Сергей Орлов. Воспоминания современников. Неопубликованное - Сергей Владимирович Михалков

нас двухместный люкс. Номер мы оформили на Орлова… Сергей жил в Москве три дня и уехал в Ленинград на Новый год. Я остался в «Гранд-отеле», и порой звонила мне администраторша гостиницы:

— Товарищ Орлов! У вас задолженность… Погасите, пожалуйста…

И я спускался вниз, на первый этаж, к окошку администратора и бодро говорил:

— Сорок второй номер… Орлов. Примите, пожалуйста, за пять суток…

Все дело в том, что у меня не было денег сразу уплатить за месяц…

В те времена — 1951 год — в учреждениях работа была «безрежимная» — с утра до ночи. В три часа ночи мне позвонил в номер Симонов (тогда главный редактор «Литературной газеты») и сказал, что стихотворение мое принято и будет опубликовано в следующем номере… И вот, получив гонорар, я погасил «задолженность Орлова» и жил дальше в этом же номере…

Так я больше месяца был «Орловым». Мы с Сергеем не раз вспоминали эту «жилищную ситуацию».

— Хоть так я тебе помог, — сказал он мне.

…В шестидесятых годах мне позвонили из «Литературной газеты» и попросили написать статью о лирике Сергея Орлова. Я с радостью написал ее. Опубликовали. Сергей тогда еще жил в Ленинграде.

Встретились мы в Москве, в ЦДЛ. Расцеловались. Он поблагодарил за статью и сказал:

— Как хорошо, что мы друг у друга есть!

Это он говорил о поколении, обо всех нас. Мы успели сказать друг другу — при жизни — слова любви и благодарности.

Да, ми есть друг у друга. Нас не разъять, не разъять наше поколение ии смерти, ни чему другому.

Мы дружили жизнями, биографиями, взглядами, пристрастиями, идеалами.

Встречи и работа — вместе, рядом — на совещаниях в Туле, в Ульяновске, в Волгограде, в Ташкенте, в Ленинграде, в Грузии, в Чехословакии, в Польше, — все это страницы нашей дружбы и страницы будущих воспоминаний.

…7 октября 1977 года. Только что, в 2 часа дня, мы с ним встретились после летнего перерыва в дверях ЦДЛ: я с обеда, он — на обед. Я был несказанно рад ему, сказал, что он хорошо выглядит и что накануне мы с Сергеем Наровчатовым нежно вспоминали его, оглядывая поредевшее наше поколение, особенно после смерти Миши Луконина.

Договорились вечером созвониться. И оба не знали, что ему оставалось всего часа три жизни.

Смерть Сергея Орлова не укладывается в моем сознании.

В памяти — как обрывки документальной ленты — его биография.

Послевоенная жизнь, учеба, любовь, семья, друзья, выступления, издания, поездки, известность, общественная деятельность, Государственная премия, высокие посты, собрание сочинений… Все это пришло ему по заслугам. Все было заработано боем и трудом, кровью и потом, вдохновением и упорством, любовью и верностью.

Большой, истинный, неподдельный русский талант в органичном сплаве с неповторимой, редчайшей огненной биографией дали нам Сергея Орлова — прекраснейшего поэта, солдата, борца.

…И все же, все же — мы друг у друга есть. Его имя никогда не уйдет из нашей жизни и из нашей поэзии.

Бессонницей трагических ночей, клятвой в верности и в любви мы проводили в последний путь нашего золотого Сергея Орлова.

Похороны были фронтовыми: дождь, холодный, пронизывающий ветер, свежая раскопанная земля — сырая, липкая, скользкая. Салюты из автоматов. Слезы…

Хоть эта боль не отболела, но он — снова как бы живой — возвращается к нам, все шлет и шлет нам свои новые стихи, как бы оттуда, как бы написанные после смерти, шлет, продолжая быть живым поэтом — пишущим, действующим, неугасшим.

И — пронзительно жалко его. По-человечески.

И — гордо, что он был. Есть!

ТИМУР ГАЙДАР

«Через заставы лет…»

Под вечер осенью в Москве шли мы с Сергеем Орловым по набережной. Река была неприветливая, холодная, и разговор завязался тоже какой-то невеселый. Сергей хмурился. Но вдруг он остановился, положил руки на гранит парапета и без всякой связи с предыдущим произнес что-то совершенно для меня неожиданное.

— Йоки — оки, — сказал он. — Оки — Ока!

— Какие «йоки»? — изумился я.

— Финские. «Йоки» — это «река» по-фински. А «вода» по-фински — «ва». Вслушайся: Прот-ва… Сыл-ва… Моск-ва…

Так же холодно блестел мокрый асфальт, мчались машины, но шли мы теперь уже не по городу. Бор зашумел. На реке показались ладьи… Может, это Ян Выштатич направлялся с дружиной на Белозеро собирать для князя Святослава дань, как рассказано в «Повести временных лет»?

Перенесенные силой Сережиного воображения, мы были с ним в тех далеких веках, когда Русь, теснимая кочевниками, перебиралась в северные края, неся туда хлебопашество, налаживая соседство с чудью, мерей, весью, перенимая у этих племен названия рек.

Друзья знают, как у Сергея случалось: хмур, устал, неважно себя чувствует, но лишь пробьется наружу та внутренняя работа, которая, видимо, шла в нем постоянно, как засветятся серые его глаза, родится улыбка, потеплеет голос.

И снова — в который раз! — с восторгом, гордостью заговорил Сергей о фресках Дионисия в монастыре на родном своем Белозерье.

Шеренга праведников рослых

Стремятся в рай, а там встают,

Толпятся мачтовые сосны

У Дионисия в раю.

Рай на горах, в бору с брусникой…

А может, правда, рай — в лесу?

Мой край родной, мой друг великий,

Как опишу твою красу?..

Почему из множества наших встреч, разговоров, дневных и ночных, в молодые годы и в недавние еще времена так ясно помнится именно эта? Помнится до капель дождя на его бороде, до нотки в голосе, когда читал он стихи, до тепла его обожженной руки, когда, прощаясь, сказал:

— Тянет, тянет на Белозеро, а все не вырвусь. Давай вместе…

Родные места Сергея мне довелось увидеть лишь на Орловских литературных чтениях в первую годовщину его смерти. Но, странное дело, плавные холмы, лен на склонах, переправа через Шексну, крепостной ров в городке — все казалось знакомым, узнавалось, из неба, леса, воды — отовсюду, обнимая Белозерск, весь этот край, проступали стихи Сергея Орлова.

Букеты синих васильков

Цветут на площади, как в поле.

Глядят одиннадцать веков

Вниз с уцелевших колоколен.

На огородов сизый дым,

На город в крапинках ремонта

И щит серебряный над ним —

На озеро до горизонта.

Думается, что и в танке подо Мгой, и в ленинградской, а затем в нехитрой московской своей квартире, и в далеких зарубежных поездках Сергей Орлов никогда не переставал ощущать на себе этот взгляд