Изумрудная буря - Майкл Салливан

Ройс закутался в плащ, опустив на лицо отяжелевший от дождя капюшон, и это не сулило Транику и Берни ничего хорошего. До сих пор Ройс играл роль послушного матроса, но Адриан знал, что теперь, когда вернулся плащ, а с головы исчез белый платок, игра окончена. Со дня нападения они почти не разговаривали, Ройсу было не до бесед, но Адриан был уверен, что его друг уже не менее дюжины раз представил себе убийство Траника, а между делом, для развлечения, и смерть Берни. Адриану уже доводилось видеть Ройса раненым, и кокон, в который он превращался в таком состоянии, прячась от мира, был ему хорошо знаком. Вот только, когда придет время, из этого кокона с капюшоном выпорхнет отнюдь не бабочка.

Траник, Дефо и Леви по-прежнему замыкали вереницу путешественников, мудро держась подальше от остальных, и Адриан часто замечал, как они о чем-то шепчутся. Во главе отряда шел Уэсли вместе с Дилладрумом, который демонстративно не поддерживал ни одну из сторон и предпочитал помалкивать, дабы какое-нибудь неосторожное слово не было воспринято как его личное мнение. Проводник, как всегда, был весел и в основном следил за тем, как исполняют свои обязанности наемники винту.

Во всей этой гнусной истории больше всего Адриана удивило поведение Дернинга. Он готов был поклясться, что в споре о виновности Ройса тот займет сторону Траника, однако вместо того, чтобы воспользоваться столь уязвимым положением своего корабельного врага, Дернинг пришел ему на помощь. Уайатту так и не удалось выяснить, почему он вызвался сопровождать отряд, но сейчас Адриан как никогда был уверен, что Дернинг никак не связан с шайкой Траника, к которой, вне всякого сомнения, имел какое-то отношение Антун Булард, но старик, в отличие от остальных, имел добродушный нрав, и держали его исключительно в качестве источника сведений. Проявив к нему и его занятиям интерес, Адриан обрел в лице Буларда лучшего друга.

— Вы только посмотрите! Да смотрите же сюда! — воскликнул Булард, указывая на висевший у них над головами невиданной красоты цветок. Теперь старик предпочитал идти рядом с Адрианом, чтобы по пути делиться своими впечатлениями и открытиями. — Великолепно, просто великолепно! Вы когда-нибудь видели что-либо подобное? Я-то уж точно не видел! Хотя, в общем-то, я много чего не видел…

Булард напоминал Адриану мокрого длинношерстного кота — под дождем его белые пушистые волосы опали, прежде развевавшаяся мантия облепила необычайно худое тело. Подняв руку, чтобы заслонить глаза от дождя, старик с любопытством осматривал деревья.

— Вот еще одна из этих замечательных птичек с длинным клювом, — радостно воскликнул историк. — Мне так нравится, как они порхают.

Адриан улыбнулся.

— Знаете, господин Булард, меня поражает даже не то, что вас не беспокоит дождь, а то, что вы будто и вовсе его не замечаете.

Булард нахмурился.

— Еще как беспокоит, друг мой! Мои бумаги в ужасном состоянии. Они слипаются, чернила текут, я не могу ничего записать, а мне, как я уже упоминал при нашей первой беседе, не стоит хранить воспоминания о столь удивительных вещах у себя в голове. Я уже начинаю сожалеть, что напрасно потратил столько времени в пыльных библиотеках и скрипториях. Не повторяйте моих ошибок, друг мой! Вы еще молоды. Послушайтесь моего совета: берите от жизни все что можно! Дышите полной грудью, пейте вино, целуйте девушек и всегда помните, что чужие рассказы и вполовину не так увлекательны, как события вашей собственной жизни. Признаюсь, когда я узнал о предстоящем путешествии, я… скажем так, несколько разволновался. Нет, скажу прямо: испугался. Вы, наверное, спросите, чего может бояться человек в моем возрасте. Отвечу: всего. Чем меньше вам осталось, тем больше вы цените жизнь. Я еще не готов умереть. Вы только посмотрите вокруг: ведь всего этого я никогда не видел.

— Зато вы видели лошадей и женщин, не так ли? — усмехнулся Адриан.

Булард с любопытством посмотрел на него.

— Я историк, а не монах.

Увлекшись беседой, Адриан едва не споткнулся.

— Понимаю, — продолжал старик, — что по мне уже не скажешь, но в молодости я был весьма недурен собой. И трижды был женат. Всех их, бедняжек, пережил, но до сих пор по ним скучаю, знаете ли. Их лица не стерлись из моей хрупкой, ненадежной памяти, и я сомневаюсь, что когда-либо это произойдет. Вы когда-нибудь бывали влюблены, Адриан?

— Не знаю… Не уверен. Как это определить?

— Любовь? Ну, это как возвращение домой.

Адриан задумался.

— О чем вы думаете? — спросил Булард.

Адриан покачал головой.

— Ни о чем.

— Друг мой, не кривите душой. Меня не обманешь! Вы о чем-то задумались. Мне можно довериться, я сохраню вашу тайну. Скорее всего, я о ней тотчас забуду, а если и нет — что ж, я старик в забытых богом джунглях и уж точно умру прежде, чем успею кому-либо рассказать.

Улыбнувшись, Адриан пожал плечами.

— Я просто думал о дожде.

Тропа стала шире. Их взорам открылся огромный водопад и дюжина тростниковых построек, сгрудившихся посреди небольшой поляны. Хижины с куполообразными крышами стояли на высоких деревянных сваях. Подняться в них можно было по шатким лесенкам или прочным ступенькам, в зависимости от размера хижины и, очевидно, состоятельности хозяина и назначения постройки. В самом центре поляны находился очаг, окруженный выкрашенными в разные цвета камнями и деревянными столбами, на которых висели шкуры животных, черепа и гирлянды из костей, бусин и длинных ярких перьев. Жители деревни были темноволосыми, темноглазыми, с шоколадной кожей, женщины носили шелковую, красиво расписанную одежду. Путники остановились. Вперед вышел только Дилладрум. Проводник направился к очагу, где его встретили старшие мужчины деревни, и они обменялись почтительными поклонами.

— Как вы думаете, кто эти люди? — спросил Булард.

— Тенкины, — ответил Адриан.

Булард удивленно поднял брови.

Адриан бывал прежде в таких деревнях, но не в этой. По полуострову были разбросаны сотни подобных поселений, как две капли воды похожих друг на друга. Развалины восточного Калиса были последними сохранившимися останками Старой империи. Несмотря на опустошительные гражданские войны на западе, в Калисе все еще развевались старые имперские флаги. Веками государство противостояло набегам орды газель. Однако время сослужило гоблинам хорошую службу. Остатки старого мира погибли, когда орда гоблинов прошла сквозь джунгли и захватила древнюю восточную столицу Урлинеус. Если бы не Гленморган Третий, они могли бы захватить весь Аврин.

В битве при Виланских холмах Гленморган Третий со своими рыцарями одержал победу над гоблинами. Газель отступили, но частично осели на материке. Вскоре после победы Гленморгана Третьего предали, и он так и не успел восстановить границы империи. Его дело перешло в руки менее блистательных мужей, которые перессорились, не поделив трофеи, и это отвлекло их от борьбы с газель. Урлинеус, последний великий город Старой империи, остался в руках гоблинов, и Калис уже никогда не был прежним.