Харама - Рафаэль Ферлосио

Тито не ответил. Взял Паулину за руку, и вдвоем они протиснулись в первый ряд. Здесь музыка слышалась еще отчетливей, разносясь по глади водохранилища, и от воды исходил слабый отраженный свет ламп, горевших возле закусочных. Напротив, шагах в пяти — десяти, белела над водой узкая полоска бетонной дамбы, отгораживающей водохранилище. Там виднелись теперь головы трех или четырех пловцов. Паулина крикнула: «Себастьян!» Шумел водоспуск. Люди вплотную придвинулись к воде, так что невозможно было пройти к мысу по берегу, и Паулина и Тито шли прямо по воде. Они прошли перед фронтом неподвижных лиц, обращенных к реке и освещенных луной и дрожащими отблесками ламп. Немного ниже образовался кружок: обступили раздетого мужчину, присевшего на корточки у самой воды. Это был Себастьян. Паулина опустилась на колени рядом с ним:

— Себастьян!

Он не ответил. Слышно было, как тяжело он дышит. Себастьян сидел, обхватив ноги и уткнувшись в колени лицом. Паулина запустила пальцы в его мокрые волосы и приподняла голову, чтобы посмотреть в лицо:

— Себас!

В темноте она едва различала его черты. Она крепко вцепилась ему в волосы и чувствовала, какая тяжелая у него голова. Понятно было, что он плыл до полного изнеможения. Она обеими руками стиснула его голову и прижала к груди. Чьи-то колени упирались Паулине в спину. Их окружал темный частокол ног, оставляя им совсем маленький кусочек пространства. Паулина чувствовала, как ее ноги перепутались с чужими ногами, топтавшимися по песку. С трудом подняла она глаза и увидела лица стоявших вокруг людей, оцепивших их плотным полукругом, открытым только в сторону реки. Тито стоял спиной к ним, четко выделяясь на фоне освещенной воды. Паулина уткнулась в затылок Себаса и крепко прижалась. Музыку выключили. Люди выбегали из закусочных на дамбу, там чернело все больше силуэтов. Правее, начиная от боковой дамбы, вода была скрыта густой тенью. Паулина почувствовала, как ее трогают за плечо, подняла голову — какая-то женщина спросила, кивая в сторону реки.

— Ваша родственница?

Лица женщины было не разглядеть.

— Она с нами приехала сюда.

Женщина кивнула головой: «Вон что!» — и снова стала смотреть на реку. Видимо, закрывали водоспуск, потому что шум воды становился все слабее, потом заглох совсем. Стало тихо, и только шелестел шепот в толпе. Кто-то пояснил, что водоспуск надо было закрыть, иначе пловцов могло бы затянуть туда и они не сумели бы вытащить тело на берег. Внезапно Паулина почувствовала какое-то общее движение, и частокол ног вокруг них пришел в движение. «Вон, вон вытаскивают!» Они не смогли подняться, толпа опрокинула их в неожиданном порыве, им наступали на ноги и на руки, перепрыгивали через них, обсыпая песком. Тито громко звал их. Наконец они поднялись и побежали вместе со всеми. Пловцы подплывали к берегу, поддерживая тело на поверхности и толкая его, будто лодку. Толпа заговорила, и снова им троим пришлось прокладывать себе путь в усиливавшейся давке. Народ сгрудился на мысу. Отсюда по правую руку от водохранилища видны были освещенные закусочные, расположенные за глухим рукавом реки, через который был переброшен дощатый мостик. Одна за другой вырастали на дамбе тени, а многие, видимо, бросились бежать к роще, поскольку ветхие доски мостика отчаянно скрипели. Внезапно голоса смолкли, и когда тело подтащили к берегу, воцарилась тишина. Все отчетливо услышали усталый голос:

— Приподними ее за руку, Рафаэль.

При свете, падавшем из закусочных, вода в реке вновь обрела глинистый оттенок, тот самый красноватый тон, какой был днем. «Господи, какое несчастье!» — вздохнула какая-то женщина. Паулина прижалась к Себасу. Вдруг, словно испугавшись чего-то, обернулась. Позади — темная стена деревьев, притихшая роща, а дальше — мост, луна мирно светит на кирпичи сводов; по насыпи, прорезающей пустошь, кто-то ехал верхом. Негромко попросили посторониться: появились две треуголки, жандармы пробирались сквозь толпу. Они подходили к тому месту, где на песке лежало тело Луситы.

Кто-то выслушивал ее. В первом ряду полукруга стояли дети, мальчики и девочки уставились на обнаженное тело утопшей. Мокрое тело, положенное на бок, блестело в лунном свете. Лица не было видно, оно оказалось в тени и к тому же закрыто волосами.

— Не толкайся, ты! — сказал один мальчишка.

— Это не я, меня тоже толкают…

Дети пятились назад, насколько могли, будто боялись переступить невидимую черту на песке, как бы незримый круг смерти.

