Валютные войны - Джеймс Рикардс

Поняв, что с эффектом богатства ничего не получается, ФРС решила использовать другой инструмент – внушение потребителям страха перед инфляцией. С целью сделать это так, чтобы увеличились займы и скорость оборота, ФРС приходилось манипулировать тремя вещами сразу: номинальными курсами, реальными курсами и ожиданиями по поводу инфляции. Целью было создать отрицательные реальные курсы – разницу между номинальными курсами минус инфляционные ожидания. Например, если ожидания по поводу инфляции составляют 4 %, а номинальные ставки процента – 2 %, то реальные ставки процента будут минус 2 %. Когда реальные курсы становятся отрицательными, заимствования привлекают людей, и тогда растут и траты, и инвестиции. Согласно формуле монетаристов, эта комбинация больших заимствований, которая увеличивает денежный оборот, и большие расходы, увеличивающие скорость денежного обращения, будут заставлять экономику расти. Эта политика отрицательного реального курса и страха перед инфляцией была последней надеждой ФРС создать самоподдерживающийся курс восстановления экономики.

Отрицательные реальные курсы создают ситуацию, при которой доллары могут быть заимствованы и вновь выплачены более дешевыми долларами в результате инфляции. Это как арендовать машину с полным баком и вернуть ее с полупустым баком, ничего не заплатив за использованное топливо. Потребители и бизнесмены не могут отвергать подобного варианта.

План ФРС заключался в том, чтобы поощрять заимствования с помощью отрицательных реальных курсов и поощрять траты через страх инфляции. Итоговая комбинация инфляции и разницы между курсами могла бы увеличить денежный оборот и его скорость и, таким образом, увеличить ВВП. Это могло бы сработать, но чего бы оно стоило?

Бен Бернанке и Пол Кругман проделали большую теоретическую работу по этому вопросу в 1990 году. Они изучали похожий эпизод в Японии во время «потерянного десятилетия». Исчерпывающие результаты этого исследования были предоставлены экономистом Ларсом Свенссоном в 2003 году. Свенссон был коллегой Бернанке и Кругмана в Принстоне, а позже сам стал одним из руководителей центрального банка Швеции. Свенссоновская работа стала Розеттским камнем для исследователей истории валютных войн, потому что она показывает связь между обесцениванием валюты и отрицательными реальными процентными курсами как вариант стимуляции экономики за счет других стран[48].

Свенссон говорит о преимуществах валютных войн:

«Даже если… процентные ставки равны нулю, обесценивание валюты обеспечивает прекрасный вариант стимуляции экономики… Обесценивание валюты будет напрямую стимулировать экономику, давая ускорение экспортному сектору. Что еще важнее… обесценивание валюты и поддержка курса валют в заниженном состоянии служит заметным вкладом в высокий уровень цен в будущем».

Свенссон также описывает сложности манипуляции людьми во время проведения подобной политики.

«Если центральный банк будет манипулировать мнениями людей, это заставит их поверить в грядущую инфляцию, реальные процентные ставки упадут, и вскоре экономика выйдет на новый уровень… Проблема в том, что на мнения людей достаточно сложно повлиять».

В этом и заключались все идеи Бернанке – держать процентные ставки на нуле, девальвировать доллар «количественным смягчением» и манипулировать мнениями, чтобы создать страх перед инфляцией. Политика нулевых процентных ставок и «количественного смягчения» Бернанке создавала топливо для инфляции. Забавно, что самые ярые критики Бернанке помогали ему, поддерживая в людях страх перед инфляцией.

Так выглядят действия центрального банка без маски. Это вовсе не было спокойным, рациональным, научным диалогом с незаинтересованными экономистами, сидящими в мраморном храме ФРС в Вашингтоне. Это было упражнение в надежде на лучшее. Когда цены на нефть, серебро, золото и другие товары начали подниматься в 2011 году, Бернанке был невозмутим и объяснил, что реальные ставки процента останутся низкими. На самом деле усиление волнения по поводу инфляции по всему миру в сочетании с падением курса было именно тем, что предсказывала теория Бернанке, Кругмана и Свенссона. Америка стала нацией подопытных кроликов в огромном денежном эксперименте, зародившемся в чашке Петри экономического факультета Принстона.

Эта теория объясняет, почему попытки ФРС отделить денежную политику от валютных войн неискренни. Дешевые деньги и девальвация доллара – две стороны одной монеты, и валютные войны – часть плана. Оба этих фактора созданы, чтобы существовать вместе для создания инфляции и поднятия ожидаемой инфляции при низких процентных ставках. Это понятно китайцам, арабам и другим развивающимся рынкам в Азии и Латинской Америке, которые жаловались на единовластие ФРС. Вопрос в том, понятно ли это американцам.

Вообще говоря, монетаризм неэффективен в качестве политического инструмента не потому, что он неправильно выбирает рычаги, но потому, что рычаги эти слишком сложно контролировать. Скорость денежного оборота – это зеркало уровня потребительского страха или доверия. Механизм передачи денежного оборота из денежной базы в банковские займы может сломаться из-за недоверия заемщиков. Опасность в том, что ФРС не понимает этих поведенческих ограничений и пытается преодолевать их с помощью пропаганды. Что еще хуже, когда люди понимают, что их обманули, они совсем перестают верить, и даже если им сообщают правду, они принимают ее за ложь. США находятся в опасной близости к этой точке.

Джон Мейнард Кейнс умер в 1946 году и так никогда и не увидел ошибок, совершенных под его именем. Он умер всего за год до публикации «Основ экономического анализа» Самуэльсона, которая заложила теоретическую базу для того, что мы сейчас называем экономикой неокейнсианства. Сам Кейнс использовал несколько уравнений в своих трудах, но в основном выполнял анализ в прозе. Только в конце 1940–1950‑х годов появились те модели и графики, которые сейчас ассоциируются с кейнсианством. Именно тогда появились ошибки, никак не связанные с Кейнсом, но ассоциируемые с кейнсианством; вопрос о том, что бы о них сказал сам Кейнс, остается открытым.

Ближе к концу жизни Кейнс предложил ввести новую валюту, которую он назвал «банкор», с ценностью, связанной с товарами, включающими золото. Он, конечно, был ярым критиком золотого стандарта 1920‑х годов, но отчетливо сознавал, что валюта должна быть к чему-то привязана, и поэтому предпочитал всемирный товарный стандарт золотовалютному стандарту (с долларом в качестве резервной валюты), созданному в 1944 году Бреттон-Вудским соглашением.