Ноль часов - Михаил Веллер

И без всякой публичной огласки говорим им: хватит, ребята, вешать на вас всех собак. Все, что было плохого — делалось по приказу сверху, за репрессии и перегибы отвечают те, кто отдавал приказы, а не те, кто честно и в собачьих условиях их выполнял. Вас прижали, ошельмовали, урезали права под самый корень — вот теперь все могут полюбоваться, какой беспредел получился. Оклады, штаты, помещения, техника — даются как родным. Госбезопасность — главная и единственная опора власти, без вас ничего невозможно сделать. Эти ребята должны быть всецело на стороне власти.

Третье. Военные обеспечиваются жильем — поголовно и качественно. Офицер получает приличную квартиру в день прибытия на место службы. Обязать строить муниципалитеты, Управление исправительно-трудовых учреждений, перекинуть средства из статей на перевооружение, откуда угодно: это задача головная. Новое, повышенное денежное довольствие — выплачивать без единого часа задержки, материальное положение личного состава обеспечивается всем военным бюджетом! На остальные военные нужды — то, что останется, плевать. Кормить солдат — от пуза, а не помоями! Десятидневный отпуск за службу — каждому! Увольнений не лишать! Наряды за счет сна — не допускать! Чтобы — в огонь и в воду.

Четвертое. Точно так же обеспечивается всем и привлекается на нашу сторону милиция. Чтоб как сыр в масле катались. Выявленным предателям и особо злостным взяточникам — делать жесткие внушения, но не репрессировать никак. Страха в людях быть не должно — должны быть благодарность, понимание, чувство обязанности по отношению к новой власти, сознание справедливости происходящего. Преданность!

И пятое. В это же время проходят показательные кампании по улучшению положения беднейших слоев. Квартиры и премии учителям и врачам — с освещением в прессе. Открытие бесплатных аптек для пенсионеров, завоз современной аппаратуры в больницы, новый летний детский лагерь на Черном море, новые расценки на каких-то отдельных шахтах. То есть — полное впечатление начинающегося подъема.

Народ — наш, наш, наш!

На все это можно отпустить от силы полгода. Потому что реальное экономическое положение будет ухудшаться. Казна в глубоком минусе. Но полгода это можно прикрывать дутыми цифрами и ссылками на планы, которые якобы воплощаются в жизнь.

При нехватке денег — строить любые пирамиды, вырывать где угодно любые кредиты на любых условиях, соглашаться на все и закладывать хоть кости своих бабушек: но чтобы на полгода хватило.

А вот когда подкормленные силовые ведомства стоят за тебя, а спецслужбы бдят и докладывают, а народ полагает, что положение выправляется, а чиновники и спекулянты воруют сладко в успокоении, что все по-прежнему, — вот тогда можно приниматься за дело. Отвлекающая кампания мимикрии и дезинформации окончена, господа, она свое дело уже сделала.

Мы переходим к реальному исправлению положения!

В одночасье вводим закон о новом режиме выезда за границу. Об его подготовке до момента задействования не знает ни один лишний человек — лишь несколько посвященных, которые готовили. Они под строжайшей подпиской сидят в местной командировке на Лубянке. За любую утечку информации коллективно отвечают головой. О, закон может иметь форму инструкции, подзаконного акта, временной чрезвычайной меры в связи с особыми обстоятельствами — так, ерунда, мелочь, служебный параграф на несколько дней. Либо это связано с крупным хищением драгкамней из Гохрана, либо еще что. Загранпасперта сменим на новый образец — и все, граждане. А на выезде — погранцы, а с них взятки гладки, у них приказ: граница на замке. Пока дума и магнаты прочухаются и начнут принимать меры к преодолению запрета — время их будет упущено. Конечно, сегодня перекрыть российские границы крайне сложно, но за полгода многое можно сделать. Временно, очень временно ездят только дипломаты и шофера-дальнобойщики, оставляя дома семьи в заложники. Убытки мы переживем.

Второе. И тут же мы начинаем показательные процессы и вытрясаем из богатых все, вплоть до фарфоровых зубов. Любыми средствами. Подвал, конвейер, арест семьи — средства известны. И фамилии известны, и грехи известны — да госбезопасности нужна одна ночь, чтобы взять сотни главворов страны. И все, что они перегнали в хлебные и теплые страны, они возвращают сами как миленькие. А это — не менее ста или даже двухсот миллиардов долларов. Эти деньги решают проблемы страны! И девяносто пять процентов населения, озверелые от многолетнего обворовывания и унижения, поддерживают нас от всей души.

