Выигрывать нужно уметь (сборник) - Виктор Пронин

– Отговаривал, – вздохнул Ванька.

– А они?

– Решили, что, трушу. И я пошел.

– Из самых лучших побуждений?

– Наверно...

Появившаяся на кухне Валентина прервала их беседу, но Фартусов про себя решил, что тема не исчерпана. И развивать ее придется не только с Ванькой, но и с его сестрой.

А она в эти минуты, расставляя чашки на столе, была как никогда оживлена, но, думая о Фартусове, опять допускала ошибку. Ей казалось, что он потрясен ее новым платьем, сбит с толку ласковым голосом, восхищен прической. На самом же деле не видел Фартусов ни платья, ни прически, он видел Валентину всю, и вся она ему нравилась. Молчал же он по той причине, что был ошарашен открывшейся перед ним истиной – преступление Ванька совершил из самых лучших побуждений. Оказывается, он забрался в киоск, чтобы подтвердить свое достоинство, он готов был даже понести наказание, лишь бы не подвести людей, которые ему доверились.

«Как бывает! – думал Фартусов со смешанным чувством восторга и возмущения. – Это какую же невероятную бдительность надо иметь, чтобы предусмотреть подобные нравственные устремления подрастающего поколения!»

Мысль эта показалась ему настолько важной, что он в задумчивости не заметил, что вот уже больше минуты неотрывно смотрит в глаза Валентине. И был взгляд его так тверд, что Валентина смутилась, пролила чай прямо на присланную родителями заморскую скатерть, напрочь забыла, о чем говорила, и, странное дело, несказанно всему этому обрадовалась.

А Ванька, о, Ванька! По своей испорченности он все понял гораздо раньше Валентины, раньше Фартусова, понял и стыдливо опустил глаза.

ВСТРЕТИМСЯ НА ОЧНОЙ СТАВКЕ

Придя с работы домой, Витя Емельянов застал свою жену в крайне расстроенных чувствах. Более того, Нина рыдала, а последний раз, как он помнил, она вот так безудержно плакала лет двадцать назад, когда выходила за него замуж. Но тогда и причитания, и жалобы на несчастную судьбу полагались по старинному обычаю. Теперь же ничего похожего на свадьбу не предвиделось.

Коротко взглянув на жену, Витя не стал ее утешать. Он прошел в ванную, умылся, сменил рубашку, закатал рукава, пригладил перед зеркалом светлые жесткие волосы, протер очки и вышел к жене.

– Слушаю тебя внимательно. – Он опустился в кресло, давая понять, что готов полностью отдаться беде, которая стряслась с Ниной, и ничто не отвлечет его, не помешает поговорить спокойно и обстоятельно. Признайся сейчас Нина в супружеской измене, самой подлой и низкой, Витя остался бы сидеть в кресле, подперев щеку ладонью, и голос его был бы таким же ровным и чутким. Он бы, конечно, удивился, осудил бы поступок Нины, постарался бы уточнить степень ее вины, а уж потом... Но нет, не будем, поскольку это всего лишь предположение.

Комкая мокрый платок и прикладывая его то к глазам, то к носу, Нина сообщила, что с сегодняшнего дня уволена, что она уже не работает буфетчицей при столовой.

– Так, – сказал Витя и склонился в другую сторону, подперев щеку левой рукой. – За что?

– Обвес покупателей, – произнесла Нина и залилась слезами пуще прежнего. Женщина она была чуть полноватая, красивая, хотя и не такая, какой была лет двадцать назад, когда Витя, познакомившись с ней в электричке, проводил ее до дома, представился родителям и тут же посватался. Все опешили, но не отказали.

– А зачем ты их обвешивала? Впрочем, отставить... Почему ты обвешивала их так плохо, что тебя уличили? Ты могла посоветоваться со мной, я бы подсказал, как это сделать лучше. Разве был случай, чтобы я тебе не помог?

– Не обвешивала я! Понимаешь, дурья твоя голова? Не обвешивала! И не собиралась.

– Верю тебе, – кивнул Витя. – Это хорошо, что ты работала без обмана. Обвешивать тружеников – последнее дело. Работать честно – это значит работать грамотно. А при такой работе можно заслужить не только благодарность в книгу жалоб, но и мужу на ужин можно заработать, о чем тебе забывать никогда не следует. Но скажи мне, жена моя, если ты никого не обвешивала, а сняли тебя именно за обвес, как все понимать? Как дальше мне относиться к тебе?

В трудные минуты, когда судьба подставляла Вите подножку, когда жизнь подставляла подножку его жене, а это случалось частенько, Витя невольно, может быть, сам того не замечая, переходил на церемонный, выспренний слог. И не потому, что куражился, хотел показать самообладание, ничуть. Высокопарный слог требует точных выражений, ясного понимания положения, а кроме того, он предрасполагает к неторопливости, позволяющей сосредоточиться и осмыслить происходящее.

