Фатальный абонент - Гера Фотич

Мы вышли из-за стола. Баба Зина выпрямилась, погладила девочку по голове:

— Алиса, что тебе снилось?

— Не нааю…

— А киска снилась?

— Не нааю… киска снилась!

— А мышка?

— Миска снилась! Давай пятки игать! — девочка неожиданно взяла меня за руку. Испуга, как при встрече, не было.

— В другой раз, — я смутился. Почувствовал прохладную мокрую детскую ладошку. Злость растворилась. Взглядом попросил помощи у Лизы. Она держала мой пиджак. Передала мне. Вступилась:

— Дяде Саше надо уходить, в следующий раз поиграете.

Забрала руку внучки в свою. Выпрямилась. Лиза выглядела младше меня. Глядела ласково, улыбнулась. Лицо посвежело:

— А у вас есть семья?

Вчера Юлька задавала тот же вопрос. Они сговорились? Или у меня на лице что-то написано? В ответ промолчал, пожал плечами.

Лиза удивленно вскинула брови, но повторяться не стала:

— Приходите! Я вам массаж сделаю… бесплатно.

— В таком случае — обязательно! — нашёлся я, через силу улыбнулся в ответ. Чувствовал, что точно приду, но зачем — пока не понимал.

Глава 11. Знакомство с новой школой

Через несколько дней я улетел в Дархан. Русская школа в старом городе была всего одна. И та — восьмилетка. Мать побоялась оформить меня в интернат.

Мама, мамочка, мамуля…

Она сидела на стуле в коридоре возле кабинета директора. Слезы лились без остановки, причитала:

— … при живых-то родителях в интернат! Что бы дед с бабкой сказали? Уж не похвалили бы… Зачем эта заграница, когда ребенка от себя отрываешь? Все деньги, деньги… Сначала на «Запорожец» копили, теперь на «Москвич»… Ты уж веди себя хорошо, сынок. И учись — старайся. Не дай бог что. Вернут домой с позором. Знаешь, сколько на наше место желающих…

Договорилась с друзьями отца, недавно перебравшимися сюда, чтобы я жил у них. Там в семье единственный ребенок нуждался в постоянном уходе, и мое возвращение с занятий в два часа дня вполне их устраивало.

Свой новый адрес проживания я запомнил легко.

Устроив меня, мать отнесла документы в школу. Ходила с красными глазами:

— Как же так… как же ты будешь здесь один? Без нас?..

— Все нормально, мама, — успокаивал я. При этом сам волновался не меньше. Никогда родители не оставляли меня больше, чем на одну смену в пионерском лагере. И никогда не были так далеко.

До утра она не осталась.

Мама, мамочка, мамуля…

Боялась, что будет всю ночь плакать. Нервировать меня и своих друзей. Прямо в ночь уехала на подвернувшейся попутной машине.

Оставшиеся два дня каникул дали мне возможность освоиться. Погулять по городу, узнать короткую дорогу в школу. Город делился на две части — новый и старый Дархан. Соединялись автобусным маршрутом. Старый в основном состоял из построек барачного типа. Перемежался с монгольскими юртами и покосившимися деревянными домишками местных русских — потомков эмигрантов, бежавших от красного террора.

В новой части города стояли пятиэтажки, несколько высоток и все походило на спальные новостройки Ленинграда.

Шестой класс в восьмилетке был один. Бросилась в глаза разнообразная внешность школьников. Кто с Кавказа, кто с Дальнего востока. Учился один настоящий монгол. Звали его Дэлгэр. В переводе — полный, изобильный. На вид — обычный мальчишка. Немного скуластый. Глаза и рот — узкими щелочками. Говорил чисто без акцента. Позже я узнал, что его отец занимал в городе большую должность. В СССР закончил университет. Требовал от своей семьи говорить дома только по-русски.

Были несколько ребят из интерната, которые всегда держались особняком.

Я был один из трех или четырех новеньких, пришедших в новом учебном году. На переменке пацаны обступили нас плотным кольцом. Стали расспрашивать, откуда прибыли, выискивали земляков.

— Откуда? — удивились они моему ответу. — Пёс, гляди — из Ленинграда!

С последней парты ко мне пробирался парень. Он единственный был без пионерского галстука. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, воротник разложен. Школьники мгновенно расступались, словно боялись его коснуться. На вид тщедушный, ниже меня ростом. Школьный пиджак великоват — висит складками, излом в плечах. Волосы — ярко рыжие, торчат в стороны короткими лохмами. Физиономия, шея и руки красные от веснушек. Сжатые тонкие губы, острый нос, сощуренные пытливые глаза. Что-то знакомое виделось в лице. Шёл он, слегка наклоняясь вперед, вытянув шею, отведя локти и плечи назад, точно готовясь клюнуть любого встречного на пути.

