Ветер забытых дорог - Наталья Михайлова

Даже в древней Бисмасатре это понимали! Вот потому-то лучники Бисмасатры и не расстреляли Йосенну со Стены, а позволили ей поднять в седло и увезти тело любимого. Вы сделали эту историю пугалом для себя. Вы превратили Светоч в источник новых запретов и страхов. А в нем заложена совсем другая сила. Вот тирес Тесайя сказал: прекрасная Йосенна и благородный Дасава были лучшими из небожителей. Почему никому до сих пор не приходило в голову, что они, может быть, и впрямь были одни из лучших, и сумели найти путь, которого не находили другие? Я думаю, этот путь лег им под ноги с того дня, когда смысл их жизни оказался за пределами хлопот о собственной чистоте и неоскверненности…

Как только Дайк кончил говорить, раздалось несколько приветственных криков, но большинство небожителей недоуменно молчали, и крикуны осеклись. Дайк уступил место, и в кругу появился Одаса Мудрый.

Гордо подняв голову, тряхнув пышными волосами, Одаса скользнул глазами поверх толпы и начал медленно, гулким голосом, длинную речь о возвышенных предметах. Он долго переливал из пустого в порожнее, всем надоело слушать. Одаса всегда слишком упивался собой, чтобы знать меру. В конце концов речь Мудрого приветствовали только его сподвижники, и их хвалы звучали довольно жидко.

Наконец подошло время Итвары Учтивого. Высокий нескладный тирес с рыжеватой гривой волос неохотно явился толпе. Дайк глядел на него с сочувствием: похоже, Итваре не по душе отбывать эту повинность. Неожиданно Учтивый заговорил обаятельно и просто.

– У нас в Сатре вредный воздух для истин. Я что-то знаю для себя. Но я ничего не знаю для вас. Моя вера глубоко подсознательна. Она не для передачи, не для всех. При передаче истины возжелавшей странного толпе и ученикам, она попадает на воздух и сразу портится. Хранить ее разумнее всего в сердце и никогда не открывать крышку.

Я могу ошибаться в ощущениях, а если я буду об этом говорить, я обязательно ошибусь и в словах. Если кто-то станет меня слушать, он непременно ошибется в восприятии.

Разрежь своё на мелкие кусочки, положи в красивые блюдца и раздай всем… - Итвара недоверчиво поморщился. - Почему в красивые? А потому что надо, чтобы всем нравилось. И вкус, конечно же, подсластить… Я в этом больше участвовать не хочу. Одним словом, тиресом больше - тиресом меньше, ничто не изменится в Сатре.

Мне не нужно ни страха, ни толпы людей слева и справа, ни обета о приходе Жертвы. Это отвлекает меня от моих маленьких причудливых догадок, которые нельзя выразить вслух. Будьте поосторожнее с тем, что считается учением Итвары. Пускай это не влиятельное учение, но, тем не менее, оно успело основательно скиснуть на воздухе благословенной Сатры.

Когда Итвара умолк и вышел из круга, вокруг только прошелестел легкий ропот. Его отказ от звания вождя был неожиданностью, но не произвел сильного впечатления. Итвара терял влияние, ему и так недолго оставалось ходить в тиресах. Небожители переговаривались, что лучше бы он напоследок придержал язык и не пытался выставить дело так, будто он умнее других.

Наконец смерклось. Состязания закончились, толпа стала расходиться. Дайк поспешил к Эйонне: он должен был проводить домой Гвендис. К нему присоединился Итвара, который собрался к своей утешительнице, чтобы рассказать о празднике. Итвара остался у Эйонны, а Дайк с Гвендис вышли вместе на стемневшую улицу.

С площади еще раздавался гул, мелькали кучки пьяных участников праздника с факелами в руках. Веселье продолжалось в домах, оттуда неслись хохот и крики.

Дайк и Гвендис проходили мимо растрескавшейся замшелой стены. Вдруг перед ними метнулась тень: кто-то выпрыгнул из развалин, мягко встав на полусогнутые ноги, как кот. За ним показались еще тени.

– Что это у нас тут такое? - послышался резкий, громкий голос. - Эй, несите факел, - бросил небожитель тем, кто стоял за его спиной.

Вспыхнул огонь. Предводитель выхватил факел у своего товарища и ткнул его чуть не в нос Дайку.

В свете было хорошо видно его лицо - худое, обтянутое кожей, с высоким лбом. По обе стороны вдоль щек свисали редкие волосы. Взгляд глубоко посаженных голубых глаз показался Гвендис остановившимся, пустым и тоскливым. Тоска не ушла из его взгляда, даже когда он, размахивая факелом и покачиваясь, расхохотался в лицо Дайку наглым смехом.

– Да это новый сияющий тирес! Смотрите, надо же, один из тех болтунов ходит по улицам без охраны. Другие-то боятся, без кодлы не высовываются. Это он говорил про любовь, - небожитель яростно ухмыльнулся. - Вам понравилось, ребята? До печенок пробирает!

Его сопровождающие нестройно захохотали. Дайк вдруг догадался:

– Элеса?

– Смотри-ка, он обо мне слышал!

Элеса был невысок, ниже Дайка, сухощавый. Он был очень подвижен, ни минуты не стоял спокойно, размахивал руками резко, то надвигаясь на Дайка, то отпрыгивая, и выкрикивал - от такого напора и правда можно было попятиться. Дайк заслонил Гвендис, чтобы парень не задел ее рукой или факелом. Кто-то из дружков тронул небожителя за плечо:

– Элеса, не связывайся с Сияющим…

– Трус, - выплюнул Элеса.- Все вы трусы, - он развернулся, готовый зарычать на своих товарищей. - Что Сияющий? Такой же тирес, как все эти. Живут в больших домах, где цела крыша, и рабы готовят им мясо, а у нас снег падает на голову, а жуем мы сырую репу, и то не каждый день! И еще они любят болтать на сытый желудок. Да, тирес? А еще они очень любят красивых утешительниц, - разглядев Гвендис, обернулся к своим Элеса и глумливо добавил. - Вот сейчас она и нас утешит, хоть мы не тиресы. Всех по очереди. А если тирес будет против, получит в зубы. Он же до сих пор не знает, что нельзя ходить одному по улицам.

Дайк облекся таким ярким сиянием, что спутники Элесы отшатнулись, и даже Гвендис мимо воли прикрыла рукой глаза.

– Элеса, не трогай Гвендис, а не то я сведу небесный огонь, как древние небожители! - крикнул он. - Я не тирес. Я не такой, как ты думаешь!

Элеса один не отступил перед его сиянием. Даже не угроза свести с небес огонь, а отчаянно прозвучавшие последние слова Дайка заставили небожителя притихнуть.

– Чем докажешь? - спросил Элеса презрительно и резко, тщательно пряча свое смятение.

Его напряженную шею широкой полосой облегало серебряное ожерелье, которое показалось Дайку похожим на ошейник. Дайк сдвинул брови, не зная, что может послужить доказательством для Элесы. Его сияние угасло. Вдруг Дайк решился:

– Хочешь, я тебе скажу, что я думаю про Сатру? А ты сам увидишь, так ли я думаю, как тиресы.

– А ну отойдите! - велел Элеса своим дружкам и сделал нетерпеливый жест.

Те отступили еще дальше.

– Давай, говори, - больше не разыгрывая презрения, с живым интересом спросил небожитель.