Долгая дорога к дому - Алексей Ефимов

— Что… что со мной? — растерянно спросил файа. Он приподнял голову, взглянув на себя, потом откинулся назад. — Всё. Конец, — сказал он через минуту. — Я не чувствую ног… только боль… такая боль… ещё слабость и тяжесть. Я умру через несколько часов… очень некрасивой смертью. Я её заслужил, верно? Но я… не хочу умирать… не хочу, не… — Вдруг он крепко схватил Элари за ногу. — Слушай. Тебя это не слишком затруднит. Затащи меня в… ну, туда, где ты видел тот бассейн с чтецом душ. Я прошу… у тебя ещё много времени. Нас не скоро хватятся. Я люблю подолгу здесь сидеть… любил.

— Куда тащить? — хмуро спросил юноша.

— Я покажу.

13.

Даже в кошмарном сне Элари не мог представить, что будет пробираться в кромешном мраке ледяного подземелья, волоча за собой тяжелое тело слабо стонущего главного врага — бывшего главного врага — чтобы дать ему вечную жизнь. В слабо освещенном лабиринте душ стало полегче, и вскоре Элари с облегчением отпустил ворот Наэкса у огороженного решеткой бассейна — файа весил совсем немало. Сейчас его лицо осунулось и посерело — похоже, ему действительно немного осталось.

— Что делать дальше? — отрывисто спросил юноша.

— Открой решетку — вот этим ключом… потом плиту — там есть рычаг… да, вон тот — и уложи меня на лоток. Всё остальное сделают машины. А ты сможешь… сможешь незаметно выбраться… хотя бы попытаться. Желаю удачи… ну, чего же ты ждешь?

— Откуда берется электричество в крепости? — вдруг спросил Элари. — От Великой Машины, да?

— Да, — растерянно ответил Наэкс, — но зачем тебе…

— Она вращается — значит, кабели отходят от центра её днища, потом через туннель и шахту идут наверх — сюда. Где это?

— А зачем тебе? — испуганно спросил файа. — Что ты задумал?

— Говори! Иначе не видать тебе бассейна. Я так разнесу тебе башку — всю обойму выпущу — что твои поганые мозги разбрызгает по стенам. Тогда вряд ли сканер сможет что-то из них вытянуть. Итак?..

14.

Элари отпер замок и с усилием поднял тяжелую стальную панель люка. Наэкс не соврал — луч его фонаря высветил толстенные, словно трубы, черные кабели, тянувшиеся по стенам квадратной шахты. На её дне блестело серебро — тот же жидкий металл, в котором плавала Великая Машина. Сразу под люком кабели изгибались, исчезая в узких нишах.

Юноша перезарядил пистолет и выстрелил вниз. В тот же миг его ослепила яростная синяя вспышка, что-то затрещало. Прикрыв глаза, Элари выстрелил в люк ещё несколько раз. Раздался страшный треск, свет ослепил даже сквозь закрытые веки. Он отскочил и вовремя — из люка в потолок ударил столб огня. Внизу что-то взорвалось — так, что вздрогнул монолитный пол. Элари ударило по ушам, отбросило назад. Перекрытие шахты сорвало, тяжелая плита, отскочив, врезалась в процессор — здесь был ещё один зал для записи душ — и опрокинула его в бассейн, словно гнилое дерево, выворачивая корни-кабели. Фонтанами брызнули искры, стекло лопнуло, всё провалилось вниз, что-то с пронзительным звоном раскололось, раздался хлюпающий взрыв — и из тучи ледяного пара полетели обжигающие, как расплавленный свинец, брызги. Свет погас, вокруг что-то шипело, звенело, потом всё стихло — и во мраке разлилась тишина…

15.

— Ты дурак, — сказал Наэкс, когда Элари вернулся к нему. — Сейчас все наши бросятся сюда. А починить кабели — дело нескольких часов.

— Возможно. Но как они откроют ворота — эти бронированные перекидные мосты? Ведь они открываются электроприводом, верно?

— Ворота? Ах черт, я забыл… Но ведь защита тоже не работает, так что построить помост и вскрыть их автогеном — дело нескольких часов, не больше, а потом… ну, умирать ты будешь долго. Сколько патронов у тебя осталось?

— Две обоймы. Одиннадцать выстрелов.

— Ну вот… правда, один из них — твой, и, конечно, ты им достанешься не даром, но… зачем? Ты же мог…

— Я думаю, что Великую Машину надо охлаждать, — спокойно ответил Элари. — Сколько она протянет теперь, когда остановились насосы? Кстати, для умирающего ты болтаешь слишком уж складно.

— Я уже перестал чувствовать боль, — хмуро отозвался файа. — А машина остановится лишь через несколько дней. Там есть предохранительный контур… когда металл в бассейне нагреется до критической температуры — реле разомкнет основной контур…

— Её можно будет потом запустить?

