Русское язычество. Мифология славян - Николай Иванович Костомаров

class="p1">То же значение имеет розмай-зильля — быть может, тот же ромен, а быть может, и отдельное даже чуть ли не баснословное растение. Молодец, будучи богатым, посылает сказать девице, что он ее более не любит, потому что у него семьсот волов в загоне, мелкому скоту счета нет и т. п., а девица в одном литнике. Услыхала это девица, побежала из улицы: «Ах, матушка родимая! Что будем делать? Козак перестал любить». — «Беги, дочка, в рощу, копай зелье-розмай». Побежала в рощу копать зелье-розмай. Еще она и до рощи не дошла, как нашла розмай-траву. Полоскала она его на льду, а варила на меду; как поставила на жару и говорит: «Кипи, корень, понемногу!» Еще корень не вскипел, как козак прилетел! «Зачем же ты прилетел, когда не хочешь любить?» — «Как же мне не летать, когда ты колдовать умеешь!» — «Есть у меня чары — черные брови».

«Ой ви, хлопци, молодци,

Накажите дивоньци,

Нехай мене не любить,

Свого вику не губить.

Ой, я хлопець убогий:

Сим сот волив в обори,

Сотня коней на стани,

А сам в синим жупани,

Яливнику без лику,

А дивчина в литнику».

Як тее дивчя почуло,

Та з улици майнуло:

«Ой, матинко, ненечко,

Болить мое сердечко;

Ой, що будемо робить,

Покида козак любить!» —

«Бижи, донько, до гаю,

Копай зильля-розмаю».

Ой, побигла до гаю,

Копать зильля-розмаю.

Ще до гаю не дийшла,

Розмай-зильлячко знайшла.

Полоскала на лёду,

Та варила на меду,

Поставила на жару:

«Кипи, корню, помалу».

Ой, ще корень не скипив,

А вже козак прилетив.

«Ой, чого ж ти прилетив,

Коли любить не схотив?» —

«Як же мини не литати,

Коли вмиешь чаровати». —

«Есть у мене чароньки —

Тии чорни бривоньки».

К любовным зельям принадлежат розмарин и лилия (лелия), встречающиеся, однако, преимущественно в галицких песнях. Девица говорит молодцу: «Приди, козак, в мой садик — понюхаешь розмарина, поцелуешь румяное личико».

Прийди, козаче, до мого городочку —

Понюхаешь зильлячка розмаринного,

Поцилуешься личенька румьяного.

В другой песне молодец поет: «Под моими дверьми, под моими окнами посеяла моя милая белую лилию, а вместо лилии всходит розмарин — это моя милая уже водится с другим; посеяла лилию, а взошел розмарин — это моя милая пошла за другого замуж».

По-перед мои окна, по-перед мои двери,

Насяла миленька билои лелии;

Лелии насяла, розмарин сходит —

Юж моя миленька из иншима ходит;

Лелии насяла, розмарин зийшла —

Юж моя миленька за иншого пишла!

Есть угорская песня о том, как выросли эти два цветка на могилах двух любовников. Жили две соседки. У одной был сын, белый Яничко, у другой — дочь, белая Ганичка. Они так полюбили друг друга, что даже и в церкви кидали друг в друга золотым яблочком. Мать Ганички приказала сделать стену от соседки. Яничко стал хворать. Мать, утешая его, говорит ему, что сделает корчму, пойдут туда и паны и паньи — авось пустит и Ганичку ее мать. Но Ганичку мать не пустила. Потом мать Яничка хотела сделать ремянный мостик: авось, когда паны и паньи пойдут по этому мостику, пустят и Ганичку. Но и на мостик не пустили Ганичку. Наконец, мать Яничка обещает сыну выстроить церковь, чтобы, когда пойдут туда паны и паньи, и Ганичку мать пустила. Но мать Ганичкина не пустила и в церковь своей дочери. Яничко умер. Ганичка, услыхав о его смерти, схватила ведро, побежала к воде и утопилась. И так легло одно тело с другим, а души их почивают с Богом. С одной стороны церкви похоронили Яничка, с другой — Ганичке вырыли печальную могилу. На Яничковой могиле рос розмарин, на Ганичкиной — белая прекрасная лилия. И выросли они до верха церкви. Мать Гануси подставляла лестницы, срезывала верхи растений. Яничково тело проговорило из могилы: «Пренедобрая мать, не дала нам жить, дай нам почивать! Хотя тело в могиле гниет, обращается в прах, но любовь наша живет и за могилой».

…З еднои страни церкви Яничька сховали,

З другой про Ганичьку смутний гроб вибрали.

На Янчовом гроби росла розмария,

На Ганчином била прекрасна лелия.

Тоти двое зиля так повирастали,

Аж ся их вершочьки верх церкви схаджали.

Ганусина мати на том застояла,

Драбини ставляла, вершки сожинала.

Яничьково тило с гробу прогварило:

«Ей мати, ти мати, пренедобра мати.

Не дала-сь нам жити, дай нам почивати!

Хоц тило во гроби гние, порохние,

Але наша любовь и за гробом жие».

Как ни поэтичною может показаться эта песня, но она, по своему строю, чужда духу малорусской песенности и, очевидно, заимствованная.

К любовным зельям принадлежат, хотя не часто приводимые в песнях,

волошки (centauria cyanus):

Ой, у поли, в чистим поле зацвили волошки,

Полюбив тебе, дивчино, що чорнява трошки, —

нагидки (colenäula officinalis):

Ой, у мене в огороди зацвили нагидки,

Тим я тебе полюбила, що не знаю звидки, —

шафран (crocus sativus):

В огороди шахвран, шахвран,

Стоить Миколай як пан, як пан,

Коло его петрушечка, стоить Марьечка душечка, —

крокис (carthamus tinctorius):

Сила зиронька, сяла;

З ким ти дивочка стояла?

Зъ тобою, козаче, з тобою,

Пид зеленою вербою.

Де дивочка стояла,

Там яра рута зивьяла;

Де козак стояв,

Там крокис посходив, —

петрушка:

Зеленая петрушечка близько перелазу,

Солоденьки губки були в моей любви зразу, —

пастернак:

Пастернак, неборак, зеленая гичка;

Люби мене, мии миленький, хочь я невеличка, —

чернобривци (Tagetes patula):

Перше було литечко — а тепер нема.

Посияла чорнобривци, та вже не пора:

Поки мои чорнобривци розцвитуть,

А вже ж мою русу косу росплетуть,

А вже ж мои чорнобривци разцвили,

А