Третье. И вот тогда мы национализируем средства массовой информации — одновременно повышая зарплату журналистам, гарантируя им их места и громогласно клянясь, что цензуры не будет. И приставляем охрану к самым заметным, гарантируя безопасность при «разгребании грязи» — и они с восторгом копают на своих бывших хозяев, чего не могли позволить себе раньше. Наступает час журналистов, они счастливы! Можно все, кроме открытой порнографии. Правда, покусившиеся на действия главы государства и правительства вылетают в черный список или с ними происходят несчастные случаи. А цензура — будет позднее.

Четвертое. И вот тогда мы вводим чрезвычайный закон о борьбе с бандитизмом, каковой ликвидируется быстро и беспощадно. Подвал, признание, расстрел. И народ на нашей стороне. Утомился потому что от братков. А любой бизнесмен, чуть что, тоже может проходить по закону о бандитизме, поскольку криминализация бизнеса всеобщая.

Пятое. Сажаем фашистов всех мастей и запрещаем их партии. Население, опять же, нас приветствует.

Шестое. Все это время (недолго, кстати) дума, конечно, отчаянно шумит, потрясая правами и конституцией. Через прессу вываливается весь компромат из сейфов — на все политические партии. Обнародуются их связи с криминалитетом и олигархией, на деньги которых они жрут. Показывается по телевидению, как они жрут — все эти коттеджи, санатории, джакузи с массажистками, конюшни, машины, недвижимость за рубежом — у кого она есть. И все это — на деньги, украденные у народа! Вводится временный указ о временном же приостановлении деятельности всех политических партий — до поры, пока не будут закончены уголовные процессы по их злоупотреблениям, а такие злоупотребления есть сейчас у всех. И думско-партийные проститутки расходятся по домам, как миленькие, — что бывало в истории всегда, когда их разгонял тот, за кем и сила, и правда одновременно.

Седьмое. И вводится та самая диктатура как переходная форма правления. И почти все — за, кроме части интеллигенции, обуреваемой гуманистическими идеалами, которые интеллигенция всегда хочет воплотить в жизнь немедленно, — но ее так легко пугнуть и купить, кроме малой прослойки людей умных, которые справедливо боятся, что при рубке леса всегда летят щепки, так вот как бы не угодить в эти щепки; и кроме тех, чье рыло кругом в пуху, и хорошего им ждать не приходится. Но это — весьма небольшой процент населения.

Восьмое. И вот тогда твердой рукой наводится порядок — примерно так, как его наводили Сулла, или Кромвель, или Наполеон, или Франко, или Пиночет.

И нам опять приходится делать добро из зла, потому что больше его не из чего делать…

И вот тогда конфискуется имущество заворовавшихся чиновников, на кого б оно ни было записано, хоть внука семиюродной сестры или духа святого, и они дружно сажаются.

И жесточайшим способом подавляется сепаратизм, потому что у государства нет другого пути к сохранению себя, а результат развала будет еще горше.

За воровство и головотяпство в армии, когда голодных и необученных пацанов швыряют в огонь, ответственные начальники расстреливаются.

Армия учится только тому, что нужно для боя. За шагистику и равнение подушек в казарме по ниточкам командир роты идет в тюрьму как за растрату государственных средств, отпускаемых на обороноспособность, а не на идеальное застилание коек и балет на плацу. Убрать из армии бессмыслицу, дать дышать — уйдет и дедовщина. Это отдельная тема…

Судебная реформа проводится в неделю. Перестать паять срока за украденную курицу или бутылку водки, перестать лепить пять лет за взломанный ларек или разбитую морду, перестать сажать в следственный изолятор тех, кто не совершил ничего опасного и все равно не скроется. Но за преднамеренное убийство — расстрел: это в интересах всех потенциальных жертв. Снятие любых ограничений на самооборону: если ты убил напавшего хулигана, насильника, влезшего к тебе грабителя — ты прав.

Это все вопросы отнюдь не второстепенные, но именно первоочередные — речь вдет о духовном здоровье нации, о вере в справедливость государства, без чего невозможны никакие преобразования. Если народ не чувствует справедливость своего государства — государству не приходится ждать ничего хорошего от своего народа: шкурность и безверие.