История розги (Том 2-3) - Бертрам Глас

Молодая женщина, увидав входящих на их двор бандитов, выстрелила из ружья, чтобы вызвать присылку подкрепления.

Ее сопротивление было непродолжительно; через несколько минут она была связана туземцами.

Своими острыми ножами они разрезали ей пантолоны и по обнаженному крупу жестоко высекли ее шомполами. Несчастная вскоре впала в обморок. Ей не суждено было очнуться: подвергнув ее гнусному насилию, они отрубили ей голову, которую бросили в колодезь.

Впоследствии крупы индийских женщин поплатились жестоко за то, что туземцы отнеслись с неуважением к крупам англичанок.

Кавалерийский патруль прибыл в один сельский дом, хозяева которого были заподозрены в участии в мятеже.

Мужчины были схвачены и немедленно расстреляны, - трупы их усеяли двор. С женщинами было поступлено иначе: жена, дочь и две женщины-служанки были раздеты донага и привязаны к стволам деревьев. Около каждой стал солдат с ремнем в руках и по знаку офицера, начальника патруля, несчастных стали пороть. Каждую секли до тех пор, пока она не потеряет сознание. После этого ее отвязывали и оставляли валяться на земле. Когда все были наказаны, то отряд сел на лощадей и отправился в другое место наказывать виновных.

Это был бы сизифов труд, если бы я захотел перечислить все случаи наказания женщин розгами или плетью в наших колониях.

Но подобное происходит и у других народов. Последние известия из Конго сообщают нам, что бельгийцы не жалели ни розог, ни плетей для мужчин и женщин этой страны.

Было немало случаев во время англо-бурской войны в Трансваале, когда женщины подвергались жестокому телесному наказанию.

На этих фактах я намерен остановиться несколько дольше, потому что жертвы были барышни и дамы европеянки, дочери или жены буров, сражавшихся против англичан.

Между множеством подобных эпизодов вот, например, один, происшедший после битвы под Блумофонтеном.

Бой был горячий, неуловимый Девет угрожал правому крылу английской армии, бивачные огни которой были видны у подножия холма.

Лейтенант В. ланкаширского полка покуривал свою трубку, стоя у входа в палатку и любуясь цепью гор.

Около его палатки стоял полковой фургон, нагруженный пудингами, на которые соблазнительно посматривали валявшиеся на земле солдаты.

В. зевнул и собрался уйти к себе в палатку, когда к нему подъехал полным карьером драгун. Лошадь была вся в мыле и тяжело дышала. Драгун протянул офицеру пакет: "От господина полковника", - сказал он.

В. торопливо разорвал конверт и прочел бумагу.

- Проклятая судьба, ни одной минуты покоя в этой дьявольской стране... ну, что делать!

С философским спокойствием положив бумагу в карман, он вошел в палатку, чтобы взять револьвер и шашку.

Затем он вышел, бормоча всевозможные ругательства на разных языках, велел позвать к себе сержанта К., капралов и два отделения солдат. Всем было приказано приготовиться выступить в поход.

Полковник приказал ему продвинуться вперед и занять ферму, которая виднелась в нескольких милях впереди.

По свистку офицера, солдаты построились в колонну и тронулись по обеим сторонам дороги.

В. и сержант К. шли посредине дороги; лейтенант по временам останавливался и смотрел вдаль в бинокль.

Ферма совсем ясно вырисовывалась среди бесконечной равнины.

- Если только их там двадцать человек, то они нас перестреляют, как рябчиков, - сказал В., - а я-то собирался сегодня выиграть приз в лаун-теннис!

Он подумал несколько секунд о своем провалившемся чемпионате, что еще более усилило его дурное настроение.

- В цепь, на пятнадцать шагов! К., нет вы, Ж., возьмите четырех человек и сделайте рекогносцировку фермы.

Солдаты рассыпались по равнине и застыли с ружьями наготове. Ж. со своими четырьмя человеками вышел вперед; все держали пальцы на курках ружей и продвигались по направлению к ферме.

Вопреки всяким предположениям, по ним не стреляли с фермы; капрал проник на двор и, махая ружьем, давал знать, что ферма никем не занята.

В. собрал оба отделения и беглым шагом двинулся к ферме. Когда все они, запыхавшись от скорого бега, вошли на двор, который был занят Ж. и его солдатами, Ж. доложил офицеру:

- Господин лейтенант! Я не решился войти в самый дом. Я ждал подкрепления... Я думаю, что там никого нет, иначе в нас стреляли бы!

В. с волочащейся по земле шашкой подошел к двери дома и сильно ударил в нее рукояткой револьвера. Ему никто не отвечал.

- Выломать ее!

