Нашествие Даньчжинов - Эдуард Маципуло

– Билли, – сказал я, – очнись, у тебя же есть патрон… С разворота!.. Ну!

– Заткнись! – заорал он. – Я говорю, заткнись! Тяжело дыша, он уставился на француза, потом на мексиканца. И Освальдо рухнул на колени. Лицо его, заросшее до глаз черной щетиной, уже дрожало каждым мускулом, каждой жилкой. И когда из его выпученных глаз потекли слезы, Билли показал левой рукой на француза.

– Ты иди. К дереву.

Анри побледнел, не спуская с него глаз и не трогаясь с места.

– Не я же тебя! – выкрикнул Билли. – Ты же слышал?

Освальдо прижал ладони и сгорбился. Анри посмотрел в сторону вдовы. Она по-прежнему была спокойна и теперь штопала второй носок.

– Кому говорят! – завопил Билли. – К дереву! Лежа на боку, я толкнул ногой Освальдо.

– Развяжи!

Анри подошел к дереву. Я вдруг понял, что это уже не шутка.

– Ман Умпф! – закричал я. – Останови!

Анри начал читать какой-то стих, и Билли выстрелил, не целясь. От бедра. Как в кино. Вдова громко вскрикнула. Француз хрипел и извивался в тенетах мокрых трав.

– Добей его, – сказал монстр.

Как?! – завопил Билли. – Нет же патронов! Монстр не ответил, и Билли начал дергать за спуск, но патрон на самом деле был один. Тогда он подбежал к Анри и начал бить его прикладом.

…Потом я рыл могилу в корнях пинии, здесь было посуше. Монстр позволил. И нож позволил дать… Широкий даньчжинский нож из хрупкой стали – лезвие было в зазубринах. Когда моя ладонь ощутила его рукоять, душа моя вскричала: убей монстра, убей Билли, вдову! Убивай всех, похожих на них!

Но сначала – могила для Анри.

Я рубил и перепиливал тугие пружинящие корни, уходящие в глубь даньчжинской земли. Пахло смолой, тиной, сопревшей хвоей. Пахло жизнью. Анри растворился в ней бесследно. Его скрюченное затвердевшее тело уже вонзилось в грубые пласты грубыми сапогами и острым плечом…

Грохот выстрелов вытолкнул меня из могилы. Монстр и вдова торопливо стреляли по зарослям из карабинов, а Билли сидел у их ног, зажав ладонями уши.

От близких кустов взлетали клочья листвы и куски древесины, визг рикошета пронизывал все звуки. Монстр прекратил пальбу и ткнул Билли ногой в спину.

– Забери у него нож. Еще порежется.

И тут я обнаружил, что в нашей компании не хватает еще одного – мексиканца. Билли, озираясь, подбежал ко мне, вывернул из моей руки нож. Губы его тряслись.

– Людоед… унес… чикано…

– Желтый мог схватить любого, ясное дело. Но он выбрал Освальдо. Именно после того, как он встал на колени?

– Следующая твоя очередь, – сказал я Билли, не сдержавшись.

– Какая очередь? – простонал он. – Почему ты так считаешь?

Чхина затравленно взглянула в глубь улицы – ни души. И в окнах хижин – ни движения, ни лица. Только голуби, будто мыши, скреблись под замысловатыми стрехами да по каменным плитам неслись под уклон шумные ручьи.

Чачанг вынул из-под халата шелковый шнурок.

– Не подходите, – с ненавистью сказала Чхина, прижимаясь спиной к стене.

Придворная дама стояла за широкими спинами братьев, накрывшись модным в столице зонтиком, похожим на мыльный пузырь.

– Ты не сделала то, что обещала сделать, – она не скрывала злой радости. – А нам некогда ждать. Мы уходим вместе со всеми.

– Не надо сопротивляться, – миролюбиво произнес Пананг. – Ведь все по закону. Боги не дали тебе уйти, чтобы было все по закону.

– Ты красивая, – сожалел Баданг. – Уже не наша.

– В другой жизни тебе будет лучше, – сказал Чачанг с состраданием, дергая шнурок на разрыв, отчего он звенел, как струна. – А в этой жизни ты всем мешаешь. Обыкновенной женщиной ты никогда не сможешь стать. Надо умереть. – Он уже умолял:

– Очень надо, Чхина… Смерть – хорошо. Все давно хотят твоей смерти. Все желают тебе лучшего перерождения.

Кто-то вспугнул голубей, и они с шумом взлетели.

Подстегнутый страхом и новыми звуками, Чачанг стремительно бросился к Чхине, сдавив ее горло шнурком. Пананг и Баданг схватили ее за руки. Но испуганно вскрикнула придворная дама, и Чачанг рухнул без звука, оставив шнурок на плечах Чхины. Его братья побежали вверх по улице, к храму, широко распахивая плотные полы придворных халатов. Говинд легко догнал сначала старшего, более грузного, и уложил его ударом альпийского топорика по хребту. Потом догнал Баданга – и тоже перерубил позвоночник, – древний прием «защиты» даньчжинских горцев. Когда-то так встречали завоевателей из Чужого Времени. Мучительная смерть врага – драгоценный камень в ожерелье Покоя…

– Убийца здесь! – визжала придворная дама, не трогаясь с места. – Ловите убийцу! Вот он!

«Герой» подошел к Чхине, вложил в ее руки топорик.

– Сама убей ее.

– Ну уж нет! – Чхина отбросила топорик. – Чем больше она проживет, тем ужаснее будет ее перерождение. Она уже сейчас похожа на злую обезьяну с выщипанными бровями.

– Похожа, – согласился Говинд, мрачно взглянув на визжащую женщину. – Но лучше бы она была ослицей или вьючной лошадью.

– Она беременна уродом. Много не унесет.

– Тогда ты мне поможешь.

Говинд и Чхина перелезли через стену, забрызганную кровью, потом они бежали крохотными двориками и скользкими крышами, хотя за ними никто не гнался. Проскользнули через пролом, в складское помещение службы охраны. Здесь много было боеприпасов и оружия, аккуратно расставленного в пирамидах и разложенного на стеллажах.

– Что ты задумал, Говинд? – спросила Чхина, отдышавшись.

– Не спрашивай, чухча. Мой ответ тебе не понравится. Просто помогай. – Он стер ладонью грязь с ее лица. – Тебе не положено все знать, ты женщина.

– Если твое дело может обождать, надо помочь тем, кого увел тэу.

Говинд задумался.

– Пхунга я люблю. Но мое дело важнее, чем жизнь Пхунга и всех репортеров.

…Сгибаясь под тяжестью армейских рюкзаков, они взбирались по жирному трясущемуся, переполненному влагой телу Большого Оползня. Чхина уже выдохлась, поэтому шла в полной прострации, недоступная мукам усталости. Говинд, распалясь, выкрикивал с безумным видом:

– Князь хотел убить! Старики тоже хотели убить! Но я живой! И даже не оскопленный, не вычищенный! И Мантра во мне! Слава богам!

На зыбкой растекающейся верхушке оползня Говинд продолжал кричать в сторону чхубанга, невидимого за толщей дождя:

– Теперь я страшней, чем Желтый! Я натравлю на вас, жадных, дикую природу! Я сам теперь – дикая природа! Ого-го! Слышите! Герой воюет!

Чхина очнулась и, сбросив рюкзак, присела на корточки. Какое-то время она прислушивалась к воплям товарища.

– Трудности жизни помутили твой разум, Говинд, – осуждающе сказала она. – Пойдем к Пхунгу. Он прочитал все книги Подвалов. Вылечит. И я помогу.