Звездный свет - Патриция Хэган

– Разве ты собираешься уехать?

– Мне говорили, что в ноябре здесь начинается мертвый сезон. С ноября и до самой весны стада не перегоняют и все дела в городе сворачиваются. Думаю, когда это время наступит, я, пожалуй, переберусь в Техас, а там кто знает? Может, к ноябрю я скоплю уже достаточно денег, чтобы открыть свое собственное заведение. Если хочешь, можешь поехать со мной.

Сэм отказалась:

– Нет, я устала от разъездов и хочу осесть в каком-то одном месте. Эбилин мне нравится. Думаю, я захочу здесь остаться.

Было позднее утро, и салун пустовал – обычно посетители начинали заходить сюда только около полудня. Сэм и Белл сидели за столом и бесцельно тасовали карты. Когда Сэм сказала, что хочет поселиться в Эбилине, Белл какое-то время молчала, а потом небрежно бросила:

– По-моему, ты хочешь остаться в здешних местах неспроста. Надеешься, что тебя снова умыкнут индейцы.

Сэм посмотрела на нее как на помешанную:

– Какая нелепость! Как ты можешь говорить подобные вещи?

– И по-моему, – уголки рта Белл дрогнули в озорной улыбке, – ты надеешься, что у одного их них будут голубые глаза.

Сэм заволновалась. Она рассказала Белл о Буйном Духе, но, разумеется, умолчала о том, что они были любовниками. Так почему же подруга вздумала ее поддразнивать? У нее задрожали руки, она выронила несколько карт, и они медленно опустились на пол.

Белл тихо рассмеялась и сжала ее руку:

– О Сэм, просто-напросто я хорошо знаю жизнь. Мне известны все признаки… Ну, ты понимаешь! Твой голос, твои глаза меняются, когда ты говоришь о нем. Мне совершенно ясно, что этот человек тебе небезразличен. И еще мне кажется, что между вами было нечто такое, о чем ты не рассказала.

Сэм быстро подобрала упавшие карты.

– У тебя просто разыгралось воображение. Он всего-навсего животное, дикарь, как здесь принято называть индейцев. У меня нет ни малейшего желания встречаться с ним вновь. – О Господи, почему она не может перестать дрожать? – Право же, Белл, ты такая же недоверчивая, как Джарман. Говорю тебе – меня не изнасиловали.

– Никто и не говорит о насилии.

Сэм бросила на нее опасливый взгляд:

– Тогда к чему же ты клонишь?

– Да ни к чему. – Белл нарочито выразительно пожала плечами. – Просто мне трудно поверить, что ты провела столько недель в обществе такого, по твоим словам, красивого мужчины, и так ни разу с ним и не переспала. Я думаю, что все-таки между вами что-то было, и хочешь ты признаться или нет, но ты в него влюбилась. Может быть, ты даже сама этого не сознаешь, но тем не менее это так. Как я уже тебе сказала, я хорошо знаю жизнь и могу сказать: все признаки налицо.

– Ничего подобного, слышишь? Теперь я даже жалею, что рассказала тебе о нем. Мужчины, если хочешь знать, меня вообще не интересуют. Мне хочется одного – заработать побольше денег. Если я смогу сама о себе заботиться, то смогу обойтись и без мужчин.

Белл хихикнула:

– Вот тут я с тобой согласна, но ты уж мне поверь: иногда хочется, чтобы тебя любили, и тогда хороший мужчина бывает ох как кстати.

Сэм была рада, когда их разговор прервали ковбои, зашедшие в салун, чтобы перекинуться в карты. Ей и без напоминаний Белл лишь с немалым трудом удавалось убегать от воспоминаний о бархатных лунных ночах, когда ее обнимали сильные руки, а губы горели от поцелуев, от которых она, казалось, взмывала до самых звезд…

В последующие несколько недель Сэм, как и предсказывала Белл, показала себя искусным и хладнокровным игроком. Кроме покера, она освоила также и фараон, пожалуй, самую популярную в казино игру. Лайман поставил в салуне еще один карточный стол, который обслуживали три человека: сдающий, наблюдающий и еще один, который сидел рядом и с помощью устройства, похожего на счеты, отмечал, какие карты вышли из игры. Этих троих Лайман нанял дополнительно, и Сэм смогла вернуться к своей любимой игре – покеру.

