Менжинский - Теодор Гладков

20 апреля 1918 года посол Иоффе вручил кайзеру Вильгельму II верительные грамоты и представил состав полномочного представительства В тот же день над зданием посольства взвился советский флаг, незадолго перед этим утвержденный декретом ВЦИК: «Флагом Российской Республики устанавливается Красное знамя с надписью «Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика».

Менжинскому, присутствовавшему при поднятии флага над посольством, вспомнились прочитанные в «Правде» перед отъездом из Петрограда слова:

«Отныне красное знамя будет развеваться не только по всей революционной России, но и в других странах — всюду, где будут находиться официальные представители Советской Республики, послы великого народа, несущего освободительный благовест народам всего мира… Красное знамя будет безвозбранно развеваться над русскими посольствами и в Стокгольме, и в Берлине, и в других столицах… Иди же смело в путь, наше родное Красное Знамя».

И вот исполнилось. Советское красное знамя развевается в центре Берлина, на Унтер-ден-Линден, символизируя победу социалистической революции на одной шестой части суши, честь, свободу и независимость первого в мире пролетарского государства.

С этого дня началась деятельность Менжинского на посту советского дипломата — одного из первых дипломатов, воспитанных Лениным.

Советскому посольству и генеральному консульству в Берлине начинать работу пришлось в весьма трудных условиях, в обстановке лютой враждебности правящих кругов кайзеровской Германии к Советской России. После подписания Брестского мира германские войска продолжали свою экспансию на восток. Оккупировав Украину, они наступали на Орел, Курск и Воронеж, вторглись в Крым, форсировали Керченский пролив и высадились на Тамани. Наступали немцы и в Финляндии, угрожая революционному Петрограду с севера, со стороны, менее всего защищенной.

Первейшей заботой Ленина и советской дипломатии было остановить эту германскую экспансию на восток, добиться мира на Украине и в Финляндии. 24 мая 1918 года Ленин в своем письме в Берлин писал: «Если можно помочь тому, чтобы получить мир с Финляндией, Украиной и Турцией (в этом гвоздь), надо всегда и все для этого сделать (конечно, без некиих новых аннексий и даней этого не получить). За ускорение такого мира я бы много дал»[16].

Когда Ленин еще до отправки этого письма узнал, что Иоффе, ни с кем не посоветовавшись, послал от себя ноту германскому правительству, соглашаясь на отдачу немцам военных кораблей Черноморского флота на условии мира только с Украиной, он резко критиковал Иоффе за эту ошибку.

В советской ноте германскому правительству, которая была известна Иоффе, Советское правительство признавало возможным согласиться на отвод военных кораблей из Новороссийска в Севастополь на условиях мира на всех фронтах — с Украиной, с Финляндией и Турцией — и на отказе немцев от аннексии Севастополя.

В следующем письме, направляя деятельность советских дипломатов в Берлине, Ленин писал: «Ваша линия вполне лояльно проводить Брестский договор…»[17]

Критикуя ошибки, наставляя первых советских дипломатов, Ленин помогал им создавать совершенно новую, основанную на реальной действительности советскую дипломатию.

Создавать новую дипломатию, писал Ленин в Берлин, дело трудное. Свое письмо он заканчивал латинским изречением: «Festina lente» — «торопись медленно», «не делай наспех». Он советовал Иоффе и Менжинскому: «не нервничайте»[18]. Советовал быть начеку, действовать энергично, терпеливо и выдержанно.

Следуя советам и указаниям Владимира Ильича, советская дипломатия с успехом преодолела трудности и рогатки, которые ставили германские официальные лица, и достигла того, что Германия, как говорил Ленин, ничего не взяла от Брестского мира, кроме нескольких миллионов пудов хлеба. Знаменательным оказался Брест и в политическом плане. Советская страна сумела использовать противоречия между империалистами так, что выиграл в конечном счете социализм.

Главным средством «нашего дипломатического действия» в тот труднейший период было заинтересовать деловые крути Германии в экономическом сотрудничестве с Советской Россией, заставить немцев отказаться от их планов экономического закабаления России. А такие планы тогда в правящих кругах Германии вынашивались.

«То из двух государств [Англия или Германия], которое прежде сумеет реставрировать монархию в России, получит всю Россию под свое влияние», — писал из Петрограда в Берлин германский агент Арним фон Райлер.

Германский империализм ставил своей целью «отхватить» от России Польшу, Литву, Прибалтику и Псков, Мурманск и Карелию, Украину и Кавказ, Донскую область и Закаспий, заодно прихватить Румынию, Персию и Афганистан и создать так называемый «хозяйственный блок» от Мурмана до Памира. «Пусть же наряду со старым лозунгом «Берлин — Багдад», — писала в первые недели пребывания советского посольства в Берлине газета «Дойче политик», — путеводной звездой будущей хозяйственной политики станет новый лозунг «Гамбург — Герат».

Чрезмерные экономические требования германские империалисты пытались навязать Советской России еще в Бресте. Советская делегация, не вступая в переговоры по этим вопросам, дала согласие, что о размере «долгов», которые Советская страна должна выплатить за «содержание военнопленных», за «потерю немецкого имущества», и по другим экономическим вопросам договаривающиеся стороны проведут дополнительные переговоры.

Переговоры по так называемым Дополнительным статьям к Брестскому мирному договору начались в Берлине в июне 1918 года. Советское правительство направило в Берлин свою делегацию, в которую вошли также Иоффе и Менжинский. Перед отъездом делегации в Берлин ее принял Ленин. Во время совещания с этой делегацией 2 июня 1918 года Ленин написал письмо Иоффе, в котором характеризовал состав делегации и дал указания относительно переговоров.

Ленин писал:

«Тов. Иоффе! Едут к вам Сокольников и Бухарин, а кажись, и Ларин. Пользуюсь случаем, чтобы вас несколько предупредить… Бухарин лоялен, но зарвался в «лево-глупизм» до чертиков. Сокольников свихнулся опять. Ларин — мечущийся интеллигент, ляпала первосортный. Поэтому будьте архиначеку со всеми этими премилыми и препрекрасными делегатами…», на Сокольникова иногда, писал далее Ленин, «находит» и он «бьет посуду» из-за парадоксов. Если не примете предосторожности, — он у Вас там набьет посуды. А Бухарин — втрое. Prenez garde [Будьте осторожны]»[19].