История русской армии. Том третий - Андрей Зайончковский

Ненависть немцев против Скобелева возросла неимоверно, что видно из немецкой печати того времени. Так это или нет, но внезапную смерть Скобелева (26 июня 1882 г.) многие расценили как нечто таинственное, граничащее с политическим убийством.

Знаменитейший русский военный ученый Г. А. Леер сказал про Скобелева, что «ахалтекинская экспедиция определила его как полководца».

Состояние войск, их тактика и вооружение во время экспедиции. Если сравнить состояние наших войск, тактику и вооружение в период скобелевской экспедиции с такими же показателями у противников, то, конечно, мы превосходили их во всем весьма значительно. Это и давало возможность одерживать победы в Средней Азии со сравнительно небольшим числом войск. Вообще же войска экспедиции состояли из трех частей: 1) войска, жившие за Каспием, 2) войска, временно двинутые с Кавказа, и 3) войска, приходившие из Туркестана. Туркестанские и Кавказские войска были превосходными во всех отношениях. Закаспийцы были слабее в стрельбе и выправке, но только потому, что трудность жизни в диком неустроенном крае не давала возможности наладить должным образом их воинскую подготовку. Болезни и поражение в 1879 г. «расшатали» устои закаспийцев. Но Скобелев благодаря своему военному таланту быстро поднял дух закаспийцев на должную высоту.

Снабжены были войска во время экспедиции всем с избытком. Вели себя примерно. Но с климатом Закаспия они ладили с трудом, и на 12 тысяч человек насчитывалось 29 тысяч заболеваний, несмотря на то что «самым энергичным санитаром в экспедиции был сам Скобелев, вечно являвшийся всюду, лично все видевший, все знавший, всех будивший и первой заботой всех и каждого ставивший сбережение солдатского здоровья и жизни»[42]. Одна из причин высокого уровня заболеваемости заключалась в том, что тяготы экспедиции превышали солдатские силы, но это условие, неизбежное в таких экспедициях, где приходится балансировать между слишком малым и слишком большим числом участников, одинаково гибельным для дела.

По свидетельству самого Скобелева, отряд с честью выдержал доставшиеся на его долю трудности: «Я вспоминаю с чувством беспредельного уважения о своих дорогих сослуживцах в Закаспийском крае.

Возложенная на нас в Бозе почившем государем императором экспедиция, которую августейший главнокомандующий Кавказской армией назвал одною из самых трудных, когда-либо нами предпринятых, доведена до конца благодаря терпению и мужеству. войск и неутомимому усердию и чувству долга всех вообще служивших в крае как военных, так и гражданских чинов».

Что касается вооружения экспедиции, то ружье-берданка по простоте и безотказности действия показало себя с отличной стороны. Но для патронов в Средней Азии требовался более тугоплавкий просальник, в чем мы легко убедились, имея во время экспедиции те и другие патроны. Пулеметы того времени, морские картечницы при всех их тогдашних несовершенствах в условиях Средней Азии были оружием необходимым. Наши ракеты хотя и капризничали постоянно, наводили в текинских рядах всегда панику. Выявилась необходимость замены всех деревянных частей орудия металлическими, а равно и повозок, ибо в среднеазиатском континентальном климате с его сушью и резкими переменами температуры деревянные лафеты, короба и остовы лафетов, передков и ящиков пушек и повозок просто рассыпались.

Применительно к холодному оружию для Средней Азии более приемлемы формы текинских сабель, боевых ножей и кинжалов.

Наш артиллерийский огонь был так силен, что туземцы говорили: «Русский солдат плюет огнем!»

Наша тактика долгой борьбы нашей в Средней Азии со степняками и основанная на недавнем боевом опыте полностью себя оправдала. То же касается и системы горных и степных опорных пунктов, этапов, блокгаузов с их своеобразной тактикой, столь подробно развитой Скобелевым. В бою пехота наша действовала перебежками — способом, апробированным в Турецкую войну под Шейновом. А крепости брали общими для любой «крепостной» войны приемами.

Наша продовольственная тактика базировалась на использовании местных средств, и даже во время осады фураж собирали на месте.

Наше тогдашнее положение в Средней Азии. Текинцы были покорены, и граница наша с Персией была прочно намечена, причем только часть иомудов оставалась проживать одновременно в обоих государствах: летом — у нас, а зимой — в Персии, за Атреком. Но без содействия нашего комиссара персы никогда не могли заставить подчиниться этих «двоеданников».