Жандармы вошли в круг, бросили беглый взгляд на труп.

— Почему с ней ничего не делают? — сразу же спросил жандарм постарше, обращаясь к пловцу, которого звали Рафаэлем.

Тотчас поднялся другой, тот, который выслушивал, и сказал, откинув со лба мокрые волосы:

— Бесполезно. — Он все еще тяжело дышал. — Я — студент-медик.

— Понятно, — сказал жандарм. Он снова взглянул на труп, снял треуголку и покачал головой: — Вот несчастье. Такая молодая. А каково родителям?

Тито стоял впереди, руки его висели, как плети. Рядом с ним — Паулина, она искоса глядела на Луситу, словно боялась повернуться к ней лицом, руку она положила на плечо Себасу.

— Кто-нибудь знает ее? — громко спросил жандарм, снова надевая треуголку.

Через несколько секунд услышал рядом:

— Мы.

— Вы оба?

— Мы трое, вот еще он.

Жандарм посмотрел на Тито, который машинально ткнул себя пальцем в грудь.

— Она приехала с вами, правильно?

— Да, сеньор.

— Невеста? Сестра?

Они отрицательно покачали головой.

— Значит, друзья, — заключил жандарм, рубанув ладонью воздух.

— Да, сеньор, — сказал Себас.

Паулина задрожала и заплакала в голос, уткнувшись в грудь Себаса. Разговоры в толпе стихли, словно люди хотели получше расслышать плач, они вставали на цыпочки и вытягивали шею, силясь разглядеть, кто там плачет. Пловцы глядели в землю. Пожилой жандарм вздохнул:

— Такие дела…

Второй жандарм глядел на полураскрытую ладонь Луситы и носком сапога касался ее пальцев. Пожилой сказал уже твердым голосом:

— Та-ак… Значит, вы трое никуда отсюда не уходите, ясно?

Потом обернулся к пловцам:

— Теперь вы и вот этот молодой человек, который говорит, что учится на врача, также будьте добры остаться. И еще… кто-нибудь из тех, кто присутствовал при этом. — Он оглядел полукруг. — Ну, вот вы двое. Ладно, пусть четверо, хватит. Я прошу вас остаться и дать показания судебным властям.

Затем, повысив голос, обратился к толпе:

— Остальных прошу разойтись! Расходитесь по своим местам все, кого мы не пригласили остаться! Пожалуйста, освободите берег! По своим местам!..

Он дважды хлопнул в ладоши. Молодой жандарм встрепенулся и пришел на помощь товарищу.

— Проходите, проходите, пошевеливайтесь… — И стал легонько подталкивать в спину тех, кто стоял поближе.

— Я же и так ухожу, зачем еще толкать.

— Поторопитесь, поживей.

Народу уже оставалось немного, последние человек сорок уходили в темноту рощи. Девять человек — два жандарма, четыре пловца, Тито, Паулина и Себастьян — остались на берегу, возле тела Луситы, освещенные светом фонарей у входа в закусочные на противоположной стороне узкого рукава реки. Еще мокрые полуголые тела белели на свету, а в тени казались совсем черными. На дамбе теперь виднелось лишь шесть-семь силуэтов. Пожилой жандарм посмотрел на Тито и Себастьяна и сказал:

— Вот что, послушайте, — пусть от каждой группы по одному человеку сходят за своей одеждой и одеждой товарищей, чтобы все оделись.

Один из четырех пловцов посмотрел на свои мокрые, прилипшие к телу брюки.

— Да, и кто из вас пойдет, — добавил жандарм, обращаясь к Себасу, — пусть захватит все вещи пострадавшей, понятно?

Паулина, совсем обессилевшая, опустилась на песок. Села, поджав ноги, и все плакала, но уже потише, уткнувшись в колени Себастьяна. Снова открыли водоспуск, загрохотала вода. Из рощи донесся громкий голос, звавший Тито и Луситу. Это был Даниэль, меж деревьев показалась его тень. Подбежав, остановился как вкопанный у трупа.

— Это Луси… — пробормотал он. Поднял голову, увидел Тито: — Тито!

Тот подошел к Даниэлю и обнял его:

— Даниэль, будь оно проклято, Даниэль!..

Он прислонился лбом к плечу товарища и стонал от горя и ужаса.

— Зачем надо было этому случиться?.. Совсем недавно мы там, втроем… А теперь видишь, что случилось, будь оно проклято!.. А матери, что мы скажем ее матери? Что мы скажем ей, Даниэль? Что?..

Даниэль глядел из-за плеча товарища на тело Луси и молчал. Снова послышался плач Паулины. Пожилой жандарм подошел и оторвал Тито от плеча Даниэля.

— Держись, парень. Случилось несчастье, надо его пережить. Будьте мужчинами. Возьмите себя в руки и ступайте за вещами, идите. Еще простудитесь, схватите воспаление легких, кому это надо. Ступайте. И возвращайтесь побыстрей.