– Привезли рыбу. – Едва Нина произнесла это ставшее ей ненавистным слово, она заплакала еще сильнее. – В ящиках... Уже разложенную в пакеты по полтора килограмма. А мне сказали, что в каждом пакете два килограмма... А там было полтора...

Витя встал, прошелся по комнате, постоял перед телевизором и, прибавив звук, подождал, когда скажут счет матча «Днепр» – «Спартак». Убедившись, что «Днепр» выигрывает, Витя убрал звук и снова сел в кресло.

– Не могу я поверить, Нина, чтобы ты, с твоим богатым опытом, смекалкой, с твоей деловой хваткой и предприимчивостью, которые последнее время получают все большее признание в нашей жизни, не могу я поверить, чтобы ты не отличила полтора килограмма от двух.

– Не взвешивала я эту паскудную рыбу! – терпеливо, но с надрывом произнесла Нина. – Она уже была расфасована в пакеты. Покупатели сами брали и подходили ко мне с деньгами.

– Нина, тебе известно, что торговые работники находятся на острие общественного интереса? Это зона особого внимания. Особой опасности. Твоя ошибка заключалась в том, что ты, не проверив полученный товар, начала брать с людей деньги. Деньги! – Витя поднял указательный палец. – А если бы в пакетах оказалась морковка?

– Да ну тебя! – Нина хотела было выйти из комнаты, чтобы в одиночестве предаться своему горю, но вернулась. – Привезли ящики с этой вонючей рыбой за пятнадцать минут до закрытия буфета. Понял? Какая-то у них срочность, спешка, грузчик грозится, что по моей вине пропадает товар, понял? Он вволок ящики прямо в помещение, люди увидели эту поганую рыбу, стали требовать, чтоб я немедленно пустила ее в продажу. А грузчик, Васька-шалопут, нарочно, подлец, ее в зал вволок, чтоб людей раздразнить. Там уж кто-то книгу жалоб требует, кто-то уж ручку достает и написать хочет, что я товар утаиваю, что утром его уже не найдешь, пойдет из-под прилавка, понял?! В общем, дрогнула. Притащил мне Васька пять ящиков, и только первый закончился – контроль. Одну минутку, говорят, извиняются, как последние сволочи, останавливают покупателей, берут у них эту рыбу, взвешивают, спрашивают, сколько платили за нее, уточняют цену... А многие брали по два, по три пакета, и получается, что я надула чуть ли не на полтора рубля каждого!

– Продолжай, Нина. Внимательно тебя слушаю.

– А что продолжать? Составили акт...

– Давно это было?

– Недели две назад.

– И ты ничего мне не сказала?

– А чем хвастаться? Надеялась, что обойдется.

– Значит, контроль пришел за пять минут до закрытия буфета?

– Через пять минут после закрытия! В дверях уже уборщица стояла, чтоб никто не входил. А тут они. Нарочно поджидали, все заранее подстроили, – обреченно произнесла Нина. – Сумели все-таки отомстить, удалось...

Глаза Вити расширились от удивления, но он не торопился произносить слова. Он, еще раз обдумав услышанное, особенно последние слова Нины, выключил телевизор.

– Значит, им было за что мстить?

– Ха! – непочтительно хмыкнула Нина. – Стали бы они со мной связываться!

– Чем же ты им досадила? – спросил Витя, только сейчас начиная понимать, как мало знал о тайных сторонах жизни своей жены.

– А! – Нина так махнула рукой, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Обычное дело... Повадилась к нам в столовую одна мызга из управления. С контролем, с проверкой, посоветовать приходит, как лучше работу наладить. А то и просто...

– Это как?

– Ну что тут непонятного! Придет, пообедает и уходит – сытенькая и довольненькая. Ладно, думаем себе, если дело в этом, прокормим, не впервой. Кое-кого годами кормим, выдержим еще одну нахлебницу. Но ведь до чего настырной оказалась – без гостинца уж и не уходит! То коробку конфет прихватит, то банку сока, да не какого-нибудь – манго полюбила, апельсиновый, ананасовый... Как-то пару колбасин взяла с прилавка, это, говорит, на память о хороших людях, о нас, значит. А мне-то за все это надо отчитываться, расплачиваться, отгавкиваться!

Витя долго молчал, глядя в пустой и холодный экран телевизора с таким напряжением, будто там происходили какие-то важные события.

– Но ведь это нехорошо. – Похоже, Витя впервые за весь вечер растерялся. – С ее стороны...

– С ее стороны это самое настоящее хамство! – отрезала Нина. Многолетняя работа в торговле выработала у нее скорость и четкость мышления. Она не задумывалась, как Витя, над тем, какое слово произнести, как назвать того или иного человека, как оценить его поступки. – И однажды я ее поперла. О! – Она обхватила лицо жесткими ладонями и горестно покачалась из стороны в сторону. – До сих пор удивляюсь, как мне двести шестую не припаяли за злостное хулиганство, до сих пор понять не могу... Приходит эта попрошайка, увидела у меня на витрине коробку конфет, не успела я убрать, не успела, всегда убирала перед ее приходом, а тут оплошала...