Прибыли казино росли день ото дня, и Лайман ликовал. Он перестал носить свою обычную дешевую неопрятную одежду и перешел на сюртуки и шелковые галстуки-шнурки. Он начал курить длинные дорогие сигары и покупать для бара не только пиво – самый популярный в городе напиток, – но и импортный французский коньяк для тех, кто готов был по-настоящему тряхнуть мошной. Не поскупился он и на одежду для Сэм и Белл: теперь обе они щеголяли в новых дорогих и модных платьях.

Но, несмотря на все увеличивающийся наплыв посетителей, Лайман по-прежнему не пускал в свое заведение проституток.

– От этих шлюх одни неприятности, непреклонно говорил он. – За теми, кто пьет и играет в карты, и так нужен глаз да глаз, а то не оберешься беды, а с этими жрицами любви я и вовсе лишусь покоя. Мне совершенно не хочется, чтобы какой-нибудь ковбой взбесился из-за того, что его шлюха занята с другим клиентом, и расколошматил бы здесь все подряд. Если кому-то нужна женщина, пусть ищет ее у Луретты.

Сэм и Белл были рады, что Лайман так решительно закрывает свой салун для проституток: им хотелось, чтобы посетители приходили в «Счастливый олень» только ради выпивки и азартных игр. В других салунах было полно пианистов, скрипачей, артистов, выступающих с песнями и танцами, и соблазнительных официанток, которые разносили пенящиеся кружки нива и вовсю флиртовали с гостями, открыто предлагая им себя. В заведении Лаймана ничего такого не имелось – он предлагал только выпивку и карты, и крупные игроки валили к нему толпой, привлеченные спокойной атмосферой, в которой они могли без помех обдумывать стратегию игры.

Время от времени Белл начинала испытывать к кому-либо из посетителей интерес, не связанный с объемом его кошелька, и они вдвоем куда-то исчезали на всю ночь. Сэм же интересовал только бизнес. Она хорошо зарабатывала и надеялась когда-нибудь накопить денег на собственное казино. Эта идея была вполне осуществима, и Сэм задумывалась о своем будущем все чаще и чаще, потому что с каждым днем убеждалась: Белл права, и процветание Лаймана будет недолгим. Он слишком много пил и слишком рисковал в игре; рано или поздно он непременно зарвется и потеряет все.

Сэм редко бывала в своей комнате над «Счастливым оленем». Луретте не нравилось, что они с Белл живут в ее владениях, но Лайман отмел все ее протесты. Жилье здесь было дешевым и удобным, но Сэм много работала и приходила к себе, только чтобы поспать. Работа хоть немного отвлекала ее от мыслей о ласковых голубых глазах и безумных ночах, которые она безуспешно пыталась забыть.

Кейд вышел из парикмахерской с вымытыми, подстриженными волосами и чисто выбритым лицом. Еще раньше он принял ванну, надел чистые рубашку, штаны и начищенные до зеркального блеска сапоги. Теперь он нисколько не походил на рыскающего по прерии индейца, а выглядел, как и полагается выглядеть федеральному агенту, работающему на правительство. Дело было в том, что Кейд Ремзи собирался нанести визит судье Куигби и потребовать, чтобы тот карал всех преступников, а не только тех, чьи деяния вызывали гнев у него лично. Кейду было известно, что хотя Куигби появляется в городе довольно редко, у него есть дом на окраине Эбилина. Когда Куигби приезжал в Эбилин, слушания судебных дел за неимением здания суда проводились в одном из салунов, но сегодня суд не заседал, и Кейду сказали, что судью можно застать дома.