет не может работать с полной достоверностью: спутников еще нет, чтобы контролировать всех. А торговцы, особенно нейтралы, часто забивали болт на реестр, не выдерживая ни указанных коридоров, ни графика. Особенно после воплей в эфире, что подлодками сначала утоплено неизвестное судно, как раз в «коридоре», обходи опасное место стороной! А затем и крейсер, вот уж будет шум!
«Норд»! Слово, повторенное по УКВ несколько раз. Слава богу. «Вест» значило бы – оставляем судно, одна минута на отход, и топите. Ну а «Штиль» – это песец полный, стреляйте сразу и не думайте о нас. Затем принимаем доклад, более подробный. Судно наше, все под контролем, убитых нет, один раненый, плохо.
Контроль обстановки: по ГАКу, радару – чисто. Приз наш, без подставы – знакомый голос Большакова слушал весь ЦП. Значит, можно всплывать. Ответ нашим: «Спускайте лодку, выйдет быстрее, чем мне к вашему борту швартоваться. И Князю готовить операционную. Эта фаза завершена с минимальными потерями. В темпе готовим следующую».
И доклад в Москву. Кодовым сигналом – груз взяли тихо, дальше следуем «плану три».
Москва, Кремль
– Скажытэ, таварысч Берия, Вы абсолютно уверены, что способны контролировать Лазарева?
Сталин волновался, что было заметно по его акценту, появлявшемуся лишь в эти минуты.
– Уверен, товарищ Сталин. Вот только контролировать его нельзя. Тогда результат точно будет непредсказуем.
– Это как? Разъясни.
– Если в двух словах, то Лазарев – это устойчиво советский человек, но не коммунист.
– Это как? У него были замечены буржуазные взгляды, высказывания?
– Если считать таковыми полное отрицание руководящей и направляющей роли партии. И абсолютное непонимание: «Чем партполитработа поможет нам лучше бить фашистов?» Убеждение, что «болтовня на собраниях» к делу никакого отношения не имеет. Понятно, откуда у потомков сформировались такие взгляды. К их чести, у них хватает ума не декларировать это открыто, чтоб не вносить смуту. А когда надо, уходить от вопроса, сославшись на занятость: «У вас разговоры, у нас результат».
– И как же решается вопрос, что у такого корабля практически весь экипаж – беспартийные?
– Режимом секретности и подчинением К-25 непосредственно штабу флота. А политотдел мной предупрежден. Хотя слухи ходят, конечно, но мы пресекаем. Что вся команда набрана из арестованных в тридцать седьмом или вообще детей белогвардейцев, чтобы служением искупить вину перед СССР, и потому пока недостойны. Ну и после той имитации аварии в Молотовске были разговоры, что все или большая часть экипажа – штрафники-смертники, воюют, отбывая срок. Любопытно, что это была инициатива потомков.
– То есть им на берегу в глазах советских людей, легче считаться осужденными врагами советской власти?
– Скорее, это полная дискредитация партии в глазах масс, произошедшая в те годы. Примерно как меньшевики в семнадцатом, от февраля к Октябрю – от восторга и популярности до даже не презрения, а полного банкротства, пустышки.
– Тогда какие же у них идеалы? На профессиональных наемников, как, например, в британском флоте, они не похожи. Читал я доклад товарища Кириллова – но мне твое мнение интересно, Лаврентий. Что можно от Лазарева ждать?
– Про «не коммунист» я сказал, теперь уточню про «устойчиво советский». Хотя сам он на словах заявляет, что он не политик, а военный, и в политику лезть не собирается, товарищу Сталину виднее. Но не раз у него прорывалось: «Капитализм ненавижу, вот если войну выиграть с лучшим результатом, будет ли у социализма вторая попытка?» А под «не лезть в политику» следует понимать его неучастие в борьбе группировок и сосредоточение на конкретном деле.
– Несознательный он, выходит, человек, хоть и воюет отлично! Строить социализм без партии – это все равно что армию заменить «вооруженным народом», хотя это когда-то и предлагалось (не будем уточнять кем). Да, партия в будущем разложилась, занята была не тем – но из этого совсем не следует, что партия не нужна. И вот когда товарищ Лазарев это поймет, он сам к нам придет. Неучастие в политике – ну а если антипартийное, антинародное течение проявится, выходит, моя хата с краю? Где мы были сейчас, если бы всяким «оппозициям» дали волю – это я не тебе говорю, Лаврентий, мы-то это на своем опыте испытали, через это прошли. А вот Лазарев должен будет понять! Интересно, придет он к этому или так и останется «морским волком»? А отчего неконтролируемый?
– Психология. Тут мы с товарищем Кирилловым все материалы собирали, психологический портрет составляя. Здесь подробно расписано, с характерными случаями. Вот, обратите внимание…
– Это не та ли самая сотрудница товарища Кириллова, на которой вы Лазарева женить собрались?
– Так точно, товарищ Сталин. Вот только у них и без нас совет да любовь намечаются, вполне искренне.
– Ну брак по расчету всегда очень крепкий, если расчет правильный. А семейные проблемы человека с секретностью «ОГВ» – это, бесспорно, дело государственное… Но нельзя же так с девушкой! Ладно, усталость и напряжение и, может, даже сто грамм, но зачем же так резко? «Я понимаю, что вам приказано следить и доложить, если я что-то замыслю против Советской власти. Не дождетесь, не изменю. Но по мелочам, не имеющим отношения к государственным делам, прошу за мной не шпионить. Для меня это так же неприятно, как если бы вам голой по улице пройти». И как она отреагировала?
– Прибежала к Кириллову, едва не плача. Что для нее
