Свет в океане - М. Стедман

– Будь оно проклято! – в сердцах воскликнул Вернон Наккей. – У нас опять протечка!

Потоки воды с холма за полицейским участком вызвали на просто «протечку». Вода проникала в заднюю часть здания, расположенную ниже, чем с главного входа. Через несколько часов пол камеры Тома оказался покрыт водой, сочившейся с потолка и стен, на целых шесть дюймов. Паук покинул паутину и укрылся в более безопасном месте.

– Сегодня тебе явно повезло, Шербурн! – объявил Наккей, появившись со связкой ключей.

Том не понял.

– Обычная вещь, когда так льет. Потолок в этой части здания может рухнуть. В Перте давно обещают его починить, но дальше шпаклевки дело с места так и не сдвинулось. Однако если заключенный не доживет до суда, им это точно не понравится, так что какое-то время ты побудешь наверху. Пока здесь все не высохнет. – Сунув ключ в замок, он не стал его сразу поворачивать. – Только без глупостей, ладно?

Том посмотрел на него и промолчал.

– Ну и хорошо! Выходи!

Том прошел за Наккеем в приемную, где сержант пристегнул его наручниками к трубе.

– Вряд ли у нас тут ожидается наплыв посетителей, пока не перестанем плавать, – пояснил он Гарри Гарстоуну и довольно хмыкнул собственному каламбуру: – Мо Маккэки [30] может отдыхать!

Слышался только шум дождя, струи которого превращали все поверхности в ударные инструменты. Ветер стих, и на улице все замерло, если не считать потоков воды. Вооружившись шваброй и полотенцами, Гарстоун решил хоть немного навести порядок.

Том смотрел в окно на дорогу и представлял, как в эту погоду было бы на галерее маяка на Янусе: смотритель наверняка бы чувствовал себя как в облаке. Он смотрел на неспешное движение никуда не торопившихся стрелок по циферблату часов.

Его внимание привлекла хрупкая фигурка, направлявшаяся к участку. Ни плаща, ни зонта, руки сложены на груди, а тело подалось вперед, будто опиралось на струи дождя. Он сразу узнал ее. Через несколько мгновений Изабель открыла дверь. Она смотрела прямо перед собой и устремилась к стойке, где Гарстоун, раздевшись до пояса, вытирал шваброй лужу.

– Я… – начала Изабель.

Гарстоун обернулся посмотреть, кто это.

– Мне нужно видеть сержанта Наккея…

Изумленный констебль, так и не выпустивший тряпки из рук, покраснел и бросил взгляд на Тома. Проследив за его взглядом, Изабель охнула.

Том вскочил на ноги, но наручники не позволяли броситься ей навстречу, и он протянул руку, а Изабель в ужасе замерла, не спуская с него глаз.

– Иззи, Иззи! Любимая! – Он тянул руку изо всех сил и даже растопырил пальцы, будто это могло помочь ему дотянуться.

Она стояла, охваченная страхом, жалостью и стыдом, не в силах пошевелиться. Но тут страх пересилил все остальные чувства, и она повернулась, чтобы выскочить обратно на улицу.

Увидев жену, Том ощутил необыкновенный подъем, тут же сменившийся невыразимым ужасом при мысли, что она может снова исчезнуть. В отчаянии он с такой силой рванул за трубу, что вырвал ее из муфты, и в воздух ударила струя воды.

– Том, – произнесла сквозь слезы Изабель, когда он подскочил к ней и обнял ее. – О, Том! – Ее тело била дрожь, которой не могли унять даже крепкие объятия. – Я должна им сказать! Я должна…

– Не волнуйся, Изз, успокойся. Все хорошо, милая. Все хорошо.

В дверях кабинета показался Наккей.

– Гарстоун, какого чер… – При виде Изабель в объятиях Тома, не замечавших, как из разорванной трубы их поливает вода, он замер на полуслове.

– Мистер Наккей, это неправда! Все неправда! – закричала Изабель. – Фрэнк Ронфельдт был уже мертв, когда ялик прибило к берегу. Оставить Люси была моя идея! Я не дала ему сообщить о ялике! Это я во всем виновата!

Том крепко обнимал ее и целовал в макушку.

– Тсс, Иззи! Не надо ничего говорить. – Чуть отстранившись, он согнул колени и, держа ее за плечи, заглянул в глаза. – Все в порядке, любимая. Ничего больше не говори.

Наккей медленно покачал головой.

Гарстоун быстро натянул китель и пригладил волосы рукой.

– Мне арестовать ее, сэр?

– Констебль, хоть раз в жизни включи свои чертовы мозги! Займись-ка лучше делом и почини трубу, пока мы все здесь не утонули! – Сержант повернулся к паре, не сводившей друг с друга глаз. Их молчание было красноречивее слов. – А вас двоих я попрошу пройти ко мне в кабинет.

