Золотой Стряпчий (СИ) - Cyberdawn Cyberdawn

— А деньги куда дел? — заинтересовался я.

— Не скажу! — задрал нос Рябой.

— Не скажет, ваше почтенство. И били, и голодом морили — не говорит, — сообщил толстый.

— Хм, — задумался я.

Дело вот в чём: у меня была Динька, которая, теоретически, оператор «ментальной магии» или что-то типа того. По крайней мере усыпить, вызвать непреодолимое желание что-то сделать она, как и фейки в целом, могла. Правда был нюанс, что данная магия была крайне ограничена в плане областей применения. Но, подозреваю, в силу ограниченности носителей, непонимания ими человеков. Так вот, теоретически, используя Диньку, свою подачу энергии и корректировку её действий…

«Не справишься, шебуршень» — вклинился в мой мысленный монолог товарищ мохнатая задница. — «Но интересно» — признал он. — «Я помогу».

Ну и к лучшему, наверное. Так вот, учитывая все существующие нюансы — можно реально воздействовать на сознание. Теоретически. На практике есть такой нюанс, что лезть в мозг владетелю — чёрта с два выйдет. Хотя с помощью Потапа…

«Выйдет» — сообщила медвежатина. — «Но ну-у-удно, до-о-олго и лениво. Проще голову оторвать, или победить, а потом…»

— Трахнуть, сожрать и обоссать.

«Наоборот!»

— И обоссаное жрать? — ехидно поинтересовался я.

«Хр-р-р… Отмыть можно!»

В общем — и с Потапом не выйдет с владетелями. С одарёнными — выйдет, вне зависимости от могущественности (хотя последнее — не факт, насколько мне известно с могущественными одарёнными фейки не сталкивались, но средним, даже средне-сильным — заплетали мозг только в путь). Ну и с простыми людьми тоже получится. Просто дело в том, что мозги можно банально сжечь к чертям, или ещё какую-то гадость учинить. А у меня под рукой не было одарённого или простого человека, на котором я был морально готов тренироваться таким образом. Всё же это… ну как-то пострашнее прямого убийства, по крайней мере в моей оценочной шкале.

И вот есть Рябой, которого ни черта не жалко, потому что засранец и гад такой, что убить его мало. А вот использовать как подопытного — в самый раз. Но не сразу, а позже: участие Потапа даёт фактическую гарантию жизни, ну и довольно высокую вероятность вменяемости, но степень вменяемости под вопросом уже сейчас. И высокая вероятность — не то, на что я готов полагаться, потратив столько сил и нервов.

— Значит так… молодцы, — нашёл я нейтральную формулировку, обращаясь к парочке противоправных деятелей. — Сейчас мы пойдём в малый храм Пантеона, ближайший. Есть такой в округе?

— Есть, как не быть.

— Вот там, мне этот, — потряс я этим, — Под клятвой богам и свидетельством жреца сообщит, что мне потребно.

— Не буду! — хамски пискнул упорствующий Рябой.

— Да-а-а? — ласково поднёс я лицо трепача к своей пасти. — Не будешь, говоришь?

— Нет… — обречённо пискнул придурок. перестав разглядывать мои клычищщи и зажмурившись.

— Молодцы! — весело я обратился к бандюгам. — Давайте отрежем Рябому ногу. Или две: рассчитываться с вами за ущерб ему это не помешает. А я — получу компенсацию, зажарю его ходилки в пряных травах и сожру на ужин, — радостно поклацал челюстями я.

— Так нельзя… — тихо пискнул Рябой, зеленея.

— А давай проверим, — внёс конструктивное предложение я, ухватив удерживаемого за шкирку придурка второй лапой за бедро.

И стал давить, медленно не неотвратимо. Понятно что мне нахрен ходилка придурка не нужна, но… Как мера воздействия — самое то. Помучаю чуток, если упрётся насмерть — подключу Диньку и по своему вопросу. Попробую, может и выйдет.

Но упираться насмерть Рябой не стал. Поныл, подёргался, позыркал на мою радостно оскалившуюся пасть. Посмотрел на негромко переговаривающихся толстого и тощего, не скрываясь поспоривших на несколько купров на тему: оторвётся ли штанина вместе с ногой, или останется. Удовлетворится ли его почтенство одной ходилкой, или оборвёт к чертям обе. Аргументация тощего в связи с последним искренне радовала:

— Он, эта, вона какой огромный! Маловато ему будет одного тощего окорока на ужин-то! — уверенно задвигал тощий.

