Пятый арлекин - Владимир Тодоров

Комиссар явился точно вовремя. Он был одет в костюм, в кото­ром были элементы полицейского мундира и фермерского костюма. Высокий воротник рубахи подпирал шею Тропа под подбородок, из воротника торчала круглая массивная голова с коротко острижен­ными серебряными волосами, глаза были светлыми, нижняя челюсть твердая, свидетельствующая о характере. Фигура массивная и ши­рокая.

Роджер, принимая от Тропа плащ, робел перед ним. Роуз и Троп обнялись.

— Ну, какие новости на коровьем фронте?

— Цены на скот растут,— солидно ответил Троп.

— Так ты и меня догонишь, Эдвард, со времнем.

— Мне это ни к чему. Моя деятельность доставляет мне удов­летворение, а твоя тебя загонит в гроб. Кстати, Грэг, отчего бы тебе не жениться? После смерти Марты прошло девять лет.

— Мне?— рассмеялся Роуз,— мне только жениться. У меня под ногами земля горит. Знаешь, Эдвард, сколько я потерял от послед­него переворота в одной маленькой стране? Ты, наверное, и не обратил внимания на сообщение об этом? А у меня, говоря твоим фермерским языком,— корова слизнула два миллиарда. Давай, я тебе лучше покажу свои новые приобретения.

Троп заходил в галерею Роуза без большого желания, но боясь обидеть его, терпеливо выслушивал хвастливые объяснения по пово­ду того или иного приобретения.

Сейчас Грэг рассказывал о женском портрете Модильяни.

— Знаешь, Эдвард, этот портрет Модильяни нарисовал, чтоб расплатиться за обеды, и хозяин не хотел его брать. А я заплатил за него двести тысяч!

— Я бы не дал и десяти долларов!— отпарировал Троп,— у этой дамы глаза сошлись на переносице, а нос растет изо лба. Я бы так тоже нарисовал.

— Ох-ха-ха,— зашелся смехом Роуз,— ну, ты просто молод­чина! Я завтра пришлю тебе кисти и краски. Представляешь, в моей галерее будет рядом с Ван Гогом и Модильяни — Троп!

Троп не обижался, он привык к этому.

— Где твой ценитель искусства — Мондейл?— спросил Троп,— и он, помню, прошлый раз все старался убедить меня тоже начать собирать полотна.

— А ты разве не знаешь? Газеты писали. Он умер от инфаркта. Троп взглянул на Роуза с удивлением:

— ... От инфаркта? Он производил впечатление здорового че­ловека.

— Да, как ни прискорбно, но это факт. У меня в кабинете.

— Не везет тебе на секретарей,— заключил Троп, повторяя за многими другими эту фразу.

— Грэг,— сказал он, переходя на другую тему,— газеты пишут, что ты сейчас один из ведущих фабрикантов оружия. Тебя прямо называют «фабрикантом смерти».

— Ну, это «левые», Эдвард. Я всегда стоял им поперек горла, не знаю уж почему. Я даю работу сотням тысяч рабочих, а они же меня склоняют на все лады. Да если я перестану производить само­леты и ракеты, так они станут безработными.

— Почему бы тебе их не занять чем-то другим?

— Какая разница, оружие все равно будут производить. Люди не смогут прожить без войны.

— Грэг, ты помнишь войну? Ты помнишь, о чем мы говорили в Берлине? А клятву нашего детства?— и произнеся это, Эдвард Троп согнул указательный палец правой руки и высоко поднял его.

Роуз какое-то мгновение непонимающе смотрел на него, потом ответил таким же знаком, обнял Тропа за плечи и повел из залы.

— Пойдем, Эдвард, выпьем чего-нибудь, у меня сегодня какая-то каша в голове. Представляешь, на совещании забыл как зовут нашего губернатора Прайса. Хотел в выступлении сослаться на его заявление и не мог вспомнить, как его там...— и Роуз рассмеялся.— Я помню войну, Эдвард,— продолжал Роуз,— но не нам остановить гонку вооружений. Это политика, а я бизнесмен. Пусть за это отве­чает правительство.

— А Констанция тебя любила.— неожиданно проговорил Троп,— ты обещал жениться, а потом уехал и даже не написал ей. Она долго ждала от тебя письма.

Роуз налил коньяку и они выпили, вспомнив юность, правда вспоминал Троп, а Роуз только поддакивал, но Тропу и этого было достаточно.

Попрощавшись с Роузом, наотрез отказавшись ночевать, как и в предыдущие посещения, и спускаясь по лестнице, Троп, слегка покачиваясь, почтительно поддерживаемый Роджером, неожиданно спросил: «Роджер, а где Джим? Я совсем забыл про Джима».