Трое солдат бросились с топорами и стали выламывать дверь, которая вскоре подалась, и офицер во главе своих солдат вошел в дом.

В первом зале не было никого, во второй комнате тоже никого; на кухне сидели две женщины, одна лет двадцати пяти, а другая - молодая девушка не более шестнадцати лет.

Величественно, без малейшего страха, они смерили англичан с ног до головы гордым и презрительным взглядом.

В. поклонился и посмотрел благосклонно на них, так как обе были очень хорошенькие.

Блондинки, высокого роста, с лицами честными и повелительными, они, казалось, были сестрами.

- Вы, конечно, владельцы этой фермы? - спросил В.

Молодые женщины не отвечали ни слова.

- Вы слышите, я вас спрашиваю, - ваша ли это ферма? - уже более громко произнес офицер, не скрывая своего нетерпения.

Молодые женщины по-прежнему продолжали смотреть на него в упор, но не отвечали на его вопрос.

В. увидал в углу ружейный патрон, винтовку Маузера и мужскую шляпу.

- Ну, а это тоже ваше?

- Да черт вас возьми, проклятые бабы, будете ли вы мне отвечать? Вы немые, что ли? Я вижу, вы смеетесь надо мною, но я вас предупреждаю, что я долго этого не потерплю... Если вы сию же минуту не ответите мне, где хозяин этого оружия, то я клянусь честным словом ланкаширского стрелка, что найду средство развязать вам язык и заставить говорить. Слышите ли вы?

Молодая девушка прижалась к более взрослой; эта последняя покачала головой, на ее хорошеньком лице не было заметно ни малейшего волнения.

- Отлично! - сказал В. и, повернувшись к Ж., приказал ему нарезать свежих березовых прутьев и навязать из них несколько пучков розог.

Когда молодая девушка услыхала приказ офицера, то она вскочила и, посмотрев испуганными глазами на офицера, произнесла: "О! Нет!".

Тогда другая, которая была постарше, повернулась к молоденькой и сказала:

- "Милая Аня, умоляю тебя, молчи, что бы с нами ни делали!"

Аня замолкла, но у нее выступили слезы на ресницах.

- Итак, вы желаете надо мною издеваться," - заорал в бешенстве В., ну, я вас заставлю говорить... Я прикажу своим солдатам пороть вас розгами по голому телу, как маленьких девочек... Мы еще посмотрим, кто последним будет смеяться! Ж., завяжите им руки назад, на спину, и выведите их на двор, а солдатам велеть построиться с ружьями у ноги, в две шеренги... Расставьте часовых вокруг фермы".

Приказание было быстро исполнено.

На дворе Ж. навязал несколько пучков розог и с ними ждал.

Обе молодые женщины, белые платья которых особенно резко выделялись среди форменной одежды яркого цвета, дрожали от страха, в особенности более молодая, она, казалось, готова была упасть в обморок на руки поддерживавших ее солдат.

- Еще раз, - спросил В., - хотите ли вы отвечать на мои вопросы? Нет? Тогда вы, Эдуард, и вы, Стефан, поднимите этой большой юбки, спустите ей панталоны и держите ее за ноги и за руки, чтобы Ж. мог ее пороть розгами, пока я не велю перестать!..

В один миг приказание было исполнено; молодая женщина сопротивлялась и билась, словно ласточка, в руках раздевавших ее солдат.

Вскоре солдаты, разорвав ей панталоны, растянули ее на земле, один сел ей на спину и шею, а другой на ноги... Ж. поднял ей сорочку и обнажил ее нежное тело.

- Порите ее!

Ж. свистнул розгами по воздуху. Свист был резкий, отчаянный, по словам солдата, присутствовавшего при экзекуции в числе других солдат, стоявших в строю.

Свист - и на вздрогнувшем теле легла красная полоса.

- Два... Три... Четыре... Пять... Шесть... - считал Ж.

Через каждые пять ударов солдат переходил на другую сторону тела.

Вопли наказываемой женщины нарушали гробовую тишину на дворе.

Анна, которую за веревку держал солдат, смотрела с расширенными зрачками на истязание...

Когда крики становились отчаяннее, Анна начинала умолять перестать сечь:

- Довольно, пощадите ее, довольно!

- Тогда говорите! - приказал В.

- Не говори ни слова, Анна! - простонала наказываемая.

Уже во многих местах на теле появились капли крови, но розги продолжали полосовать несчастную, отыскивая все новые места и вырывая у жертвы отчаянные крики.

Наконец офицер велел сержанту перестать ее сечь.

- Довольно для нее пока... Мы ее скоро снова начнем пороть. Но теперь очередь за другой, нужно ее немного пробрать!

В одну минуту Анна была раздета и положена так же, как старшая.