Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю - Томас Эсбридж

Учитывая слухи о сказочном богатстве халифа, одним из непосредственных результатов смерти аль-Адида для Саладина должен был стать приток «твердой валюты». Но, заняв дворец Фатимидов, Саладин обнаружил, что денег в казне на удивление мало. Большие средства ушли на финансирование заоблачных выплат покойного визиря Шавара Иерусалиму и Дамаску, а также на защиту Саладином Дамьетты в 1169 году. Поэтому оставшиеся сокровища — «гора» рубинов, огромный изумруд и гигантские жемчужины — были поспешно проданы.

Ликвидация Саладином халифата Фатимидов и подчинение Египта в 1171 году, по крайней мере теоретически, оказались не только его личными победами, но и триумфом его господина — Нур ад-Дина, владения которого теперь простирались от Египта до Сирии и далее. Понятно, что халиф Багдада торжественно поздравил обоих. Но за фасадом суннитского единства и влияния стали заметны признаки напряжения между господином и его более могущественным подчиненным. С объединением Алеппо, Дамаска и Каира, результатом которого стало окружение франкского Иерусалимского королевства, Нур ад-Дин мог рассчитывать на богатства Нила, а также на военную поддержку, чтобы начать всеобщее наступление на Палестину. Однако с осени 1171 года Саладин начал выступать в роли суверенного правителя, действующего в своих собственных интересах. После дней североафриканских приключений Ширкуха вовлеченность Айюбидов в дела региона всегда была окрашена своекорыстным налетом, и в конечном счете покорение Египта зависело прежде всего от личных качеств Саладина: его политической и военной прозорливости, его терпения, хитрости и безжалостности. Теперь он мог, вероятно, считать себя равным Нур ад-Дину и скорее его союзником, чем слугой.

Открытый конфликт был, по крайней мере частично, предотвращен занятостью Нур ад-Дина в других регионах его владений. В начале 1170 года Сирия и Палестина снова подверглись серии разрушительных землетрясений, которые потребовали привлечения ресурсов к масштабным восстановительным программам. В Ираке смерть его брата, последовавшая за кончиной аббасидского халифа, подсказала Нур ад-Дину, что необходимо срочно заняться делами Месопотамии, а в Джазире и Анатолии также возникли возможности новой территориальной экспансии. В 1172 году спор с франками относительно торговых прав на сирийском побережье вызвал несколько карательных рейдов против Антиохии и графства Триполи.

Несмотря на эти отвлекающие моменты, Нур ад-Дин искал поддержки Саладина на решающем театре военных действий — занятом латинянами пустынном районе к востоку от реки Иордан, известном под названием Трансиордания. Этот регион, безусловно, являлся ценным призом: аннексированный в начале XII века строительством франкских замков Монреаль и Керак, он дал латинянам, по крайней мере, частичный контроль над сухопутным путем из Дамаска или в Египет, или в Мекку и Медину, священные города Аравийского полуострова. Некоторые современные авторы, а также средневековые хронисты обвиняли Саладина в том, что он не приложил должных усилий для поддержки Нур ад-Дина в двух попытках захватить эту зону в начале 1170-х годов. Это «предательство» якобы сделало очевидным факт, что Саладином руководили исключительно своекорыстные амбиции, а не желание продвигать интересы ислама. Но действительно ли он повернулся к Нур ад-Дину спиной, что не позволило достичь блистательного триумфа в войне за Святую землю?

В конце сентября 1171 года, вскоре после ликвидации халифата Фатимидов, Саладин вошел в Трансиорданию с очевидным намерением провести совместную операцию с Нур ад-Дином. Когда последний пришел на юг из Дамаска, Саладин осадил Монреаль, но через короткое время неожиданно решил вернуться в Египет, и две мусульманские армии так и не начали совместных действий. Историк из Мосула Ибн аль-Асир, поддерживавший династию Зангидов, увидел в этих событиях определенный момент разделения между Саладином и его бывшим господином, утверждая, что между ними появились глубокие различия. Он настаивал, что, достигнув Монреаля, Саладин был предупрежден своими советниками относительно реальных стратегических и политических последствий завоевания Трансиордании. Сообразив, что открытие безопасного пути из Дамаска в Египет приведет к захвату Нур ад-Дином Нильского региона, а также получив предостережение, что «если Нур ад-Дин придет к тебе сюда, тебе придется с ним встретиться, и тогда он сможет осуществить власть над тобой, как захочет», Саладин бежал.