— Он взбесился, мистер Троп, и мистер Роуз пристрелил его.

— Взбесился?!— чуть не вскричал Троп,— каким образом?

— Он не пускал мистера Роуза лечь в постель, а когда тот попытался это сделать, бросился на него и укусил. Хорошо, что у мистера Роуза всегда с собой пистолет.

— Грэг ничего не сказал мне об этом...

Троп, ничего больше не говоря, спустился вниз, оглянулся по сторонам, потом сел в автомобиль. Отъехав от особняка Роуза, он неожиданно захотел остановиться и выкурить сигарету, но почему-то этого не сделал и продолжал путь. И лишь добравшись до дома, он долго сидел в кресле, не зажигая света, выкуривая одну сигарету за другой. Наконец он встал, походил грузной походкой по комнате и негромко сказал:

— Почему все же Джим набросился на Грэга? И он ничего мне об этом не сказал... Странно. В этом что-то кроется, но что, не знаю сам. Или я просто старый осел...

12. СНОВА ТРОП

Роуз подробно изложил Максу ход беседы с Тропом. По мнению Роуза она прошла удовлетворительно. Троп показал, правда, какой-то условный знак, но Роуз вовремя среагировал. Макс, со своей стороны, также проинформировал Роуза о том, что Троп сразу же поехал домой и не зажигая света лег спать... «На старого филина это похоже,— закончил с усмешкой Макс.— Кстати, Грэг (Макс теперь даже в конфиденциальной беседе называл Мондейла именем покойного), пора мне как-то приблизиться к концерну. Вам следует предупредить окружающих о приезде двоюродного брата. Юридиче­скую основу я уже подготовил: этот джентельмен долго пробыл на Аляске, потом разводил овец в Австралии, жил в Европе, нажил состояние и теперь хочет подключиться к деятельности концерна, внеся соответствующий пай. Об этом уже ты позаботишься. Внеш­ность я, конечно, изменю — меня видели у тебя и этот номер не пройдет».

Таким образом, встреча Роуза с Тропом прошла благополучно. А тем временем Троп занимался своими обычными фермерскими делами: закупал производителей, отбирал скот на продажу и в по­добных хлопотах проводил целые дни.

Но иногда Троп вдруг задумывался и видно было, что им овла­дела какая-то мысль и он никак не в силах разрешить ее. А Тропом и вправду овладело непонятное чувство, возникшее у него после посещения Роуза. За годы, прошедшие с юности, работая в полиции, Троп видел Роуза урывками, очень редко, и даже после приезда в Даллас он встречался с ним не более 3—4 раз, и конечно же, даже с его полицейским чутьем он не мог бы заметить подмены Роуза, совершенной Максом и Мондейлом с такой тщательностью. Но его смутило то, что Роуз на секунду или даже на едва уловимое мгно­вение замешкался, когда Троп показал ему старый условный знак детства: согнутый указательный палец правой руки. В Берлине на банкете, который давали американцы и русские в честь победы, Троп и Роуз тоже произнесли тост за мир и показали друг другу условный знак. .

Напоминая этот знак, Троп хотел подчеркнуть, что Роуз забыл о нем, подключившись к производству наступательного оружия. Но Роуз вообще среагировал на это как-то странно и ответил, со сво­ей стороны, с некоторым едва уловимым замешательством. Может быть, Троп и не придал бы этому такого значения, но случай с Джимом, который неожиданно укусил Роуза, не пуская лечь в по­стель, наводил на какие-то еще не ясные размышления. А если Тропу что-то западало в душу, он должен был докопаться до истины. Таким он был по натуре, тем более, служба в полиции приучила его подтверждать любые предположения фактами. «Допустим,— рассуждал Троп,— он замешкался с нашим знаком потому, что мог забыть о нем на какое-то мгновение. Времени прошло немало. Но в случае с собакой следует разобраться более основательно: возмож­но, между первым и вторым отыщется какая-то связь.»

Прошло несколько месяцев и Троп, опять вырядившись в свой нарядный костюм, нанес визит Роузу, не предупредив об этом за­ранее. Он тяжело поднимался по лестнице на пятый этаж, игнорируя наличие лифта, и походил на медведя, раньше времени проснувшегося от зимней спячки. Добравшись до приемной Роуза, он попросил накрашенную девицу с голыми коленями доложить о нем Роузу. Девица с иронией оглядела Тропа, но ее приучили не выражать свои мысли вслух, и, воздержавшись от улыбки, она ограничилась воп­росом: