Купеческий сын и живые мертвецы (СИ) - Белолипецкая Алла

Тот явно не замечал ничего, что вокруг него творилось — слишком поглощен был своим делом. Которое теперь, очевидно, подходило уже к финалу. Произнеся очередную фразу, Валерьян возвысил голос в конце — как порой делают театральные актёры, завершая чтение монолога. А потом захлопнул книгу в красной обложке. И только после этого огляделся по сторонам. Он, вероятно, хотел о чем-то спросить Ивана — даже чуть приоткрыл рот. Да так с раскрытым ртом и застыл. Ибо всё вокруг пришло в тот же момент в движение.

Земля под их ногами мелко завибрировала и начала зримо разглаживаться — везде, где её успели избороздить своими костлявыми ступнями восставшие мертвецы. Тогда как сами они словно бы опамятовались. Все, кто ковылял сейчас сюда — и кому оставалось идти всего ничего до полуразоренного алтыновского склепа — сперва застыли на месте. А потом преспокойно улеглись наземь — именно что улеглись, не упали! И ползком, по-пластунски, устремились куда-то. Иван с Валерьяном, быть может, и не поняли бы, куда именно они все направляются — да тут прямо рядом с ними появился один из ползунов. И стал неспешно, даже с некоторой аккуратностью, заползать в землю — там, где до этого, похоже, находилось место его последнего приюта. Полз он головой вперёд, помогал себе руками и весьма ловко закапывая самого себя.

— Сработало!.. — прошептал Валерьян; и по тону его было совершенно ясно: в успех их с Иваном затеи он до конца так и не верил.

Впрочем, сработало-то оборотное заклятие, увы, не для всех. С тяжёлым сердцем Иван смотрел на тело Мавры Игнатьевны и на круглую голову мужика, обезглавленного им только что. Эти останки по-прежнему лежали без движения. И купеческий сын тщетно попытался припомнить, скольким ещё восставшим покойникам он повредил головы минувшей ночью. Десяти? Двадцати? Полусотне? И представил, как с наступлением утра все они так и будут лежать посреди погоста, когда прихожане явятся на церковную службу.

Впрочем, тут же поправил самого себя купеческий сын, служить-то завтра в церкви будет некому: отец Александр уж точно с такой задачей не справится. И, едва подумав о священнике, Иван Алтынов тут же перелетел мыслями к Зине Тихомировой. Но не успел свою мысль додумать: первый луч восходящего солнца скользнул низко над горизонтом, почти параллельно земле. И, пробившись сквозь древесную листву, упал точно туда, где лежал обезглавленный здоровяк.

Иван и его двоюродный брат ахнули почти в унисон — да и было, отчего!

3

Солнечный свет косыми лучами ложился на мокрую землю, на траву, источавшую одуряюще свежий аромат, на вывороченные из земли кресты, на глубокие провалы возле них, на алтыновский склеп с разбитым витражным окном, и на мертвое тело рядом: на Мавру Игнатьевну, которая, даже невзирая на изувеченную голову, приобрела внезапно вид спокойный и даже умиротворенный.

А Иван с Валерьяном лишь стояли на месте, будто обратившись в два соляных столпа, и могли только созерцать открывавшееся им зрелище.

Солнце оказывало моментальное и чрезвычайное по силе воздействие на всё, к чему его лучи прикасались. Тот неизвестный мужик, которого вынужден был обезглавить Иван, не стал закрываться в землю, как его сотоварищи с целыми головами, нет! Вместо этого он сам начал становиться землёй: тело его вмиг почернело, обрело крупитчатую структуру, а затем распалось почти что в пыль — как распадаются высушенные солнцем куличики из песка, вылепленные маленькими детьми.

А вся земля вокруг под солнечным светом снова завибрировала, но теперь уже куда более отчётливо, и пошла широкими волнами. Каждый накат этих волн как бы размывал глубокие рубцы, оставленные на земле выбиравшимися из неё мертвецами. И на месте этих рубцов возникали лишенные травы участки, походившие на отметины после стригущего лишая. Но ясно было: пройдёт не так много времени — и они затянулся сами собой. Земля обретет свой прежний, благопристойный вид.

