«Если», 1997 № 12 - Брайан Томсен

— О, Господи! — пробормотал Уилли. Ему было вовсе не до смеха. — Я… Я… Я…

Грудь Уилли сдавила огромная невидимая анаконда, и он, опрокинув стул, вскочил из-за стола и опрометью бросился в ванную. Там он заперся и до отказа выкрутил кран горячей воды; ванная комната начала понемногу наполняться паром. Пар, конечно, не ингалятор, но и он способен снять приступ удушья.

Когда Уилли вновь обрел способность дышать, оказалось, что он стоит на коленях, а халат, трусы и майка на нем такие мокрые, будто он в них только что выкупался. Уилли на четвереньках прополз по кафельному полу, вытянув руку, закрыл горячую воду и нетвердо поднялся на ноги. Зеркало над раковиной запотело. Уилли вытер его полотенцем и полюбовался собой. Лицо оказалось багрово-красным, опухшим, на лбу блестели капельки пота. Уилли попытался вытереться, но от пара полотенце намокло так же, как и все остальное в ванной.

Было слышно, как по гостиной ходит Ранди и как открываются и закрываются ящики буфета. Мужская гордость не позволяла Уилли предстать перед молодой женщиной в таком жалком виде. Он оперся рукой о стену, решив побыть некоторое время здесь и немного прийти в себя.

— Ты выходишь? — послышался из-за двери голос Ранди.

— Да, — пробормотал Уилли, но так слабо, что она его вряд ли услышала.

Он поправил майку и халат, глубоко вздохнул, отпер дверь и вышел в коридор.

Ранди вновь сидела за столом. Уилли, заняв свое прежнее место, сказал:

— Извини, у меня был приступ астмы.

— Я поняла, — промолвила она. — Наверное, это — последствия стресса?

— Наверное.

— Доедай яичницу, пока она окончательно не остыла.

— Да, конечно. — Уилли взял вилку.

Ощущение было таким же, как вчера, когда он, позабыв, что не выключил плиту, ухватился за ручку сковородки. Уилли вскрикнул и отшвырнул от себя вилку. Вилка, несколько раз стукнувшись о стол, замерла перед Ранди. Уилли принялся дуть на покрасневшие пальцы, а Ранди, не спуская с него глаз, очень спокойно взяла вилку и поднесла ее к своим губам.

— Пока ты парился в ванной, я достала приборы из буфета, — призналась она. — Предметы — из чистого серебра; вместе с другой кухонной утварью они достались мне в наследство от бабки.

Боль в пальцах была почти нестерпимой.

— О, Господи! — взмолился Уилли. — Достань скорее масло. Растительное, животное, любое, толь…

Уилли осекся на полуслове, увидев, что Ранди подняла над столом правую руку, и в руке этой зажат револьвер.

— Слушай меня внимательно, Уилли. Твои обожженные пальцы — самое последнее, о чем тебе стоит беспокоиться. Я понимаю, какую боль ты испытываешь, и потому даю целых две минуты, чтобы собраться с мыслями и убедить меня, почему мне не следует прямо сейчас на месте вышибить мозги из твоей башки.

Ранди сняла револьвер с предохранителя, и металлический щелчок прозвучал как оглушительный удар грома.

Уилли застыл с открытым ртом. Видок у него был жалкий, словно у вымокшей под дождем тряпичной куклы. Ранди на секунду показалось, что на него накатывает новый приступ астмы. Ранди не испытывала ни гнева, ни страха, ни нервной лихорадки. Однако при всем спокойствии она сомневалась, что у нее хватит духу выстрелить в Уилли, пусть даже он и не человек, а волк-оборотень.

К счастью, Уилли избавил ее от такого выбора.

— Ты не хочешь стрелять в меня, — сказал он на удивление ровно, даже с вызовом. — Ведь убивать своих друзей — дурной тон, а ты неплохо воспитана. Кроме того, выстрелив в меня, ты проделаешь дыру в своем собственном халате.

— Ничего, переживу. Тем более что этот халат мне никогда не нравился. Я вообще не люблю розового.

— Если ты горишь желанием прикончить меня, то воспользуйся лучше вилкой, — предложил Уилли.

— Так ты признаешь, что ты — волк-оборотень?

— Не оборотень, а человек, страдающий ликантропией. — Уилли, глядя на Ранди исподлобья, подул на обожженные пальцы, а затем продолжал: — Ликантропия — это такое же не зависящее от меня состояние тела, как астма, или, положим, боли в спине. Ведь астма — не преступление? И, кроме того, я не убивал твоего отца. Я вообще никого в жизни не убивал. Правда, однажды я съел половину застрявшей в яме коровы. Но разве ты вправе винить меня за это? — В его голосе послышалось раздражение. — Если уж ты вознамерилась непременно прикончить меня, так стреляй быстрей. И, кстати, откуда у тебя пистолет? Я думал, что частные детективы носят пистолеты только в телесериалах.

— Это не пистолет, а револьвер. Он принадлежал моему отцу и был с ним до последней минуты его жизни.

— Пусть даже это и револьвер, но он, судя по всему, не очень помог твоему отцу, — произнес Уилли мягко. — Не так ли?

Ранди, подумав секунду, спросила:

— Что случится, если я нажму на спусковой крючок?

— Я попытаюсь изменить свое тело. Вряд ли я успею это сделать, но все же попробую. Две-три пули, выпущенные с такого близкого расстояния в голову, пока я в человеческом облике, скорее всего, прикончат меня. Но если ты ранишь меня, а я успею измениться, то тебе не сдобровать.

— В ночь убийства мой отец разрядил барабан этого самого револьвера, — задумчиво проговорила Ранди.

Уилли, взглянув на свой указательный палец, воскликнул:

— Проклятие! Уже волдырь вздулся!

Ранди положила револьвер на стол, сбегала в кухню и вернулась с начатой пачкой сливочного масла. Уилли принял масло с благодарностью и тут же занялся врачеванием своей обожженной руки. Ранди, посмотрев в окно, заметила:

— А ведь на дворе позднее утро, солнце поднялось уже высоко. Я полагала, что оборотни превращаются в волков только по ночам, при полной луне.

— Не оборотни, а ликантропы, — еще раз поправил ее Уилли. — Полную луну и прочий бред выдумали голливудские сценаристы, а если ты заглянешь в древние книги, то убедишься, что для нас не имеет значения, день на дворе или ночь, полная ли луна, только-только нарождающаяся или вовсе никакой. — Он взял чашку и допил совсем остывший кофе. — А собственно, к чему, Ранди, я все это тебе рассказал? Послушай моего доброго совета, забудь все, что произошло сегодняшним утром.

— Почему? — срывающимся от волнения голосом спросила Ранди. -

И что со мной произойдет, если я ничего не забуду? Ты разорвешь мне горло? И, кстати, следует ли мне забыть также о Джоан Соренсон и о Зоуи Андерс? А как мне поступить с воспоминаниями о Рое Хелендере и других пропавших детях? И еще я, по-твоему, обязана позабыть то, что случилось с моим отцом? — Ранди, немного помолчав, добавила уже почти спокойно: — Что происходит, Уилли? Ты пришел ко мне за помощью, а сейчас, судя по всему, мое содействие тебе особенно необходимо.