— Нет — без внешнего источника энергии. Но наши в любом случае доберутся сюда гораздо раньше… Слушай. У тебя есть лишь один шанс избежать смерти. Я был хранителем машины… моя душа ей подойдет. А ты…

— А я стану властелином мира, не так ли? Только не бросайте меня в терновый куст!

— Что? А, понятно. Нет. Без указаний снаружи она ничего не сможет сделать, да и без гхаты ты просто сгоришь, если прикоснешься к… впрочем, можешь попробовать. А я… я не хочу стать частью машины, но всё же, это лучше, чем небытие. Меня учили, что если неизбежна смерть — нужно умереть с наибольшей пользой для своего народа. Великий труд собирания будет завершен, и так, что об этом будут складывать песни. Машине без разницы, кто будет… последним. Моему народу — нет.

— И ты думаешь, что я помогу вам завершить вашу затею? Помогу шайке психов стать владыками мира?

— А почему нет? Новым Хранителем Машины ты не станешь — но ты смог одолеть меня, а этого достаточно, чтобы встать рядом с ним. Выбора-то у тебя нет — из крепости ты не уйдешь, да и куда? Смешно… Я вижу, ты меня ненавидишь. Разве ты не хочешь столкнуть меня в огонь машины? Ну так тогда ты не только дурак. Ты ещё и трус, жалкий трус.

— Заткнись!

— Трус!

— Заткнись! Или я…

— Что? Убьешь меня, и так уже мертвеца? Давай. Я приму смерть с радостью. Мертвым не больно. Ну!

— Ладно. Будь по-твоему. И какого черта я решил отправиться сюда?

16.

Затащив Наэкса на пирамиду, Элари с трудом перевел дух, проклиная его невыразимую тяжесть. Глаза файа были закрыты и он казался совершеннейшим трупом — нельзя было даже понять, дышит он ещё или нет. Даже когда пришлось открывать внутренние ворота — как ни странно, их приводы всё ещё работали, — этим занимался Элари. Наэкс лишь говорил ему, что делать. А теперь остались сущие пустяки — спихнуть это, уже почти неживое тело в колодец, и…

Когда Элари, стараясь не смотреть вниз, перебросил плечи файа через край шахты, тот вдруг перегнулся назад. Его глаза широко открылись, руки с неожиданной силой вцепились в ноги обмершего от страха юноши.

— Давай отправимся туда вместе, а? — с мерзкой ухмылкой сказал он и рывком откинулся назад.

Элари упал, сползающее тело ухмылявшегося файа потащило его вниз и не за что было схватиться…

Поняв, что не стоит и пытаться вырваться из мертвой хватки бывшего правителя, юноша согнулся и изо всей силы ударил его в ухо. Голова Наэкса мотнулась, он потерял сознание лишь на миг… но за этот миг его пальцы разжались. Элари одним толчком ноги спихнул его вниз — и файа пришел в себя, уже падая.

17.

Элари услышал истерический, сумасшедший визг убийцы, попавшегося в собственную ловушку. Бессмертный правитель на самом деле чудовищно боялся смерти — вот что значил этот дикий визг. Затем из бездны донеслось шипение и треск, и ещё один визг, страшный, бесконечный, в котором не осталось уже ничего, кроме беспредельной боли. Потом раздался взрыв — словно в ковш с расплавленной сталью плеснули воды — и из шахты, словно из кратера вулкана, вырвалось шумное пламя. Оно ухнуло, погасло, дымная туча расползлась по потолку, скрывая его клубящимся пологом. Из неё начал падать мелкий, как мука, пепел, ещё минуту назад бывший живым существом. Элари окружил удушливый смрад сгоревшего мяса. Что бы там не говорил Ньярлат, он крепко сомневался, что его душа осталась в машине — даже в качестве её раба. А что сталось с остальными, сброшенными в это жерло? Не постигла ли и их столь печальная участь?

Прокашлявшись от угарной вони, юноша осмотрелся. В подземелье ничего не изменилось. Его взгляд упал на плиту с отпечатками рук: Ньярлат говорил, что с её помощью можно управлять машиной. Элари сомневался, что у него что-то получится — но почему бы не попробовать? В самом деле — много ли он потеряет?

Юноша встал на основание плиты и прижал руки к вырезанным в теплой стали отпечаткам ладоней. Ничего не произошло. Он вспомнил, что Ньярлат раздевался, подумал, и решил, что будет достаточно снять обувь.

Вновь встав перед плитой, уже босым, он почувствовал себя неуютно — несокрушимый металл шевельнулся, плотно обхватив его обнаженные ступни. Тем не менее, он положил на плиту руки — и в тот же миг его тело пронзил резкий электрический разряд. Он закричал от боли, вокруг вспыхнул белый, ослепительный свет, нестерпимый, жгучий, невозможный, потом — темнота…