На востоке наши владения протянулись до реки Теджен, теряющейся в песках у пределов хивинских. Далее, на восток, простирались остатки Свободной Туркмении: текинский Мерв со своими вассалами — Серахсом (солоры) и Пенде, с Иолатанью (сарыки). Это был остаток клина, разделявшего наш Туркестан от нашего Закаспия, которым мы были вправе овладеть вплоть до границ Афганистана, представлявшего собой своего рода буфер[43] между нами и Англией в Индии.

Территория Свободной Туркмении и составила предмет нашего соперничества с Англией, а предлогом являлась якобы неопределенность афганской границы между реками Тедженом и Амударьей. Мы имели неосторожность признать ее где-то близ линии Серахс (на Теджене) — Ходжа-салех (на Амударье). Еще было условлено, что она должна идти так, как шла при афганском эмире Шир-Али. Эта линия, как оказалось потом, пролегала верст на 150–200 к югу и отсекала половину мервских владений, а земля солоров — по Среднему Теджену. Англичане поручились, что эмир не будет здесь расширять границы за счет степей Свободной Туркмении. За это обещание мы уступили Афганистану свое право на Бадахшан и Вахан, наследие наше от Бухары и Коканда[44].

После покорения ахалтекинцев мы приступили к осуществлению своего права «объединить и умиротворить под своим влиянием всю остальную Свободную Туркмению». И когда в сентябре 1881 г. Мерв с вассалами — сарыками и солорами — прислал к нам депутацию с выражением желания вассальных к России отношений, то мы им объявили: «Кроме русских посланцев, не допускать в свои земли агентов других правительств». Мерв тогда же подписал соглашение с нами и перестал было разбойничать, держать рабов и привечать чужих эмиссаров (1881–1882 г.).

Но скоро (1883 г.) он не только приютил у себя тайного английского агента (под видом дервиша «сия-пуша» или черноризца), но и поддался его дурному влиянию. Мерв стал поступать наперекор нам и посылать свои шайки в Персию через восточный край Ахалтекинского оазиса (Атек), из которого мы отвели свои войска. Теперь пришлось нам посылать туда сторожевой отряд, а потом и навсегда оставить его на р. Теджене, а в Мерв послать для увещевания подполковника Алиханова[45], ставшего после присоединения остальной Туркмении первым ее правителем и прославившегося в бою за нее на полях «Кушки», у Таш-Кепри, 18 марта 1883 г. Мерв раскаялся и прислал депутацию просить подданства. Мы согласились, но с оговоркой, что берем его пока без вассалов (сарыки и солоры) до выяснения их рубежа с Афганистаном[46].

Эта оговорка, продиктованная нашим колебанием, и дала англо-афганцам надежду, что мы уступим им этот отрезок.

«Сия-пуш» устроил так, что сарыки из Пенде стали арендовать у эмира горные пастбища. Довольно было и такой тени зависимости, чтобы Афганистан, подталкиваемый Англией, двинул посты свои к сарыкам и солорам. В то же время после щедрой уступки нами афганцам юга Памира (Вахан) эмир в 1883 г. захватил и запад Памира (Шугнан и Рошан). Наше положение было сильно скомпрометировано в Средней Азии: нас не слушался Мерв, эмир посягал на наши пределы, и Англия, не исполняя своих обязательств, явно поощряла среднеазиатцев к третированию нас да еще старалась ввязаться в наше разграничение с Персией. Впрочем, относительно разграничения с Персией мы отвечали твердо, что это наше домашнее дело. Мы требовали также удаления афганцев из Южной Туркмении, из Шугнана и Рошана, пригрозив силой, но и соглашаясь на полюбовное установление границ с Афганистаном при посредстве Англии.

Характеристики главнейших деятелей экспедиции

Эта экспедиция явилась результатом усилий многих лиц, начиная с государя, который: 1) решил бесповоротно покорить текинцев; 2) лично избрал Скобелева; 3) дал ему широкие полномочия и 4) не переставал ободрять его в трудных случаях. Много сделал для экспедиции и главнокомандующий Кавказской армии, великий князь Михаил Николаевич. Но центральной фигурой события был, бесспорно, генерал Скобелев.

Ко времени начала экспедиции он уже был кумиром армии, победоносным предводителем туркестанских и балканских боев. При назначении его главой экспедиции поднимался вопрос — не слишком ли он крупная величина для такого дела. Но сам Скобелев, подобно Суворову, почитал за честь всякое боевое поручение. Это был, как полагают многие, лучший в то время в мире генерал, кандидат в великие полководцы.