Что скрывают зеркала - Наталья Калинина

«И главное, о приближении узла говорит появление человека, изменившего твою судьбу», – вспомнились Норе слова Фернандо. И она вновь ощутила поднимающийся ветер. Только на этот раз показался он ей арктически холодным. Был ли для нее узлом Сергей? Пусть и не в той интерпретации, какую дал Фернандо, а узлом в понятии неразрешенной ситуации? Думать так было понятней: это не зеркальные стены и не другие реальности.

– Не откажешься со мной прогуляться? – спросил Сергей. – Машина вон там, на стоянке.

– Я очень устала, Сереж, – ответила Нора и с досадой увидела, как от остановки отходит нужный ей автобус. До следующего теперь минут двадцать.

– Я тебя подвезу до дома, если не хочешь погулять и поужинать со мной, – перехватил он ее взгляд. – Пожалуйста, не отказывай. Завтра я уже улечу.

И она, вздохнув, согласилась, чтобы он отвез ее до поселка.

Они колесили по заполненной машинами Барселоне довольно долго, словно город напоследок поймал в силки своего гостя и отказывался выпускать. Нора уже пожалела, что согласилась на его предложение. К тому же она отчаянно мерзла, чувствуя, как ее обдувает ледяным воздухом. Но Сергей не включал кондиционер в машине. Она бы подумала, что заболевает, если бы не вчерашний разговор с Фернандо. Но, если честно, предпочла бы переболеть простудой, чем жить в ожидании непонятного «узла».

Когда они проехали мимо выставочного центра, Нора привычно повернула голову, проводила взглядом ступени и широкую площадку перед входом, над которым уже не трепетали на ветру транспаранты. Сергей перехватил ее взгляд и спросил, как прошел конгресс. И Нора, чтобы заполнить повисшее тяжелым маревом в салоне машины молчание, ответила. Когда она замолчала, уже Сергей что-то принялся рассказывать в ответ. Нора слушала его вполуха, ей не были интересны какие-то общие знакомые, которых она уже не помнила. А на выезде из Барселоны Сергей вдруг завел тот неприятный разговор, которого она надеялась избежать: об их расставании и ее поспешном отъезде.

– Если честно, я надеялся, что мы будем поддерживать контакт, – признался мужчина. – Но ты уехала и будто сожгла все мосты.

– Так и было, Сереж, – ответила Нора, глядя в окно на лавирующий между машин мотоцикл. Тот как раз опасно вильнул перед носом грузовика на соседней полосе, и Сергей, увидев этот маневр, ругнулся в адрес лихого мотоциклиста.

– Почему? Почему ты так поступила? – продолжил он допытываться.

– Я уже говорила, – устало ответила Нора. Лучше бы дождалась автобуса. Подумаешь, двадцать минут.

– Да, ты была расстроена тем, что случилось… Потеря ребенка. Но это не повод, чтобы расходиться. Мы бы пережили это вместе. И эта работа… Со мной тебе бы не пришлось работать. И я возил бы тебя в Испанию так часто, как тебе этого хотелось бы!

– Сереж, мне хотелось работать! – четко выговорила Нора, раздражаясь. – Заниматься тем, чем мне нравится, а не сидеть дома. И в Испании мне хотелось жить: бродить по улицам Барселоны не как туристка раз-два в год, а ежедневно. Видеть море не только летом в самый наплыв людей, но и зимой. Слушать эту речь, говорить на этом языке. Мне надо было родиться тут, Сереж. Понимаешь?

– Нет.

– Зачем тогда спрашиваешь?

– Ладно, не кипятись. Прости.

– Угу.

– Я был очень рад тебя вновь встретить.

– Я тоже, – ответила она – и не соврала, потому что в первый момент, когда они встретились, она и правда была рада его видеть.

