Когда порвется нить - Никки Эрлик

школьного курса, посвященного Викторианской эпохе, я объясняю ученикам, что в те времена люди были окружены смертью. Они носили медальоны с волосами умерших родственников, держали гроб в гостиной во время поминок, они даже фотографировались с умершими близкими на память. В наши дни мы хотим как можно меньше думать о смерти. Нам не нравится говорить о болезнях, мы изолируем умирающих членов общества в больницах и домах престарелых, отводим под кладбища отдаленные участки вдоль шоссе. Я полагаю, что коротконитным досталось испытать это наше отвращение к смерти даже сильнее, чем кому-либо в истории.

Но вы спросили, заслуживает ли каждый человек счастья. Я, конечно, думаю, что да. И не считаю, что короткая нить жизни должна лишать человека счастья. Если я чему-то и научилась из всех историй, которые читала: о любви и дружбе, приключениях и храбрости, — так это тому, что жить долго не то же самое, что жить хорошо.

Вчера вечером я впервые за несколько месяцев посмотрела на собственную коробку. Я не стала ее открывать, но перечитала надпись. «Мера твоей жизни лежит внутри».

Конечно, сказано это о нити, но, возможно, это не единственная мера, которая у нас есть. Вероятно, есть тысячи других способов убедиться в качестве нашей жизни — истинном качестве нашей жизни, — которые находятся внутри нас, а не в каком-то ящике.

И по этим вашим собственным меркам вы вполне можете быть счастливы.

И прожить хорошую жизнь.

Э.

МОРА

Приземлиться в Венеции после сумасшествия в аэропорту было большим облегчением.

В международном терминале было столько народу, сколько Мора в жизни не видела в одном месте. Пока она ждала Нину у газетного киоска, мимо прошли три экскурсионные группы, возглавляемые гидами в фирменных ветровках. Сотни заранее подготовленных поездок из списков «того, что нужно успеть сделать перед смертью», набирали популярность как среди коротконитных, так и среди длиннонитных, всех, кто чувствовал, что солнце заходит за горизонт и их шансы увидеть мир тают с каждым днем.

Напротив нее расположилась пестрая компания туристов с переполненными сумками, пристегнутыми к телу, спальными мешками и ковриками для йоги под мышками. Несколько случайно подслушанных реплик навели Мору на мысль, что они направляются в Гималаи, что было не так уж удивительно. По имеющимся сведениям, толпы путешественников с Запада тянулись в далекие уголки Азии с самого начала появления коробок с нитями.

Еще в апреле, когда кризис только начинался, несколько буддийских монастырей открыли двери для иностранных гостей, ищущих наставлений, но они недооценили огромное количество душ, жаждущих просветления. К лету некоторые регионы Бутана и Индии были настолько переполнены, что правительства ввели новые ограничения на количество путешественников, которых они могли принять. Территории, раньше лежавшие нетронутыми, теперь были покрыты молитвенными флагами туристов; целые тибетские поля пересекались линиями завораживающих радужных полотнищ.

И многие из самых святых мест в мире привлекали на миллионы людей больше, чем обычно: паломники несли свои коробки и нити к Стене Плача в Иерусалиме, в Каабу в Мекке, в грот Масабьель в Лурде; одни стремились вернуться к своим духовным истокам во времена всеобщего смятения, другие молились о чуде.

Мора посещала бесчисленные митинги в защиту окружающей среды и протестовала против чрезмерного туризма. Но она не могла винить путешественников за то, что они хотят исследовать Землю, пока есть возможность. За то, что они задаются вопросом, не найдутся ли ответы в далекой земле, если не удалось отыскать их дома.

Как и те священные места, Венеция тоже была полна гостей, но едва Нина и Мора сели на паром в аэропорту, наблюдая, как из воды вокруг них поднимается город, и потом, когда они с трудом катили свои чемоданы на колесиках по неровностям улиц, вверх и вниз по маленьким мостикам, перекинутым через каналы, с каждым вдохом их легкие наполнялись приподнятым настроением от пребывания на новом месте. Их разум с ликованием пытался выполнить тысячу задач одновременно, вбирая достопримечательности, звуки и запахи; восприятие обострилось, зная, что они переживают особенное, смелое и запечатленное во времени мгновение, которое нужно запомнить.

Хотя был октябрь и пресловутые летние толпы уже рассеялись, семьи и большие скопления туристов все еще заполняли широкие площади, греясь под лучами солнца. Именно поэтому уже на второй день Мора и Нина научились сворачивать с главных площадей и пускаться в более узкие тенистые переулки, на некоторых из которых едва могли разминуться двое пешеходов, следуя по лабиринту города без определенной цели. В эти маленькие переулки, окруженные осыпающимися каменными стенами, почти не долетал окружающий шум. Повсюду, где они ходили, эхо отбойных молотков и слабый звон постоянно напоминали о хрупкости города, его неизбежной гибели. Казалось, Венеция постоянно ремонтирует себя, пытаясь избежать страшной судьбы.

Однажды днем Нина и Мора наткнулись на особенно живописный перекресток, где одна из пустых улочек уступала место деревянному пирсу у тонкого канала, вдали от больших водных путей, по которым на дорогих гондолах переправлялись туристы.

Мора спустилась к причалу, желая пощупать ногой воду, но Нина возразила, сославшись на прочитанную статью о загрязнении каналов и о том, как редко их чистят. Так что они решили просто посидеть рядом с тихо журчащей водой, и Мора положила голову Нине на плечо.

Мора посмотрела на воду внизу, зеленую и непрозрачную, медленно струящуюся мимо. Вода была даже мутнее, чем она ожидала, как будто художник только что сполоснул кисти в канале.

— Нам повезло, что мы видим Венецию вот такой, — произнесла она. — Честно говоря, мне не верится, что этот город построили на воде.

— Я читала об это статью в самолете, — сказала Нина. — Строители вкапывали деревянные колья в грязь и глину под водой, строили деревянные платформы на кольях, сверху клали каменные плиты на них и, наконец, возводили здания.

— И древесина не сгнила? — удивилась Мора.

— Строители использовали водостойкую древесину, и в воде, без воздуха, она не гниет, — добавила Нина. — Город простоял века.

Хотя на улицах иногда пахло, как в рыбацком порту, город завораживал, непохожий ни на один другой, в которых они бывали. Разноцветные пастельные здания, готические арки которых исчезали в сверкающей воде, и ряды гондол у входов, покачивающихся в ожидании, выглядели именно так, как на открытках и в мечтах.

Особенно забавляли их любопытные лица, которые они встречали на