Стыд! Как ни странно, но Ханна почувствовала именно стыд, а вовсе не гнев, когда сержант Наккей пришел к ней с новостями о признании Изабель Шербурн. Она густо покраснела, вспомнив о вчерашнем визите к Изабель и предложенной сделке.

– Когда? Когда она все рассказала? – спросила она.

– Вчера.

– В котором часу?

Наккей удивился вопросу: какая, черт возьми, разница?

– Около пяти часов.

– Значит, после… – едва слышно произнесла она.

– После чего?

От унижения, что Изабель отвергла ее жертву, да к тому же солгала ей, Ханна стала совсем пунцовой.

– Не важно.

– Просто я подумал, что вы захотите знать.

– Конечно, конечно… – Она усилием воли переключила внимание с полицейского на окно. Его надо помыть. И вообще в доме давно пора убраться – за последние недели она совсем запустила его. Размышляя об обычных, повседневных заботах, ей удалось немного успокоиться, и она повернулась к полицейскому: – Где она сейчас?

– Дома у родителей. Отпущена под залог.

Ханна поковыряла заусеницу на большом пальце.

– И что с ней теперь будет?

– Ее будут судить вместе с мужем.

– Она все время лгала… Заставила меня поверить… – Ханна покачала головой, о чем-то задумавшись.

Наккей воспользовался паузой:

– Все это странная история. Изабель Грейсмарк была очень достойной особой, пока не отправилась на Янус. Пребывание там явно не пошло ей на пользу. Да вряд ли кому может пойти. В конце концов, Шербурн получил это место после того, как старый Тримбл Докерти решил свести счеты с жизнью.

Ханна не знала, как лучше сформулировать следующий вопрос.

– Сколько они получат?

Наккей посмотрел на нее:

– Пожизненно.

– Пожизненно?!

– Я имею в виду не тюремный срок. Эти два человека уже никогда не будут свободны. И никогда не оправятся от того, что случилось.

– Как и я, сержант.

Наккей смерил ее взглядом и решил рискнуть.

– Послушайте, «Военным крестом» не награждают трусов. Чтобы заслужить этот орден, надо спасти немало своих, рискуя собственной жизнью. Полагаю, что Том Шербурн – достойный человек. Я бы даже позволил себе назвать его хорошим, миссис Ронфельдт. И Изабель тоже хорошая девушка. Там, на острове, у нее было три выкидыша и никого, чтобы помочь в такой момент. То, что им пришлось пережить, не проходит бесследно.

Ханна смотрела на него, сложив руки и не понимая, к чему он клонит.

– Чертовски неприятно, что он оказался в таком положении. Не говоря уже о его жене.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего такого, о чем вы сами не задумаетесь через несколько лет. Но тогда уже будет слишком поздно.

Она чуть повернула голову, будто пытаясь его лучше понять.

– Я просто хочу знать – вы этого хотите? Суда? Тюрьмы? Вы получили назад свою дочь. Может, есть какой-то другой выход…

– Другой выход?

– Спрэгг потерял интерес к этому делу, как только его бредовая версия насчет убийства лопнула. И раз дело будет разбираться в Партагезе, у меня есть определенная свобода действий. Не исключено, что и капитан Хэзлак сможет замолвить за Шербурна слово в Маячной службе. Если, конечно, вы тоже не станете настаивать на суровом наказании и попросите о снисхождении…

Лицо Ханны вновь залила краска, и она резко вскочила. Слова, которые годами накапливались у нее в душе втайне от нее самой, вдруг выплеснулись наружу:

– Я сыта по горло! Я сыта по горло тем, что мной все командуют и вмешиваются в мою жизнь, разрушая ее по своей прихоти! Вы понятия не имеете, каково это быть на моем месте, сержант Наккей! Как вы смеете являться в мой дом с такими предложениями?! Как вы смеете?!

– Я вовсе не хотел…

– Дайте мне договорить! С меня довольно! Слышите?! – Ханна уже кричала. – Никто больше не посмеет указывать мне, как поступать! Сначала отец считал, что лучше меня знает, за кого мне выходить замуж, потом весь проклятый город набросился на бедного Фрэнка как толпа дикарей! Затем Гвен уговаривает отдать Грейс обратно Изабель Грейсмарк, и я соглашаюсь! Я практически соглашаюсь! И не смотрите с таким изумлением – вы не знаете всего, что здесь происходит! А теперь еще выясняется, что эта женщина лгала мне в лицо! Да как вы смеете?! Как вы смеете предлагать мне снова плясать под чужую дудку?! – Она выпрямилась. – Убирайтесь из моего дома! Немедленно! Пока я… – она схватила хрустальную вазу – первое, что попалось под руку, – не запустила в вас этим!

Наккей замешкался, поднимаясь, и ваза угодила ему в плечо и, упав на пол, разлетелась на мелкие кусочки.

Ханна замерла, шокированная своей выходкой, и в ужасе смотрела на полицейского, будто спрашивая, не привиделось ли ей все это.