Времена негодяев - Эдуард Геворкян

— Клятву блюдете? — хитро прищурился Месроп.

— Что? А-а… — Виктор закатил глаза, — блюдем, еще как!

Референдум выяснил, что москвичам надоел ласковый контроль ооновских функционеров. Сармат решил выступить перед народом и присягнуть ему на верность. Идея была Мартына. Ну, конечно, и маги постарались. Очень эффектно. Правитель, тогда еще, правда, всего лишь начальник дружины, стоял на Лобном месте и, воздев руки, кричал слова клятвы. В пасмурном небе над ним вдруг образовалась проплешина, облака быстро таяли, а когда он проревел последнее «и в этом тоже клянусь», солнечные лучи брызнули на него. Народ очень радовался.

Борис потом крыл на чем свет стоит все эти радости, у него три мага с точки слетели от натуги, теперь их с ложки кормят и «папа-мама» учат говорить. К тайному злорадству многих дружинников, как ни колдовали Борис и его команда над дискетами, пока еще техника работала, но так и не вчухались, — как не стать идиотом, если постоянно практикуешь. За силу приходилось расплачиваться.

Вышло так, что чем сильнее маг, тем реже и осмотрительнее использует свою силу. Гуртом наваливаясь, могут, конечно, дел наделать, но в своей стае присматривают друг за другом. Поговаривали, что самых способных Борис с дружками долго держат на нижних ступенях, отупляя потихоньку. Слухи в последнее время от безделья пышно расцвели.

— Дома рушатся, — сказал Месроп. — От телебашни остался пшик. Да, воистину небо становится ближе. Кончается город.

— Отстроим, — уверенно возразил Виктор. — Народ собирается, нечисть притихла. Люди строятся помаленьку, понимаешь, не в старые дома вселяются, а наново строят. Красивые домишки, сам видел. Будут люди — будет и город.

— Ну, значит, так тому и быть, — согласился Месроп.

«Что он все тянет? — подумал Виктор. — Спросить в лоб, что ли?»

— Лес вроде там поредел, — Месроп завозил пальцем по стеклу.

— Вырубаем помаленьку. Осторожно, стекло не выдави!

— Ага. Хорошо. Зима в этом году ничего. Снег шел.

— Два раза.

— Кончается потепление, скоро все назад пойдет. Вода уже остановилась. Знаешь, почему?

— Нет.

— Меньше жечь стали. Вот парниковый эффект и сошел потихоньку на нет. Понимаешь?

— М-м…

— Впрочем, это тебе неинтересно.

— Отчего же, — медленно сказал Виктор, — очень интересно. Вода уйдет, земля освободится. Надо будет заселять.

— Да, действительно. Только куда вам столько земли?

— А это пусть наши внуки решают.

— Ты гляди, — Месроп покачал головой, — а я и не сообразил. Государственно мыслишь!

Они вернулись к столу. Виктор смотрел на изможденное, заросшее темной с проседью бородой лицо Месропа и не понимал — издевается он над ним или нет. А потом вдруг сообразил, что, в сущности, говорит с покойником, и раздражение уступило место стыду. Как ни кинь — далеко не уйдет, не ускачет. Раз уж объявился в этих краях, то маги его учуют, если уже не учуяли. Может, хитроумный Борис нарочно позволил ему прийти сюда? Какая нужда? Странно, что Месроп появился перед Большим Сбором. Завтра, конечно, многое решится, может, на годы вперед. И от того, чьи доводы покажутся Сармату убедительными, решится судьба великого дела. Есть ли нужда Борису устраивать скандал во время Сбора, если Виктор примет не его, а Мартына сторону? Вряд ли. Маги на Сборах слова не имеют, хотя мнение свое, совет, пожелание могут высказать, но как Сбор решит, так и будет. Голоса Мартына и его, Виктора, перевесят, пожалуй, всех тысяцких, а Николай почти ни разу не высказывался — что решат, то и ладно. Правда, слово Сармата перевесит все, но тут уж как сказать, как убедить, уговорить. Недаром Мартын зовет на час раньше.

— Значит, внуки, говоришь, — Месроп взял из вазы апельсин, повертел, полюбовался оранжевой кожурой и положил обратно. — Кстати, ты семьей не обзавелся?

Виктор покачал головой. Короткий сумбурный роман с Мартой, сестрой Бориса, начался и закончился в Саратове почти сразу же после возвращения из Будапешта. Несколько месяцев длилась их связь, а потом Марта простудилась, слегла, да так и не поднялась. Виктор не был убит горем, скорее — потрясен ее нелепой и неожиданной кончиной, он только-только свыкся с ее бурным темпераментом, складывалась привычка, которая обещала перерасти в привязанность — и вдруг такая глупая несправедливость. За те месяцы, что они прожили вместе, он ни разу не вспомнил Ксению, словно сошло с него наваждение, а потом, через неделю после смерти Марты, вдруг ни с того ни с сего накатило, взял одну из последних еще летавших платформ и рванул на ферму, где жила Ксения. Вместо фермы он обнаружил пепелище. Вылезшая из шалаша старуха сказала, что все сожгли лупилы, люди разбежались: часть ушла в Саратов, остальные двинулись к Тамбову. Ксению она знала, но уцелела ли та во время побоища, сказать не может. Долго стоял Виктор, уставившись неподвижно на обгорелые руины, а потом предложил старухе увезти ее отсюда. Та не согласилась, сказав, что своих здесь закопала, вот и охраняет могилки. А если вдруг забредет кто, спросил Виктор, на что старуха вытянула из-за спины ржавый серп.

Исчезновение Ксении легло в ряд потерь. Когда вдруг пропал Месроп, некий внутренний голос словно сказал — «три», и наступило опустошающее успокоение. Виктор понял, что теперь долго не будет никого терять, и только неделю спустя задумался — а кто остался?

Что же теперь означает появление Месропа: случайная встреча или начинают возвращаться ушедшие?

— Ты не изменился, — вдруг хохотнул Месроп. — Вижу, как тебя распирает любопытство, а все равно сдерживаешься.

Виктор медленно выдохнул. «Знал бы ты, что меня распирает, — подумал он, — не смеялся». Он словно увидел, как маги волокут Месропа, скрутив ему руки назад и подрезав сухожилия на ногах, и Месроп исчезает за тяжелыми, окованными медью дверьми центрального входа.

— Ладно, — резко оборвал свой смех Месроп, словно и ему привиделась эта картина, — давай по порядку. Ты сам понимаешь, что никакого заговора я не составлял, и почему маги на меня зуб навострили — не знаю. Вернее, скажем так, причины тогда им не были известны. Хотя… — он задумался, при сильной предикции они могли что-то унюхать.

— Не понял.

— Ну, им не по вкусу придется то, чем я занимаюсь последние годы. Но тогда еще повода не было.

— Ты продолжай, продолжай, — Виктор поднялся с места и заглянул в соседнюю комнату.

Пусто.

— Все, пожалуй.

— Но покушение на Сармата…

— Ты в своем уме?! Зачем мне на Сармата покушаться, да еще так глупо? Что мне плохого Сармат сделал! Я же его, медведя такого, как брата люблю. Да и сам посуди, кто бы мне помешал во время трапез по горлу полоснуть?