– Эли… Может, нам попробовать снова? – предложил Сергей, излишне сосредоточенно глядя на дорогу. Грузовик, перестроившись, фыркнул в них облаком вонючего дыма. Сергей принялся перестраиваться на другую полосу. – У нас может получиться. Неплохо, думаю, – продолжал он, потому что Нора молчала. – Хочешь работать – ну работай. Пожалуйста. Я могу тебя пристроить куда-нибудь попрестижней. На какую-нибудь руководящую должность. У меня знакомых – сама знаешь… И даже, если тебе так хочется, в какую-нибудь международную компанию. Будешь летать в свою Испанию не как туристка. И зашибать такие бабки, что хоть виллу тут покупай, а не гроши, которые наверняка тебе сейчас платят. А что? Мы можем купить себе виллу! Будешь на море смотреть хоть зимой, хоть летом. У меня есть средства.

– Сереж… – подняла она, возражая, руку. Но он будто и не заметил ее жеста.

– Да и поженились бы тут, в Испании твоей, – настойчиво продолжал он. – Это, кстати, сейчас модно – свадьба в Европе. Думаю, было бы круто. Такой банкет бы закатили! Слушай, я уже решил! Точно, куплю тут какую-нибудь домину. С видом на море.

– Сергей! – закричала Нора, взорвавшись. – Прекрати!

– А что? Что тебе не нравится? Детей родим, будем на море возить…

– У меня не будет детей! Не бу-дет! Не может быть! Слышишь?

– Почему? – осекся он, разворачиваясь к ней.

– Потому. Потому что я сделала неудачный аборт!

– Когда?

– Тогда!

– Погоди, ты хочешь сказать…

– Я ничего не хочу сказать. Ничего. Ты меня вынудил.

– Да ты… – начал он.

– Осторожно! – закричала Нора, увидев, что Сергей, отвлекшись от дороги, съезжает на другую полосу, по которой опасно близко от них следует грузовик. Мужчина, поздно заметив громадину, резко ударил по тормозам, но избежать столкновения уже не удалось. Удар был не смертельно опасный, но машину отбросило, закрутило и вышвырнуло на другую полосу, куда выезжала с другой стороны огромная фура. И за мгновение до удара Нора еще успела подумать: «Ты ошибся, Фернандо. Мы ошиблись…»

Нет ничего после узла. Узел – это смерть.

Кира

Заключенная в тюрьму своего горя, она не выходила на улицу уже три дня. Потерявшись в черном мареве дыма и замкнувшись в упрямом молчании, Кира проводила дни, просиживая их на подоконнике и глядя на расплывающуюся под дождями серую акварель парка, но видела перед собой не знакомую картину, а узкий переулок и взметнувшиеся к небу ослепительно-яркие языки пламени. Отныне ее жизнь-нежизнь навсегда будет окрашена в черное и красное. Как странно, но именно сложение этих двух цветов в одной картине и пробуждали в памяти утраченные, казалось бы, образы. Вначале Кире вспомнилось, откуда взялись инопланетные безлюдные пейзажи с яркими цветами-подсолнухами и багровым морем. А следом потянулись ниточкой за иголкой другие воспоминания.

…Тихон в младенчестве не оправдал свое имя, и Кира первые месяцы его жизни в полной мере хлебнула бессонных ночей. К тому же сын просыпался очень рано: в шесть утра он уже был весел и полон сил. Но в десять начинал хныкать, сонно тереть глаза и тянуть к матери ручки. Кира, с нетерпением дождавшись этого момента, укладывала уставшего сына в свою кровать и вила гнездышко для них двоих из одеяла. Прижимая к себе теплое маленькое тельце и гладя сына по солнечной макушке, она кормила. Тихон ел сосредоточенно, неторопливо, легонько поглаживая ладошкой Киру по груди. И ее, уставшую за ночь и невыспавшуюся, убаюкивали невесомые поглаживания и тихое чмоканье и кряхтенье ребенка. Она закрывала глаза и зачастую проваливалась в сон раньше сына. Ее измученный постоянным недосыпом мозг выдавал ей абстрактные яркие картины, в которых никогда не присутствовали ни люди, ни звери – только цветы и пейзажи. Кира путешествовала по этим диковинным мирам и возвращалась в реальность, разбуженная гулением проснувшегося ребенка. И чувствовала себя уже полной энергии и настроения. Те странные неведомые миры, похожие на меняющиеся узоры в калейдоскопе, будто были ее персональным местом силы.