— Откуда? — сощурился он сильнее, дрогнул скулами, заносчиво чуть приподнял край верхней губы.

— Из Ленинграда, — повторил я уже не так уверенно.

— Откуда?! — он напрягся. Лицо побледнело, презрительно вытянулось. Пацаны придвинулись ближе. Тоже уставились. Словно стая, ждущая команды своего вожака.

Я понял, чего он добивается. Стал вспоминать ближайший район, где концентрировалась шпана. Гражданка — далеко, Купчино — в другой стороне.

— С Пискаревки… — я жил недалеко оттуда.

Лицо Пса потеплело. Стало розовым. Он улыбнулся:

— А я с Охты! Помнишь, как мы ваших дубасили? Помнишь?

Я стал согласно кивать. Пацаны заулыбались, расступились. Прошёл вздох облегчения. Исполнять приказы — задача тоже не из легких.

На пятом этаже моей парадной в неприкаянной семье пьяниц рос Василий. На два года старше меня. В пятом и шестом классе оставался на второй год. Коренастый, с длинными как у обезьяны руками. Слыл психом, все его боялись. Частенько хвалился, как разогнал очередных завоевателей нашего района. Я гордо вскинул голову:

— С Васькой Рагояном дружу!

— О!.. Знакомая личность! — Пёс посмотрел на своих ребят, словно приглашая их в свидетели. — Один против всех! Опытный боец! Чокнутый, правда. Схватит доску и бежит, размахивает. Орет как резаный. Он больной, что ли?

Я пожал плечами.

— А ты крепкий! — он легко ударил меня в грудь. — Занимался чем?

Я отрицательно покачал головой. Подумал, что действительно успел накачаться за лето, лазая по горам, блуждая с деревянным ружьем по степи.

Пёс встал рядом, положил руку мне на плечи. Его пиджак задрался. Мне пришлось присесть на парту. Пацаны сплотили ряды. Но уже совсем с другой целью. Жали мне ладонь. Подмигивали. Радостно хлопали по спине и груди. Знакомились.

— Муха! — неожиданно крикнул Пёс.

Все тотчас расступились. К нам пробирался длинный тощий парень в школьной форме, из которой он давно вырос. Рукава пиджака почти у локтей. Красный галстук повязан прямо на худую шею. Развернут наоборот — большим углом вперед, похож на слюнявчик. Стрижка под горшок. Узкий наморщенный лоб. Встал, ссутулившись. Маленькие настороженные глазки бегают, улыбка умиленно заискивает.

— Ну-ка в позу! — Пёс уселся на парту рядом со мной.

Муха угодливо наклонил голову. Пёс с размаху дал ему щелбан. Тот ойкнул и стал чесать лоб. Масляно заулыбался. Сощурил глаза.

Мальчишки дружно заржали. Девочки стали смущенно отходить, рассаживались по местам, утыкались в книжки и тетрадки. Продолжение было им известно.

— Давай! — Пёс обернулся ко мне. Кивнул в сторону Мухи.

Я не понимал.

— Не дрейфь! Давай, он мне должен.

Муха повернулся ко мне, подставил лоб.

Омерзение восстало в моей душе. Но отказаться было нельзя. Я это чувствовал по всеобщему ликованию. По горящим, ожидающим глазам школьников, азартным выкрикам.

Зацепил указательный палец большим, несильно щёлкнул под всеобщее гиканье.

Пёс тут же соскочил с парты и, развернув Муху, вскочил на него сзади. Сомкнул руки на шее, обхватил ногами. Громко закричал:

— Впе-ре-ёд!!!

Муха подпрыгнул на месте и с подскоком понес седока. У доски развернулся, галопом понесся обратно, стараясь зацепить коленями наездника зазевавшихся однокашников. Те с криками уворачивались, толкали друг друга, заскакивали на парты.

Около меня Пёс спрыгнул:

— Давай! — подтолкнул к Мухе.

— И-го-го — заржал тот. Повернулся, чтобы я мог на него вскочить.

Я не заставил себя ждать. Душу наполнил необъяснимый восторг. Меня приняли, приняли! Грудь вздымалась, наполняясь воздухом, словно предстояло что-то торжественное. Подбадривающие выкрики со всех сторон. Под гиканье пацанов я понесся к доске. Спина у Мухи была костистая, и я старался не сползти. Крепко ухватился за его худую длинную шею. Обвил ногами корпус. Сделав круг по классу, Муха вернул меня на место. Он взмок, часто дышал. По сравнению с предыдущим наездником, я был тяжеловат.

Снова взгромоздился Пёс и, размахивая обеими руками, понесся к двери. В суматохе и оре не услышали очередной звонок.

Неожиданно в класс вошла дородная женщина в больших квадратных очках. Белые волосы подняты вверх тюльпаном, из глубины которого мелким бесом выглядывал пучок накладного шиньона.