Времена негодяев - Эдуард Геворкян

Из Саратова пришлось уходить, когда давление из-за реки стало невыносимым и надо было отвечать на вылазки ударом по Казани, либо отступить.

Тогда отступили. Дали друг другу клятву в вечном мире и тут же ее нарушили. Старые дружинники до сих пор горделиво крутят усы, вспоминая рейд на Оренбург, но предпочитают помалкивать о том, как пришлось бросать обозы с трофеями, идти дневными и ночными переходами отбивать Симбирск.

За Волгой нет магов, и слава богу! Да и откуда им взяться у итильцев? Разве что Месроп?.. Нет, он не похож на самоубийцу.

Всадники поравнялись с дозорной вышкой, что на краю пустоши возвышалась над руинами кирпичных стен. Богдана окликнули. Веселый голос спросил, нет ли с собой чего выпить. Богдан молча погрозил вверх кулаком. «Кто это с тобой?» — спросил другой голос, но Богдан, не отвечая, проехал мимо. Месроп за ним. Наверху забормотали, кто-то присвистнул, узнав маршала.

«Почему он едет, не таясь? — задумался Виктор. — Может, и впрямь не боится магов?»

У огромного круглого пруда, по берегам которого росла жесткая серая трава, Месроп придержал коня и, поравнявшись с Виктором, сказал с явным облегчением в голосе:

— Вот теперь отпустило! Не поверишь, до дрожи в коленках боялся напороться на мага.

— Не похоже, чтобы ты чего-то боялся, — ответил Виктор.

— Попадешь к вашим живодерам…

— Ты веришь этим сказкам? — удивился Виктор. — Маги никого не мучают. Ты можешь себе представить Бориса, сдирающего с пленника кожу? Да они сами на себя наговаривают, чтоб боялись!

Месроп склонил голову набок и хмыкнул.

За прудом Виктор свернул было к набережной, но Месроп махнул рукой направо и двинулся по тропе между кустами сирени. Виктор тронул поводья и последовал за ним. Сзади, чертыхаясь вполголоса, проламывался на своем огромном жеребце Богдан. Виктор обернулся и подмигнул ему, не робей, мол. Богдан расплылся в улыбке.

Без телохранителя выезжать из Дворца не полагалось.

Виктор недолюбливал хранителя левой руки, но Богдана привечал. Молчаливый незаметный Иван не обнаруживал обиды или недовольства, служба, никуда не денешься.

На прошлой неделе шальной дурохвост с жутким мявом внезапно кинулся с дерева на Виктора, встречавшего плот с оружейной сталью. Иван разрубил зверя в воздухе, да так, что на каждую половину пришлось по хвосту. Виктор осмотрел забрызганную кровью куртку и недовольно хмыкнул. Вечером он не нашел на куртке никаких следов крови. Хранитель мог просто отдать куртку в штрафную команду, постирать, но вывел пятна сам. Благодарности Виктор не испытывал. Маг, он маг и есть, никогда не знаешь, о чем он думает, да и слово Верховного для него первее, чем приказ маршала.

Богдан, простодушный увалень, был в переделках всего пару раз, а в последней стычке чуть не лишился зрения. Его конь, испугавшись визга недобитого лупилы, шарахнулся аккурат в кусты ядовитой крапивы. Виктор успел выдернуть парня из седла, схватив за рукав. Рукав треснул, а Богдан полетел в траву. Ослепшего коня хотели прикончить, но передумали и отвели к ближайшему дозору. Пойдет обоз, может, кто из крестьян прихватит, конь справный, жалко. После этого случая Виктор испытывал к Богдану отеческие чувства, хоть был старше его лет на десять, не больше. Пытался учить грамоте, сколько сам знал, но юноша забывал буквы и только таращил глаза, когда Виктор велел читать слова.

На поляне Виктор огляделся. Сквозь деревья просвечивали невысокие полуразвалившиеся дома, на некоторых еще сохранились обрывки серебристой консервационной пленки.

За поляной начались такие густые заросли, что кони с трудом продирались сквозь них по еле заметной тропинке. Большой шмель завис над головой Виктора. Виктор поднял голову, но ничего не увидел. Гудение стихло.

На следующей поляне Месроп спешился и привязал коня к кусту.

— Передохнем.

Пожав плечами, Виктор соскочил на землю. Это не поляна была, а большая утоптанная площадь. С одной стороны она упиралась в глухую стену, заросшую плющом до единственного нелепого окна. Почти в центре площадки торчала круглая кирпичная башня, ее верх опоясывали пустые проемы окон. С противоположной стороны четыре бревенчатых дома стояли на кирпичных фундаментах. Один из домов был в три этажа, с балконом, который подпирали два фонарных столба. Окна в глухих ставнях, из трубы идет слабый дымок. Дверь на балкон приоткрылась, вышла полная немолодая женщина в красном халате и неодобрительно посмотрела на Виктора. Сказала что-то в глубь помещения, попятилась и захлопнула дверь. Через несколько секунд Виктор заметил, как на первом этаже в ставне откинулось смотровое оконце.

Богдан засопел и встал перед Виктором, прикрывая на всякий случай от стрелы. Но обитатели дома, не видя дурных намерений пришельцев, успокоились — вскоре оконце прикрыли. Месроп крутил головой по сторонам, всматриваясь в кусты.

— Ты кого-нибудь ждешь? — спросил Виктор.

— Тут у меня есть приятели, — ответил Месроп, продолжая вертеть головой, — я их слегка опекаю. — Он замахал рукой в сторону темного столба, на котором возвышался почерневший старый памятник неизвестно кому, густо облепленный воробьями.

Из-за столба-постамента вдруг выскочил полуголый ребенок и с радостным криком бросился к ним. Рука Виктора непроизвольно дернулась к обойме, но он тут же расслабился — у лупил не бывает детей. От крика стая воробьев снялась и рассыпалась в стороны, открыв скульптурную группу мальчика и птицу.

На поляну высыпала пестрая толпа людей, одетых в немыслимое тряпье. Они окружили всадников, дети теребили Месропа, а он доставал из карманов горсти таблеток и засовывал им во рты. Взрослые разглядывали Богдана и Виктора, один из них, седовласый густобородый мужчина, долго приглядывался к Виктору, потом хлопнул по плечу.

— Мы в Саратове встречались, — громко сказал он, — только не помню где.

Виктор присмотрелся к нему, но не узнал, да особо и не старался. Сколько тысяч лиц прошло перед ним за эти годы. Сотников он еще помнит по именам, а рядовых бойцов нет. Впрочем, Николай знает всех поименно, да еще и о семьях рассказать может.

— Никто вас не обижает? — спросил Месроп, когда детская орава отхлынула от него и обступила коней. Богдан стал по очереди поднимать их на свое седло, началась кутерьма, отпихивание, визг.

— А что нас обижать? — удивился мужчина. — Мы никого не трогаем. Нас обидеть никому не в радость.

— Что-то я Вероники не вижу, — сказал Месроп.

— Умерла Вероника, — равнодушно сказал мужчина, — на той неделе в воду упала и утонула.

Виктору вдруг померещились темные длинные коридоры и ощущение опасности, которое было связано с седовласым. Еще миг, казалось, и он вспомнит, при каких обстоятельствах видел его. Но тут с седла сверзился пацан, расквасив нос в кровь. Виктора поразило, что никто из женщин не кинулся к малышу. А тот заходился в реве, размазывал по лицу кровь и слезы. Внезапно Виктор понял, что это за люди, и недобро прищурил глаза.