Черкес 5. Спасти кавказского пленника - Greko

Уцелевшие убыхи попытались дать нам отпор. Наивные. Револьвер в умелых руках — в моих, стало быть — страшная сила. Хватило четырех выстрелов, чтобы покончить со схваткой. «Слуги» бросились собирать хабар, ругаясь по чем свет стоит на Сеньку, лишившему их обновок. Черкески убыхов теперь годились лишь на тряпки полы вытирать.

— Сенька! Мать честная, курица лесная! Тебе что втолковывал полночи? Я тебе приказывал стрелять⁈

Сенька справился со своей кобылой и подъехал с виноватым видом.

— В первый раз што ль? Енти тут не за орехами заявились.

— Ладно! На первый раз прощаю! Будем считать, что проявил разумную инициативу, сообразуясь с обстоятельствами и знанием местных традиций войны.

Сенька удивленно похлопал глазами, но спорить не стал.

— Цекери! Ты чего застыл? — окликнул я впавшего в ступор Пшекуи-ока.

— Как же так? — пацан чуть не плакал.

— Что «как же так»?

— Соседи! А мы их насмерть! За минуту!

— Цекери! Мы тут вообще-то на войне, а не у тещи на блинах… эээ… ну, не на празднике. Так понятнее?

Юному воину понятно не было. Поэтому все дорогу до долины реки Вайа пришлось ему втолковывать новую политику партии. Его потрясение сменилось на отрицание. Потом кое-что стало доходить.

— В общем, так, оруженосец! Или мы с тобой расстаемся в твоем ауле. Или ты принимаешь мои правила игры. И ее цель. Она — в том, чтобы попытаться уменьшить боль и страдания простых людей. Спасти тех, кому не нужна эта война. Вот и выбирай. Но мне нужна твоя помощь!

Цекери загорелся. Я разъяснил ему, как будем действовать. Исподволь станем расспрашивать людей об их настроениях, распределив роли. Один из нас расскажет про потери на войне и усталость от нее. Другой — о возможном решении. Если встретим непонимание, сразу сворачиваем агитацию.

В первом же ауле, где проживали земляки Цекери, нас ждало разочарование. Разговор пошел не так, как я планировал.

Недалеко от берега широкой реки, впадавшей в Черное море, в ложбине между холмами пряталась деревушка из шести домов. Вполне себе зажиточная, а не то нищее захолустье, что мне нарисовал Цекери, повествуя о долине Вайа. Милые беленые коттеджики с газончиком и фруктовыми деревьями. Вокруг поля, взбиравшиеся до вершин возвышенностей, и виноградники, создававшие приятный контраст угрюмой местности на побережье с голыми скалами и малярийными болотами. И вино! Да-да, здесь угощали белым вином. Мои спутники, да и я сам, с удовольствием пропустили по два-три стакана.

— Что будете делать, если русские придут? — спросил я хозяина.

— Что они тут позабыли⁈ — удивился местный житель. — Я один из немногих, кто может похвалиться достатком. Повезло мне с местом. В отличие от большинства!

— Река! — подсказал я. — Турки приплывают. А русские борются с контрабандой. И не хотят, чтобы чуму из Турции завезли.

— Чума — беда! — признался хозяин. — Много недавно натворила. Пол нашего племени от нее вымерло. А с русскими воевать нам тяжело. За лето столько народу погибло! Отправились соседям помочь в долину Пшады. И не вернулись!

— Вот я и говорю: русские придут, нужно или договариваться, или уходить. Например, к хакучам.

— Молодежь любит войну, — рассудительно сказал хозяин. — Ее не остановить. А тем, кому свой дом милее, сейчас трудно. Ездят тут всякие! Требуют присоединиться к клятве. С русскими не торговать. И сражаться с ними. Кто отказывается, могут дом сжечь. А кто нарушает, тех на суд волочат и штрафуют.

— Кто же вас так застращал?

— Был весной у нас англичанин. Якуб-бей. Все упрашивал: объединяйтесь! С кем⁈ У меня кто-то кобылу украл. На черта кому-то кобылы? Разве что, твоему слуге, — усмехнулся шапсуг. — То убыхи баловали, уверен. И как мне с ними объединяться?

— Разве англичанин мог тебе угрожать? — спросил я, а про себя чертыхнулся. Активность Белла меня огорчала.

— Якуб-бей? Нет, он хитрый. С ним народу разного толпа. И угрожают. Если, мол, не подчинишься общему решению, накажем.

— Испугался?

— Испугался! — честно признался хозяин. — Вон, Индир, пшихан Пшады. Он с русскими заигрывал. Так от него половина народу сбежала. А потом пришел «красный генерал» — и всю Пшаду разорил. Нет больше владетеля Индира. Остался голодный и злой волк. Собирает узденей с русскими воевать.

— А ты?

— А что я? Придут сюда — буду воевать. Тут мне есть что защищать!

Вот и поговорили. Как переубедить, что нужно спасаться?

Добрались до селения местного князя. С ним и поговорить не вышло. Был пьяным. Недавно жену потерял, а с ней и голову, когда узнал, что все сыновья погибли. Сидел в руинах генуэзской крепости на большом каменном троне внутри круглого помещения без крыши. Смотрел на нас пустыми мутными глазами. Что-то ему втолковывать было бесполезно.

Зато в доме Пшекуи-ока нас приняли как королей. Его мать с меня пылинки сдувала. Не знала, чем угодить. Еле отбрехался от подарков, согласившись лишь на несколько обновок для моих «бродяг»

Молодёжь сбежалась на меня поглазеть. Потом Цекери полночи где-то пропадал. Не иначе как хвалился подвигами. Вдохновлял на путь спасителя! Утром к нашему отряду присоединились трое. Смотрели на меня преданными глазами, ожидая отказа. Но я решил погодить их прогонять. Проверю пацанов в деле, а там будет видно.

До Тоапзе добрались за восемь часов. Миновали по дороге строившийся блокгауз из бревен и земляных траншей. Побережье готовилось к бою. Летом ожидали русских в гости. Первый визит уже состоялся. Небольшой десант, отправленный сжечь корабли турок-контрабандистов. Был отражен с большими потерями. Но и русским задали перцу. Если бы не корабли прикрытия, им бы пришлось несладко.

Тоапзинцы были настроены решительно. Как всегда, рулила экономика. Удобная дорога до Абадзехии определила судьбу порта, как нового главного узла торговли с Турцией. Невольничьи базары Стамбула жаждали нового товара. Чтобы их наполнить, вдоль реки алчные турки выстроили сотню убогих хижин. В каждой сидели пленницы в ожидании отправки. Их хозяева вприпрыжку бросались к караванам, спускавшимся с гор, чтобы первыми завладеть вожделенным «живым» товаром. Серебро и рулоны с материей переходили из рук в руки. Тоапзинцы были всем довольны. Они выбрали бой. Скорее не за честь, а за то золото, что осядет в их карманах, если порт отстоят. Говорить о спасении тут было не с кем.

Чем дальше мы продвигались на север, тем чаще звучало имя Якуб-бея. И Надир-бея. Я догадался, что так прозвали Лонгворта. Он