Проблема с рассказом Ибн аль-Асира заключается в том, что он основывается на представлении о Саладине как о наивном командире, лишенном проницательности и дара предвидения. А учитывая его поразительные успехи в Египте, Саладин был вовсе не наивным, а, напротив, дальновидным и хитроумным деятелем. Он, несомненно, заблаговременно понял широкие последствия Трансиорданской кампании, задолго до прибытия в Монреаль. К сожалению, другие уцелевшие источники проливают мало света на события. Согласно одному повествованию, Саладин утверждал, что в Египте назревает восстание, а другой современный арабский писатель туманно заметил, что произошло какое-то событие, вызвавшее его поспешное возвращение в Египет.

Далее Ибн аль-Асир обвинил Саладина в отказе от второго совместного предприятия еще до подхода Нур ад-Дина — от осады крепости Керак в начале лета 1173 года. В то время как Саладин определенно осадил в это время крепость, он, вероятно, действовал независимо от Дамаска, поскольку Нур ад-Дин был занят в Северной Сирии и не мог ввести войска в Трансиорданию.[170]

Свидетельства против Саладина в период между 1171 и 1173 годами, с учетом всего вышесказанного, представляются неубедительными. Нельзя со всей категоричностью утверждать, что он предал Нур ад-Дина, так же как он не был единолично ответственным за то, что не была одержана победа в джихаде. По крайней мере, публично Саладин утверждал, что остается подданным династии Зангидов после окончания правления Фатимидов в 1171 году — Нур ад-Дин был включен в пятничную молитву, на египетских монетах его имя чеканилось вместе с именем аббасидского халифа.

В действительности любая враждебность между Дамаском и Каиром в начале 1170-х годов, вероятнее всего, не относилась в первую очередь к совместным военным действиям, а скорее была связана с вопросом звонкой монеты. Больше всего Нур ад-Дин желал добраться до богатств Египта, и потому начал требовать выплаты ежегодной дани. Поэтому в конце 1173 года он направил своих представителей в Египет для проведения полного аудита доходов страны. По мере проведения финансового расследования в первые месяцы 1174 года напряженность усилилась. И Нур ад-Дин, и Саладин мобилизовали войска, хотя не вполне ясно, сделали они это, готовясь к прямой конфронтации, или же это была новая попытка сотрудничества. Представляется вероятным, что оба правителя демонстрировали силу в преддверии интенсивных дипломатических переговоров, понимая, что все это со временем может перерасти в открытый военный конфликт. В воздухе, безусловно, витала вражда, и даже Саладин позднее признался своему биографу: «Мы слышали, что Нур ад-Дин, возможно, нападет на нас в Египте. Некоторые наши командиры советовали оказать ему открытое сопротивление и отвергнуть его власть, а также встретить его армию боем, если враждебные действия станут реальностью». Далее он заметил с меньшей убежденностью: «Только я не согласился с ними, настаивая, что неправильно говорить вещи подобного рода».[171]

Вмешательство судьбы предотвратило то, что могло стать разрушительной суннитской гражданской войной. Ожидая сообщений своих аудиторов из Каира, Нур ад-Дин в конце весны 1174 года заболел. Во время игры в поло за пределами Дамаска 6 мая у него начался приступ, и к моменту возвращения в цитадель уже не приходилось сомневаться, что правитель болен. Возможно, у него была ангина. Сначала он упрямо отказывался обращаться к врачам. Прибывший в конце концов придворный доктор аль-Раби нашел Нур ад-Дина в крошечной комнатке для молитв в очень плохом состоянии — «его голос был едва слышен». Когда правителю было предложено сделать кровопускание, тот наотрез отказался, заявив, что кровопускание не делают человеку шестидесяти лет. Никто не спорил.

15 мая 1174 года Нур ад-Дин умер. Его тело было предано земле в одной из религиозных школ, которые он построил в Дамаске. Даже враги — франки — уважали Нур ад-Дина, считая его «могущественным преследователем христианской веры, справедливым и отважным принцем». Это был первый мусульманский правитель после начала Крестовых походов, объединивший Алеппо и Дамаск. Его дальновидность и набожность положили начало новой эры религиозного обновления внутри суннитского мира, воскресив понятие джихада против врагов ислама как символического и обязательного действа. И все же после его смерти франки остались непокоренными, а святой город Иерусалим все еще был в руках христиан.[172]