Заповедник для академиков - Кир Булычев

— Павел Андреевич, — Лидочке было вовсе не смешно, — вы забываете, что он мог меня в самом деле убить!

— Вы живы! Остальное — лирика, сентиментальная литература. Главное — Шавло фактически признался в убийстве Полины. Как только Алмазов узнает, что Шавло так замаран, он побежит от него как черт от ладана!

— Но ведь речь идет о сверхбомбе, о спасении нашего Союза от фашизма!

— Сверхбомба — дело завтрашнее, дело непонятное и рискованное. А Шавло — сегодняшняя угроза. Ты увидишь, как Алмазов от него отвернется. Вот и замечательно. Это и требовалось доказать.

Раздался отдаленный удар гонга.

— Обед, — со значением сказал профессор. — Теперь можем со спокойным сердцем и за супчик!

Следующий удар раздался куда ближе — президент Филиппов шел по коридору и бил восточной колотушкой в старинный и тоже восточный гонг.

— Пойдем, пойдем, — сказал Александрийский. — Пока мы живы, есть надежда. Где моя трость? По дороге мы с тобой должны отыскать укрытие для нагана.

— Мы его не будем брать с собой?

— Ни в коем случае! Любая случайность может быть губительна. Мы не знаем — а вдруг в коридорах уже обыскивают прохожих.

Лидочка поежилась — раньше, когда она таскала револьвер под мышкой или лазила за ним под бильярд, в том был элемент игры, а в игре всегда можно сказать: я с вами больше не играю — и пойти домой. А слова Александрийского как бы подводили итог — никто больше с тобой играть не намерен.

Профессор почувствовал, какое впечатление оказали его слова на молодую спутницу, дотронулся до рукава блузки и сказал:

— Считайте, что я пошутил. Но не забывайте об осторожности. Разрешите, я вас возьму под руку? Учтите, что у нас с вами платонический роман — в иной вид романа никто не поверит.

— А жаль, — искренне сказала Лидочка.

— Это лучший комплимент, который я получал за последние месяцы, — сказал профессор. — Вперед!

В столовой Альбины не было. Алмазов, мрачный, как туча, сидел в одиночестве, и никто не смел к нему приблизиться.

— Внимательно следи за всеми подозреваемыми. Два глаза хорошо, четыре лучше, — успел сказать Александрийский, прежде чем они разошлись к своим местам. — После обеда встречаемся у медведя!..

— Иваницкая! — сказал Филиппов убитым голосом. — Я буду вынужден!

Прежде чем сесть на свое место, Лидочка подошла к президенту и, наклонившись к его уху, прошептала:

— Вы мне надоели!

— Как? — сказал президент вслух. Но Лидочка уже шла к себе.

— Что ты сказала этому козлу? — спросила Марта.

— Что он козел…

— Лидуша, ты молодец, я тебя все больше уважаю. Но смотри — он тебе обязательно отомстит. Он жутко мстительный.

Матя сидел за столом.

Лидочка не сразу его увидела — он сидел не на своем месте, почему-то он оказался рядом с Максимом Исаевичем, он оживленно с ним беседовал. Лидочка сразу перестала слышать, о чем щебечет Марта, она уловила тот момент, когда Матя поймал взгляд Алмазова и в ответ на его кивок склонил голову. Лидочка посмотрела на Александрийского, тот подмигнул ей — он тоже видел немой разговор Алмазова и Мати.

— Сегодня на второе рыбные котлеты. Обожаю рыбные котлеты, — сообщила Марта. — Мы до революции жили в Таганроге, тогда еще не было карточек, ты не представляешь, сколько там было разной рыбы. И куда это все подевалось?

Алмазов поднялся и, не доев котлету, пошел к выходу. Президент сорвался со своего места и поспешил следом, но был от двери возвращен на место. На Лидочку он не глядел. Матя продолжал сидеть. Принесли котлеты. Котлеты были вялыми, они разваливались под нажимом вилки.

— Ты совсем не ешь, — сказала Марта, мгновенно смолотившая свою порцию.

— Возьми, — сказала Лидочка. — Я котлеты не трогала.

Матя поднялся и пошел к двери.

Лидочка поглядела на Александрийского. Тот отрицательно покачал головой. Он был прав — если Лидочка сейчас выбежит в пустую гостиную, она неизбежно привлечет к себе внимание Алмазова и Мати.

Чем бы заняться? Лидочка подвинула к себе компот. Он был совсем не сладкий и чуть теплый. Первые из обедавших стали подниматься и потянулись к выходу.

— Они здесь воруют просто ужасно, — сказала Марта. — Еще два года назад здесь был такой компот, что ложка стояла, ты представляешь?

Поднялся Александрийский. Глазенап увидел его, стал быстро говорить и сам смеялся. Александрийский вежливо и тонко улыбался. Потом пошел к двери. Ему снова пришлось задержаться — его окликнул незнакомый Лидочке человек, сидевший за столом академиков. Видно, недавно появился.

Александрийский разговаривал с ним. Лидочка поднялась и вышла в гостиную. Ни Мати, ни Алмазова там не было.

Возле вешалки она увидела растоптанный комочек желтой глины. В такой глине были измазаны башмаки Мати. Лидочка подняла кусочек. Он был почти сухой.

— Что обнаружил доктор Ватсон? — спросил, подходя, Александрийский.

— Я хотела бы узнать, — сказала Лида, — где наш подозреваемый наступил в эту глину?

— Здесь нет никакой тайны. С таким же успехом эта глина могла попасть сюда с моих галош, — сказал Александрийский. — Куча этой глины лежит по дороге к тригонометрическому знаку. Когда мы ходили туда вчера вечером, я наступил в эту грязь. И наверное, не я один.

— Да, не один, — согласилась Лидочка. — Матя тоже. Но сегодня.

— К сожалению, мы не можем строить наши умозаключения на случайных уликах, — сказал профессор. — Вы нашли наших недругов?

— Нет.

— Я тоже не нашел. И что будем делать дальше?

— Может, пойдем погуляем? Дождик вроде перестал.

— Великолепная идея, — сказал Александрийский. — И полезно, и приятно.

— А вы мне расскажете об атомной бомбе — мне кажется, что вы с Матей совсем по-разному ее понимаете.

— Вы совершенно правы.

Глава 6

Вечер и ночь 24 октября 1932 года

Они медленно шли по полого поднимавшейся дорожке, которая вела мимо теплиц, заброшенных недавно на волне коллективизации огородов, к тригонометрическому знаку.

Александрийский отдал зонт Лидочке — дождь перестал, но, когда налетал резкий порыв ветра, он собирал капли, скопившиеся на ветках, и кидал в лицо, как заряд настоящего ливня.

Александрийский тяжело опирался на трость, ему было нелегко говорить на ходу, поэтому они часто останавливались передохнуть.