Атлант расправил плечи. Книга 2 - Айн Рэнд

Пункт четвертый. После вступления в силу указа запрещается изобретение, внедрение, производство и продажа любых товаров вне утвержденной номенклатуры. Патентная палата приостанавливает свою деятельность.

Пункт пятый. Все крупные и мелкие предприятия, а также частные предприниматели, занятые производством товаров, обязаны поддерживать производство на постоянном уровне, соответствующем уровню нормативного года. Нормативным считается год, завершающийся датой принятия настоящего указа. Недостаточное или избыточное производство карается штрафом, размер которого определяется Стабилизационным советом.

Пункт шестой. С настоящего момента граждане, независимо от возраста, пола, общественного положения и уровня доходов, должны тратить на приобретение товаров не больше, чем в нормативном году. Приобретение товаров свыше или ниже данной нормы наказывается штрафом, размер которого определяет Стабилизационный совет.

Пункт седьмой. На уровне нормативного года замораживаются: заработная плата, цены, дивиденды, процентные ставки и прочие источники дохода.

Пункт восьмой. По вопросам, которые не регламентирует данный указ, решения принимает Стабилизационный совет, после чего они обретают силу закона».

Даже у тех четверых, кто выслушал текст, сохранились остатки человеческого достоинства, которое в течение минуты заставляло их молча подавлять приступ тошноты.

Таггарт заговорил первым. Он говорил тихим голосом, в котором отчетливо слышалась дрожащая напряженность непроизвольно вырвавшегося крика:

— А почему нет? Почему они должны иметь то, чего у нас нет? Чем они лучше нас? Если нам суждено погибнуть, так погибнем вместе. Пускай у них не останется ни единого шанса выжить!

— Страшноватая у тебя реакция на полезный план, от которого все только выиграют, — резко произнес Орен Бойл, испуганно и удивленно глядя на Таггарта.

Доктор Феррис усмехнулся.

Взгляд Таггарта стал сосредоточенным, и он продолжил, повысив голос:

— Конечно, это очень полезный план. Он необходим, практичен и справедлив. Он решит все проблемы, позволит каждому почувствовать себя в безопасности. Даст возможность передышки.

— Он даст народу чувство защищенности, — сказал Юджин Лоусон, и его рот скривился в улыбке. — Народу требуется именно чувство защищенности. Почему народ не может обрести его? Уж не потому ли, что кучка богатеев будет возражать?

— Возражать будут не богатые, — лениво произнес доктор Феррис. — Богатые исходят слюной по чувству защищенности сильнее, чем любое животное. Вы еще не уяснили это?

— А кто тогда будет возражать? — огрызнулся Лоусон. Доктор Феррис многозначительно улыбнулся, но не ответил.

Лоусон отвел взгляд в сторону:

— Черт с ними! Почему мы должны о них беспокоиться? Мы управляем миром ради маленьких людей. Интеллект породил все проблемы человечества. Разум — корень зла. Но сегодня торжествует сердце. Слабые, смиренные, больные, бедные — о них, и только о них мы должны думать. — Его нижняя губа похотливо выпятилась. — Великие люди созданы для того, чтобы служить маленьким. Если они откажутся выполнять свой моральный долг, мы принудим их. Век логики кончился. Наступил век любви.

— Заткнись! — рявкнул Джеймс Таггарт. Все уставились на него.,

— Ей-богу, Джим, что с тобой? — дрожащим голосом спросил Орен Бойл.

— Ничего, — ответил Таггарт, — ничего… Висли, пусть он замолчит, пожалуйста.

Мауч неуверенно произнес:

— Но я не понимаю…

— Пусть он замолчит. Мы не обязаны его слушать.

— Ну да, но…

— Тогда продолжим.

— Что происходит? — потребовал объяснений Лоусон. — Я возмущен, я настоятельно… — Не увидев поддержки на лицах сидящих вокруг, он замолчал. Его рот перекосила гримаса ненависти.

— Дальше, дальше! — взволнованно предложил Таггарт.

— Что с тобой? — спросил Орен Бойл, не желавший понимать, что происходит с ним самим и почему он боится.

— Джин, гений — это предрассудок, — медленно проговорил доктор Феррис, странным образом подчеркивая каждое слово, будто знал, что называет то, что не имело обозначения в их умах. — Интеллекта не существует. Разум — продукт общества, совокупность воздействий, оказываемых на человека окружающими. Никто ничего не изобретает, все отражают то, что витает в обществе. Гений — это интеллектуальный мародер, жадный накопитель идей, по праву принадлежащих обществу, у которого он их крадет. Любая мысль есть кража. Если мы покончим с частными состояниями, возникнет справедливая система распределения богатства. Если мы покончим с гением, мысли и идеи будут распределяться справедливо.