И только бедная Мавра Игнатьевна оказалась не затронута всеми этими преображениями. Восставшая из мёртвых не в результате Валерьянова колдовства, а вследствие ядовитого воздействия укусов ходячих мертвецов, она так и лежала на прежнем своём месте — даже и не думая обращаться в прах.

4

— Вот что, — сказал Иван Алтынов, когда ему самому и Валерьяну удалось, наконец, оторваться от поразительной картины, представшей им, — теперь, когда мы видим, что твоё оборотное заклятье подействовало, нам нужно решить, что делать дальше. Ведь всякому будет видно: здесь творились всяческие бесчинства. — Он повёл рукой, обводя лысые участки земли, видневшиеся там и сям, а потом со вздохом указал и на обезображенное тело алтыновской ключницы.

— И что ты предлагаешь? Представить дело так, будто на Духовском погосте покуролесила банда осквернителей праха?

Иван снова вздохнул. Уж конечно, он отнюдь не рассчитывал, что Валерьян явится к исправнику с повинной и сознается, что все эти бесчинства — его, Валерьяна, рук дело. Однако после всего, что произошло минувшей ночью, Иван всё-таки надеялся увидеть в своём родственнике хоть какие-то признаки раскаяния. Напрасно надеялся, как оказалось.

— Я предлагаю, — сказал Иван Алтынов, — тебе остаться здесь и перенести тело твоей... — Он чуть было не сказал твоей матери, но на полуслове осекся, поправил сам себя: — ...тело Мавры Игнатьевны в склеп. Там, конечно, тоже обстановка сейчас — не ахти, но всё же это лучше, чем оно останется лежать под открытым небом. Да и потом, желательно, чтобы его здесь не было, когда он соблаговолит пробудиться. — Иван кивнул на господина Сусликова — своего бывшего учителя, который продолжал храпеть под сиреневым кустом.

— А ты что собираешься делать?

— А я тем временем сбегаю в дом отца Александра Тихомирова. — Иван отметил, как Валерьян едва заметно хмыкнул при этих его словах. — Попрошу, чтобы батюшка своей рукой написал извещение о том, что с ним приключился несчастный случай, и в ближайшую неделю церковных служб в Свято-Духовском храме проводиться не будет. Надеюсь, держать в руках карандаш отец Александр сможет. И, надеюсь также, недели нам с тобой хватит, чтобы привести всё здесь в относительный порядок.

— А исправник?..

— Ну, — сказал Иван Алтынов, — для исправника у меня имеются кое-какие сведения. Да не бледней ты так! Сдавать ему тебя я не собираюсь. Пусть даже тебе за твои художества и следовало бы поплатиться. Но, как ни крути, а ты спас мне жизнь сегодня. Так что — я перед тобой в долгу. И, по крайней мере, от меня никто не узнает о том, что на самом деле здесь произошло.

5

Часом позже Иван Алтынов возвращался на Духовской погост, весьма довольный результатами своего краткого похода. Во-первых, в кармане у него лежало объявление, написанное самолично отцом Александром — который после ухода доктора хоть и чувствовал себя получше, но, даже уложенный в постель, не мог уснуть. Протоиерей просил извинения у своих прихожан за то, что пока не сможет исполнять свои обязанности, и заочно давал им всем благословение на то, чтобы временно окормляться в других приходах города Живогорска.

Во-вторых, на Губернской улице купеческий сын видел явственные и несомненные признаки того, чтобы все её жители вернулись обратно — где бы они там ни находились весь минувший день. С одного крыльца спускалась молодая баба с подойником в руках — направляясь к своей корове, которая, надо полагать, пребывала вчера невесть где, как и её хозяйка. В другом доме из приоткрытого окна слышался пронзительный младенческой плач. Во дворе третьего дома затейливо переругивались старик и старуха, наверняка — супруги. Словом, жизнь катилась свои чередом. И не похоже было, что кто-то из обитателей Губернской улицы испытал накануне какие-либо неудобства — в то время, пока их здесь не было. Выходило, что, либо они сами ничего не знали о собственном отсутствии. Либо — Иван склонялся именно к такой мысли — их отсутствие было чисто иллюзорным. Они своих домов не покидали вовсе, просто не видели того, что происходило снаружи. Равно как никто, на кого не распространилось заклятье Валерьяна, не мог видеть их самих.