Первые четыре века христианства - Андрей Николаевич Муравьев

оставила по себе горькие следы; почти все епископы, подписав последний символ собора Риминийского, признали себя арианами, сами того не ведая, и когда постигли обман, свидетельствовали клятвенно, что в простоте сердца всегда чужды были злой ереси: однако же те немногие, которые не подписали символа, чуждались их общения, и такое состояние повсеместного разрыва было опасно, как сама ересь. Надлежало с большей осторожностью и снисхождением приступить к исцелению язв церковных, чтобы не ожесточить падших и не соблазнить малодушных; великий Афанасий, глубоко постигавший нужды своего времени, хотя сам никогда не колебался в вере, положил на соборе простить начальников ереси, если покаются, не принимая их, однако, в клир, и удержать в нем совращенных неволею, потому что только нечаянно вдались в обман. Символ Никейский опять предложен был всем Церквам в основание истинной веры, и на соборе ясно изложено учение о единстве Существа и трех ипостасях или лицах Св. Троицы, равночестных и нераздельных, и о великом таинстве воплощения Сына Божия для искупления человеческого рода.

Потом Афанасий и с ним прочие отцы, написали увещательную грамоту к Церкви Антиохийской о мире между православными последователями епископа Мелетия и пресвитера Павлина, верного памяти блаженного Евстафия, внушая им соединиться вкупе против нечестия Ариева. Но Луцифер Сардинский, предупредивший других посланных в Антиохии, после тщетных усилий о соглашении обеих сторон еще более возбудил несогласие, рукоположив пресвитера Павлина в епископа, вопреки правам Мелетия. Видя же против себя неудовольствие отцов собора Александрийского, он нарушил сам общение с ними и отверг их снисходительные решения относительно падших. Таким образом, три епископа управляли паствой Антиохийской: Мелетий и Павлин — православными, Евзой — арианами, и несогласие это продолжалось еще пятьдесят лет. Луцифер скончался в Сардинии вскоре после своего возвращения, но Евсевий и Иларий продолжали действовать в Италии и Галлии, приводя в исполнение правила собора Александрийского и соединяя между собою епископов, несогласных с исповеданием Риминийским. Усилиями их весь Запад опять обратился к Православию, несмотря на гонения язычников, ибо и там текла кровь мученическая, как на Востоке; и в Африке донатисты, пользуясь покровительством царским, нападали на православных, ругались над святынею и умертвили многих из числа клира.

Язычники Александрийские недолго оставили в покое святителя Афанасия; они обвинили его перед императором, как разорителя их святыни, и Иулиан осудил многократно уже сужденного прежними кесарями, на изгнание, несмотря на жалобы православных. Он написал даже своеручно к префекту Египта, что наложит пеню на всю область, если в известный срок не удалится Афанасий, и послал воинов сжечь главную церковь Александрийскую, с повелением умертвить его. Верные со слезами молили пастыря своего удалиться. «Это только облако, которое скоро рассеется», — сказал Афанасий и поплыл вверх по реке в Фиваиду. Мучители, узнав о бегстве его, послали за ним погоню, и друзья советовали ему выйти на берег, чтобы бежать в пустыню; но Афанасий, напротив того, велел обратить ладью и плыть в Александрию, уверенный, что Покровитель его крепче гонителя. Убийцы, встретясь с ладьею на реке, спросили плывущих: «Далеко ли Афанасий?» И спутники его отвечали: «Нагоните скоро, если поспешите». Так разошлись мучители со своею жертвою.

А между тем отступник готовился к походу против Персов непрестанным приношением жертв идольских и тщетно искал разгадать успех войны в их дымящихся внутренностях. Жрецы Аполлоновы уверили его, что священные кости мученика Вавилы, в предместий Дафны, препятствуют гаданиям, и он велел нарушить их вековой отдых; граждане Антиохийские, с духовным торжеством, перенесли нетленные останки своего епископа в бывшую его кафедру, и через несколько дней молния сожгла капище Дафны. На христиан обрушилось мщение императора: церкви Антиохийские были закрыты, богатая утварь расхищена и поругана, священники бежали; остался один мужественный пресвитер, именем Феодор, и его казнили. Пали и другие мученики из клира и народа: Иулиан велел снять знамение креста со священной хоругви Константина; но воины царские, Воноз и Максимилиан, не захотели изменить своей хоругви, и, претерпев истязания, были сопровождены св. епископом Мелетием до места казни. Дядя императора, одноименный ему отступник, содействовал племяннику в гонениях и поражен был внезапной смертью, в которой верные видели предзнаменование близкой кончины самого мучителя.

Уже он сделался ненавистен и презрителен языческими суевериями народу Антиохийскому, и не раз подымался против него ропот в амфитеатре. Раздраженный насмешками черни, отмстил язвительною сатирою на все Христианство и пространным творением против веры им оставленной, которую силился опровергнуть доводами философскими. Он покусился и на самом деле доказать тщету пророчеств Христовых о конечном запустении храма Иерусалимского и созвал Иудеев к его сооружению, обещая им сокровища царские. Современный историк языческий, Аммиан Марцеллин, описал это происшествие в назидание будущим векам. Отовсюду стеклись Евреи, воспламененные ревностью к обновлению древнего святилища, и заблаговременно уже осыпали поруганиями христиан Иерусалимских; но св. епископ Кирилл, возвратившийся из заточения, укреплял своих твердой верой в исполнение пророчеств. Жены Еврейские не уступали в усердии мужьям: совлекая с себя все драгоценные украшения, жертвовали их на строение храма, и сами носили камни в полах богатой одежды, копая землю серебряными лопатами. Правитель области всеми средствами споспешествовал успеху работ; но когда разрыли древнее основание, пламенные клубы исторглись из-под земли, опалили строителей и, непрестанно возгораясь, принудили оставить начатый труд. Страшное землетрясение обрушило окрестные здания, где поместились Евреи, и разметало все собранные камни и сами орудия их разнесло вихрем или сожгло огнем. Многие из Иудеев и язычников, пораженные чудом, крестились.

Отступник, не внимая знамениям Божиим, двинулся в пустыни Заевфратские, и уверенный в победе, сжег за собою флот. Ночью, накануне последнего дня, бодрствующему в шатре явился темный дух, по его понятию, гений империи, уже однажды посещавший его в Париже, когда был избран на царство, и поразил ужасом. Утром окружили стан полчища персов и не дали времени вооружиться; вражья стрела пронзила насквозь Иулиана; чувствуя гибель, он брызнул горстью крови к небу с горьким воплем: «Ты победил, Галилеянин!» И испустил дух.

Некоторые святые мужи возвестили смерть отступника в самую минуту ее события. Отшельник Озроенский Иулиан Савас на расстоянии двадцати дней пути от стана кесарева открыл ученикам своим, что сильный вепрь, расхищавший вертоград Господень, лежит мертв; в Антиохии же учитель и друг императора, софист Ливаний, насмешливо спросил одного благочестивого ритора христианского: «Что делает сегодня сын плотника?» — разумея Христа, и услышал в ответ: «Гроб!» И Дидим-слепец, знаменитый учитель школы Александрийской, в ночном видении узрел скачущих всадников, взывающих к нему: «Встань и пошли сказать епископу Афанасию, что сегодня не стало Иулиана». Но Афанасий уже был предварен.

Находясь беспрестанно в