В общем, насладившись болью в бедре, послушав беседы и полюбовавшись красивым мной, Рябой таки «сломался». Пустил соплю, слезу и заголосил белугой:

— Сделаю, скажу я! Оставьте ногу!

— Одну? — уточнил я.

— Обе!!! — завизжал Рябой.

— Ладно, оставлю тебе обе ногу, — щедро предложил я. — Цепь с него снимите, — бросил я бандюгам. — И ведите к храму, — сообщил после снятия кандалов.

Парочка потопала впереди, указывая дорогу, я тащил гавнюка за шкирку, поражаясь прочности одежды — я уже раз десять думал, что к чертям оторву воротник, а он держится! А Рябой нудел под нос про «произвол» и «попрание законов корифейских», прям сердце радовалось. Так что после того, как мы уже топали по улице, заприметил я пару стражей, что-то типа патруля неподалёку, да и окликнул толстого и тощего.

— Молодцы, постойте в сторонке пару минут.

— А что… — начал было тощий, но был перебит толстым.

— Обождём, выше почтенство.

Ну а я, радостно скалясь (хотя оборот я потихоньку «отменял», всё же энергозатратен он), потащил Рябого к стражникам.

— Здорово, служивые! — помахал я свободной лапой.

— И вам здравия, ув… — начал было один из стражей, но второй ему шепнул на ухо, что я, вестимо, видом Потапыч. — Почтенный, — поправился он.

Приятно, когда тебя узнают, но идея с шляпой — совсем не лишняя, отметил я.

— У меня тут человечек, — потряс я Рябым.

— Меня силой удерживают! — завизжал Рябой.

— В жизни бы не подумал, — с потрясающей иронией сообщил стражник, разглядывая удерживающую ворот гавнюка лапу.

— Нанёс мне ущерб немалый, да и языком погано трепал, — продолжил я. — Тащу его в Пантеон, виру налогать, убивать — мягкосердечие не позволяет, — сообщил я. — Но вот, визжит, что сие законом корифейства противно. Образумите придурка?

— Можно и образумить, ваше почтенство, — солидно кивнул стражнику. — Слушай сюда, паря. Его почтенство толкует, задолжал ты ему. Скажешь нет?

— Нет!!!

— И перед богами поклянёшься?

— Э-э-э…

— Так значится вон оно как. Его почтенство тебя в Пантеон потому и тащит, я так мыслю. Чтоб не бесчинство было, а всё честь по чести. Но ежели ты возражаешь — тока скажи. И мы с вами до Пантеона сходить не поленимся. Полюбуемся, как на враньё их именем боги ответят. А коли врать не будешь, а его почтенству должен, то нас позвав, после отдачи долга ему — перед корифейским законом встанешь. И там каторга. Ну как, будешь жалобиться? — ухмыльнулся страж.

Рябой надменно задрал нос, но глазки забегали и затрясся. Похоже, дошло до космического жирафа (не до космического быстрее доходит) ситуация,в которую он своим идиотизмом вляпался. И что Мир, почему-то, отказывается вращаться вокруг его говнистой персоны. Я стражнику кинул аргент, который тот ловко поймал, и потопали мы дальше под пожелания всяким козлам-Апопам славы.

А Рябой, наконец, включил голову не в направлении «как довести окружающих гнусным характером, трепливым языком и наглостью, до праведного убийства Рябого», а в «а что со мной дальше-то будет?» Так что до Пантеона мы дотопали без каких бы то ни было взбрыков, и даже в удивительной и чудесной тишине.

Бандюги ожидали нас вне небольшого храма, где меня своим «приветствую, собрат!» встретил довольно пожилой владеющий, с очень слабеньким духом, но переполненный эманациями божества Гортаха. Довольно объяснимое в «ремесленном» районе присутствие: это божество заведовало «конструктивной деятельностью». Ремёслами всяческими и прочим. Хотя в легендах описывалось, как этот технарь, вполне конструктивно, использовал части своих врагов и противников качестве различных элементов созданных им механизмов. Живые части, что характерно.

Но милые развлечения Гортаха — дело его, ну и деталей развлечения. А вот для моего дела это божество и его жрец были скорее в плюс. И я, судя по «среднему ценнику» о Золотому получил ощутимую скидку на услуги, а старичок на удивление оперативно заверял жреческой печатью и подписями составленные мной бумаги. При этом просал на Рябого взгляды полные осуждения и желания пристроить его в какую-нибудь механизму. Гортах к «праву изобретателя на изобретение» относился весьма положительно (правда не признавал такового за наследниками), а вот к нарушителям и «воров озарений, направленных Его Божественной волей достойным» — наоборот.