— Мы здесь, чтобы говорить о деле или шутки шутить? — спросил Фред Киннен.

Все повернулись в его сторону. Это был крепкий, крупный мужчина, лицо которого, благодаря тонко прочерченным морщинкам, приподнимавшим уголки рта, хранило печать мудрой сардонической усмешки. Он сидел на подлокотнике кресла, держа руки в карманах и улыбаясь бесчувственной улыбкой полицейского, поймавшего магазинного воришку.

— Я вот что тебе скажу: набери членов Стабилизационного совета из моих людей, — обратился он к Висли Маучу, — уж постарайся, дружище, иначе я мокрого места не оставлю от первого пункта.

— Я безусловно намерен пригласить в совет представителя профсоюзов, — сухо сказал Мауч, — как и представителей промышленных кругов, транспорта и…

— Только представителей профсоюзов. Точка.

— Какого черта! — воскликнул Орен Бойл. — Это же несправедливо!

— Точно, — согласился Фред Киннен.

— Это даст тебе власть над любым предприятием в стране!

— А ты как думаешь, к чему я стремлюсь?

— Это несправедливо! — воскликнул Бойл. — Я протестую! Ты не имеешь права, ты…

— Права? — невинным тоном спросил Киннен. — А мы что, о правах говорим?

— Но в конце концов, есть фундаментальное право частной собственности, которое…

— Послушай, дружище, тебе что, пункт три не нужен?

— Ну, я…

— В таком случае держи язык за зубами и впредь не заикайся ни о каком праве.

— Мистер Киннен, — начал доктор Феррис, — не следует повторять старую ошибку и делать широкие обобщения. Наш курс должен быть гибким. Не осталось абсолютных устоев, которые…

— Прибереги свои речи для Джима Таггарта, док, — посоветовал Фред Киннен. — Я знаю, что говорю. Я-то в колледже не учился.

— Я протестую, — сказал Бойл, — против диктаторских методов…

Киннен повернулся к нему спиной и сказал:

— Послушай, Висли, моим людям не понравится пункт первый. Если за главного буду я, то заставлю их проглотить это. Нет — значит нет. Подумай и реши.

— Ну… — начал было Мауч, но запнулся.

— Ради Бога, Висли, а как же мы? — воскликнул Таггарт.

— Когда понадобится что-то протолкнуть через совет, ты придешь ко мне, — сказал Киннен. — Но руководить советом буду я. Я и Висли.

— Ты думаешь, страна поддержит это? — взмолился Таггарт.

— Не обольщайся, — ответил Киннен. — Страна? Если рухнули все устои, я думаю, док прав, от них и следа не осталось, если нет правил игры, вопрос лишь в том, кто кого ограбит. У меня больше голосов, чем у вас, рабочих всегда больше, чем работодателей, не забывайте об этом, ребята!

— Интересная позиция, — высокомерно произнес Таггарт, — по отношению к мерам, направленным, в конце концов, не на личную выгоду рабочих или работодателей, а на процветание всего общества.

— Ладно, — дружелюбно согласился Киннен, — давайте говорить по-вашему. Что такое общество? Если взглянуть с точки зрения качества, то это точно не ты, Джим, и не Орен Бойл. Если же исходить из количества, то это я, потому что за моей спиной массы. — Его улыбка исчезла, и он с внезапной горькой усталой усмешкой добавил: — Не хочу сказать, что работаю на благо общества, поскольку знаю, что это не так. Я знаю, что загоняю бедных тварей в рабство, вот так-то. И они знают, что это так. Но они знают, что я буду подкармливать их время от времени, если не хочу слететь со своего местечка, в то время как с вами у них нет никаких шансов. Они предпочтут, чтобы кнут был в моих руках, а не в ваших, потому что вы слюнявые, слезливые, сладкоречивые выродки, пекущиеся об общественном благосостоянии! Уж не возомнили ли вы, будто, кроме ваших педиков из колледжей, вам поверит хоть один-единственный сельский дурачок? Я вымогатель и знаю это, и мои люди знают; но они знают, что я делюсь наживой. Не по доброте душевной. И не даю ни цента сверх необходимого. Они могут рассчитывать по крайней мере на это. Конечно, временами меня от этого с души воротит, как сейчас, но этот мир создан не мною, а вами. Поэтому я играю по вашим правилам и буду играть, пока идет игра, хотя это будет продолжаться недолго! — Он поднялся. Все молчали. Он медленно обвел взглядом присутствующих, остановившись на Висли Мауче, и как бы невзначай спросил: — Я руковожу советом, Висли?