Там, где парят орлы. Последняя граница - Алистер Маклин

В который раз он взглянул на часы. Еще три–четыре минуты. Он ощутил, что поезд сбавляет ход: начинался небольшой подъем, и он не мог ошибиться. Рейнольдс вгляделся в шоссе, шедшее почти параллельно рельсам. Он задал себе вопрос, какие шансы у Графа и остальных – смогут ли они успеть вовремя и доберутся ли вообще в нужное место. Он слушал пронзительное завывание ветра, заглушавшее даже лязг и грохот вагонов, смотрел на сплошную пелену несущегося снега, ограничивающего видимость до нескольких футов: при такой погоде поезд на рельсах и грузовик на шоссе представляли собой разные пропорции. Он представил напряженное лицо Графа, впившегося взглядом в ветровое стекло, на движущиеся дуги дворников, тщетно пытавшихся расчистить снег.

Но он должен довериться ему. Он должен верить и не должен сомневаться. Бросив еще один взгляд на часы, он снова вошел в туалет, наполнил большой кувшин водой, поставил его в шкафчик, взял вырезанный кусочек дерева, открыл дверь с подветренной стороны и рукояткой пистолета крепко забил его в отверстие для защелки. Потом опять закрыл дверь, опустив защелку на этот кусочек, защелка не входила в отверстие и достаточно прочно держалась деревяшкой. Тридцать – сорок фунтов давления будут в состоянии выбить ее. Потом он быстро и бесшумно прошел в другой конец коридора. В следующем вагоне из темного угла поднялись двое и молча последовали за ним, но теперь он не обращал на них никакого внимания, теперь он знал, что они не станут ничего предпринимать, пока находятся в вагоне с пассажирами. Дойдя до конца вагона, Рейнольдс быстро перебежал по сцеплению в следующий. И вот он в предпоследнем вагоне. Рейнольдс шел быстро, подняв голову, не задерживая взгляд ни на чем, чтобы ввести в заблуждение тех, кто шел сзади, а его глаза между тем внимательно осматривали купе.

Янчи находился в третьем. Внезапно Рейнольдс резко остановился, наблюдатели едва не налетели на него, он церемонно посторонился, пропуская их, подождал, пока они отойдут футов на десять, кивнул Янчи, затем быстро побежал обратно, думая только об одном, чтобы никто не попался ему навстречу: любой случайно вышедший в коридор пассажир мог помешать выполнить задуманное.

Рейнольдс слышал сзади шумное дыхание, топот ног преследователей. Побежал быстрее и едва не поплатился за это, поскользнувшись на мокром месте. Он ударился головой о стену, упал, резко вскочил, не обращая внимания на сильнейшую боль и яркие огни, заплясавшие перед глазами, снова побежал: два вагона, три, четыре и наконец–то его вагон. Он обогнул угол, ворвался в туалет, захлопнул дверь со стуком, чтобы было слышно, и запер ее. Преследователи должны быть уверены, что он в туалете.

И он не терял времени. Вытащил из ящика кувшин с водой, затолкал туда полотенце, чтобы впиталась находящаяся в кувшине вода, отступил к двери и с силой ударил кувшином по окну. Раздался жуткий грохот. В маленьком закутке туалета он на мгновение оглушил его. Звон разбитого стекла еще стоял в ушах, а он уже вытаскивал пистолет, сжал его, выключил свет, тихо отпер дверь и шагнул в коридор.

Его преследователи оттянули вниз раму окна и, высунувшись из него, не обращая внимания друг на друга, пытались разглядеть, куда делся Рейнольдс. Это была естественная реакция преследователей: не упустить из виду объект наблюдения. Рейнольдс даже не ускорил шагов: прыжок с упором на одну ногу и резкий удар другой в спину ближайшего человека, и он резким рывком распахнул дверь вагона. Один из преследователей вылетел в снежный вихрь, даже не успев вскрикнуть. Остался бледный помощник Гидаша. Еще удар. Бледный причудливо изогнулся в воздухе, и ему удалось ухватиться рукой за край двери. Его лицо исказилось от злобы и страха. Он яростно, как дикая кошка, сопротивлялся, пытаясь удержаться. Но все эти отчаянные усилия длились несколько секунд, Рейнольдс был неумолим и ударил пистолетом по оскалившемуся лицу, свободной рукой бледный инстинктивно прикрыл лицо. Рукояткой пистолета Рейнольдс ударил по пальцам, цеплявшимся за дверь, раздался тонкий, заглушенный грохотом колес и завыванием ветра вопль, и человек исчез в дверном проеме.

За несколько секунд Рейнольдс вытащил уже расшатавшийся кусочек дерева и плотно закрыл дверь. Потом вынес из туалета молоток и фонарь и открыл противоположную с наветренной стороны дверь.

Здесь его ждала первая неудача, которая едва не сорвала всю операцию. Поезд поворачивал на юго–запад к Печу, ветер и снег с юго–востока теперь удерживали дверь с наружной стороны. Дважды, трижды он нажимал на нее, но дверь не двинулась ни на дюйм.

Осталось семь, максимум восемь минут. И каждая рассчитана. Он потянулся вверх, схватился за металлическую полоску в верхней части окна, резким рывком дернул за нее, окно опустилось, и если бы он мгновенно не бросился на пол, то порыв ветра, с визгом ворвавшийся в окно, бросил бы его на противоположную стену вагона. Это было намного страшнее, чем он себе представлял. Только теперь он понял, почему машинист уменьшал скорость – не потому, что предстоял наклон, а чтобы удержать поезд на рельсах. В какой–то миг Рейнольдс был на грани – отступить перед обстоятельствами и отбросить эту самоубийственную затею. Но он представил профессора, в одиночестве сидящего среди уголовников, мысли вернулись к Янчи и остальным, кто надеялся на него, к Юлии, и в следующий же миг вскочил на ноги, вдыхая секущий снег, летящий в незащищенное лицо. Он опять нажал на дверь, потом опять и только с третьей попытки смог приоткрыть и просунуть в щель ногу. Он просунул в щель руку, затем протиснул плечо и наконец – половину тела. Потом опустил вниз правую ногу и нащупал заснеженную металлическую планку и ступил на нее, потом сунул в приоткрытую дверь левую ногу. Именно в этот момент карман, в котором были молоток и фонарь, зацепился за внутренний косяк двери, и Рейнольдс почти минуту, показавшуюся ему вечностью, стоял зажатый между дверью и боковой стенкой вагона, делая отчаянные попытки освободиться, ужасаясь от мысли, что в любой момент кто–нибудь может выйти в коридор узнать, почему холодный ветер клубится по всему вагону. Отчаянный рывок, и правая нога соскользнула с наружной планки, он, сопровождаемый звуком отлетавших пуговиц и рвущейся материи, повис, зажатый в двери, держась только на левой руке и левой ноге. Осторожно провел ногой по стенке вагона, нашел ногой планку, постоял, восстанавливая силы, вытянул левую руку, ухватился за внутреннюю сторону открытого окна и рывком освободил левую ногу. Дверь с лязгом захлопнулась, и он оказался снаружи, держась начинавшими неметь пальцами левой руки и борясь с давлением ветра, прижимающего его к стенке вагона.