Проклятая звезда - Джессика Спотсвуд

— Ах, — выдыхает Маура, на миг замирая перед стеклом, а потом оглядывается на меня через плечо и густо краснеет: ей явно неловко, что она так ребячливо повела себя при свидетелях.

Меня охватывает теплое чувство. Передо мной все та же моя маленькая сестренка, которая так отчаянно старается казаться взрослой.

— Тебе на самом деле нравится Пол? — тихо спрашиваю я. — Или ты просто пытаешься добыть у него сведения?

Мы сворачиваем на улицу, застроенную красными кирпичными домиками на две семьи. Состояние мостовых тут оставляет желать лучшего, зато полно детей, которые смеются и играют в шарики.

— Все это вообще ни при чем, — заявляет Маура. — Он предложил прокатить меня в своем новом экипаже, я подумала, что это будет весело, и согласилась.

— И это все? — с нажимом спрашиваю я.

Маура усмехается.

— Ну, думаю, есть еще кое-что, но ты можешь рассердиться. Дополнительный бонус. Слушай, — понижает голос сестра, — насчет Харвуда: поступай как знаешь. У меня теперь появились более важные дела и поводы для беспокойства.

— Неужели? — с сомнением говорю я.

— Вот именно. — Она снова поправляет свой капюшон, чтоб согреть лицо, и я с трудом разбираю ее последующие слова, которые теперь звучат невнятно: — Просто не становись у меня на пути, и тогда я не встану на твоем.

Улица теперь идет под гору, к реке, и я вижу впереди мачту парусника. Вокруг становится все больше ветхих, заброшенных домов, полуразвалившиеся хибарки жмутся друг к другу среди зарослей сорняков. Разбитые окна заткнуты всяким тряпьем; возможно, оно и помогает сохранить тепло, но не способствует звукоизоляции, и на улице слышно, как внутри домов кто-то переговаривается. Мимо, гремя, проезжает повозка, нагруженная товаром со складов. В грязном, замусоренном парке играет в стикбол кучка парней. Чуть в стороне на парковой скамье что-то бормочет себе под нос человек в окружении стайки голубей. Мне неплохо знаком этот район, ведь мы не раз приезжали сюда раздавать беднякам продукты, но без Роберта и кареты я тут не чувствую себя в безопасности.

Небо затянуто белыми снежными тучами, в ушах свистит ветер. Мы все ближе к пристани, вокруг по-прежнему никаких следов Тэсс, и мое беспокойство растет с каждым шагом. В этом районе ее могут поджидать ужасные неприятности, и далеко не со всеми можно справиться колдовством.

Впереди возникает длинное кирпичное здание скотобойни, охраняемое полудюжиной стражников. Незаметно, чтобы кто-нибудь заходил в него или, наоборот, выходил бы наружу.

— Должно быть, это тут, — говорю я, кивнув в сторону скотобойни, и, чтобы не торчать на виду, оттаскиваю Мауру в замусоренный проход между двух зданий. — Может, наведем личины?

— Хорошая мысль, — соглашается Маура и в мгновение ока преображается в темнокудрую пухлогубую девушку в красном залатанном плаще.

Я застываю в нерешительности, вдыхая доносящийся откуда-то запах тухлой рыбы.

— Боюсь, мне не справиться.

— Давай помогу, — предлагает Маура, и я недоуменно поднимаю брови. — Ой, Кейт, во имя Персефоны, я вовсе не хочу, чтоб тебя арестовали, особенно до того, как мы найдет Тэсс. Она, знаешь ли, и моя сестра тоже.

Придирчиво изучив выбившийся из прически клок своих волос, я обнаруживаю, что они такие же темные, как у Мауры. Теперь на мне плащ грубой серой шерсти и грязные тяжелые ботинки.

— Спасибо, — говорю я, устремляясь к скотобойне.

Мне приятно снова сотрудничать с Маурой. Сотрудничать, а не соперничать.

Один из стражников выступает вперед, преградив мне дорогу. Он ненамного старше нас, и над его верхней губой пробиваются похожие на гусеницу жидкие гнедые усишки.

— Что вам тут нужно?

— Мы хотим повидать отца. Его тут держат. — Я стою с потупленными глазками и стараюсь, чтоб мой голос звучал очень кротко.

— Простите, мисс, но сейчас еще не время посещений.

— А можно подождать внутри? Тут так холодно! — Маура, дрожа, бросает на стражника взгляд из-под темных ресниц и плотнее кутается в поношенный плащик. Глаза юноши задерживаются на лице Мауры, и он заметно смягчается — сестра не могла примерить на себя личину некрасивой девушки.

— Хорошо, идите внутрь, там кое-кто тоже ждет возле огня. Но не подходите к заключенным, а не то вас выгонят, ясно? И не пытайтесь передать еду или одеяла, пока стражники не разрешат, а то только беду навлечете на отца и на себя.

— Спасибо, сэр, — хором произносим мы.

В здании скотобойни с полдюжины женщин греет руки, сгрудившись вокруг пылающего в металлической бочке костра. Это, видимо, жены и матери заключенных. У большинства из них корзинки с провизией, и я запоздало спохватываюсь, что мы не удосужились для пущего правдоподобия захватить с собой еды для мифического отца. Дым ест глаза, и я начинаю моргать. На то, чтобы опознать белокурую головку Тэсс под капюшоном незнакомого синего плаща, у меня уходит минута. Сестренка озадаченно смотрит, как на нее надвигаются две незнакомые насупленные тетки, пока я свистящим шепотом не сообщаю ей, кто мы такие.

— Что ты тут делаешь?

— Навещаю отца, как и вы. Вот что я ему принесла, — громко отвечает она, демонстрируя побитое молью красное шерстяное одеяло.

— Это просто безумие прийти сюда вот так, в одиночку. Тут не место для маленьких девочек! — восклицает Маура, оттаскивая ее в сторону.

В уголке стоят тесной кучкой, покуривая трубки, еще три стражника. Кое-кто из женщин у огня с удивлением поглядывает на нас, но большинство продолжает, негромко переговариваясь, топтаться у бочки, чтобы хоть как-то согреться. Янга нигде не видно, тут вообще нет мужчин, кроме стражников.

Справа от нас тянется ряд загонов, они перекрыты металлическими воротами, и на каждых висит запертый замок. Заключенных не видно, но мне слышен притушенный гул голосов. А еще я чувствую их запах. Даже на расстоянии зловоние от немытых тел и человеческих выделений вызывает приступ тошноты. Бог весть как выносят его заключенные. Сколько еще времени Братья намерены их здесь продержать? Прошло уже почти двое суток, и люди наверняка начали заболевать от холода. И каково тем, кого никто не навещает, кому не приносят пищи? Неужели эти люди голодают?

Я гоню жалость прочь. Не за тем я пришла, мое дело — увести отсюда Тэсс целой и невредимой.

— Что ты себе думаешь? — яростно, требовательно шепчу я.

— Да ты посмотри по сторонам! Тут же люди, а не скот, — шипит сквозь стиснутые зубы Тэсс. Она показывает глазами на свисающие с потолка крюки для туш, на следы крови, намертво въевшиеся в холодный бетонный пол. — Это даже не склад и не хлев, это скотобойня, и тут совершенно неподходящее место для людей. Я хочу им помочь. Я могу это сделать. Знаю, что могу.