Снова майор Виноградов - Никита Филатов

Преступная среда, клубящаяся у магазина со своим «кодексом чести», «табелью о рангах», со своими героями и легендами, народившимися за десятилетия, весьма и весьма неоднородна.

Спекулянты… Их у магазина большинство, и статья УК на всех вроде бы одна, но сколько тут принципиальных нюансов, которые обязан учитывать профессионал! Спекулянты магазинные, то есть имеющие возможность приобретать товары непосредственно на чеки Внешторгбанка, включают в себя «мужиков» (в основном бывших и действующих работников пароходства и порта), «родственников» (тем или иным путем получивших доверенности на право посещения магазина от настоящих моряков), «морячек» (жен-домохозяек, систематически пополняющих таким образом семейный бюджет, пока кормилец бороздит океаны). У каждого своя клиентура, свои, тщательно оберегаемые каналы сбыта, свои крепкие, надежные, оплаченные рублями, чеками, различными «презентами» связи в среде работников магазина. Есть спекулянты, сбывающие на «пятаке» товар, скупленный в порту прямо на судах, — но докер или работник ВОХР, «сидящий» на контрабандной парфюмерии, никогда не понесет к магазину, например, импортный плащ, купленный в розничной торговле. Это сфера интересов совсем другой группы, вторжение в нее по меньшей мере не приветствуется. Кто-то сбывает товар, взятый у иностранцев, — «поляцкий» (от гостиниц), «чухонский» (с трассы)… И все спекулируют чеками.

«Ломщики»… После закрытия «Березок» их у магазина стало чуть ли не больше, чем спекулянтов, — этих шустрых, артистичных акопянов и кио, не гонящихся за славой, владеющих полусотней способов вручить даже самому искушенному клиенту сумму в пять раз меньшую, чем ему кажется.

А есть еще «картежники», валютчики, «бойцы», есть межрегиональные гастролеры — спекулянты-«оптовики», наркокурьеры, есть проститутки… Но это разделение, так сказать, по горизонтали. Ведь необходимо знать и учитывать непростую иерархическую лестницу — от бомжа, промышляющего за десятку «перекидом» чужого товара, и, например, дешевой автомобильной школьницы-проститутки, до дважды судимого, седовласого и смуглого аксакала в «мерседесе», сурово, но справедливо руководящего стайкой джигитов, освобождающих жадных и доверчивых моряков от излишних чеков.

Виноградов создавал картотеку в течение нескольких лет, поначалу по необходимости, а затем, когда несколько раз она очень здорово «сработала», с энтузиазмом и любовью к своему детищу. Он до сих пор с улыбкой вспоминал свое искреннее удивление, когда впервые в общем-то рядовой факт задержания таможней моряка-контрабандиста, рапорт сотрудника ГАИ с номером машины, создавшей аварийную ситуацию у Главных ворот порта, да пара адресов из записной книжки, обнаруженной у стрелка ВОХР, — позволили, не выходя из кабинета, методом простейшего пасьянса «вычислить», а потом и разоблачить крупную преступную группу, долгое время действовавшую в городе. Теперь Виноградов шутил, что картотека ничем не хуже истребителя или снайперской винтовки. Так почему же на фюзеляжах рисуют силуэты сбитых самолетов и на прикладах делают зарубки по числу уничтоженных врагов, а ему не дают украсить коробку? На бежевом картоне, уверял Виноградов, очень неплохо смотрелся бы внушительный ряд звездочек, обрамленных двух- и трехзначными цифрами статей Уголовного кодекса.

Не знаю, достоинство это или недостаток, но Виноградов не умел, заперев и опечатав дверь, полностью отключиться от служебных забот. Вот и сейчас, подходя к дому, он думал о Тамарине. Тридцатипятилетний здоровяк, по образованию — юрист, в прошлом — знаменитый спортсмен. Совершенно беспринципный, храбрый, жестокий, отличный организатор, несколько лет проработавший в уголовном розыске, он в одночасье ворвался в круг первых лиц городского преступного мира на мутном гребне первой волны кооперации. Полыхали ларьки и павильоны, переворачивались с испорченными тормозами машины, верещали «скорые», отвозя в реанимацию, подчас слишком поздно, наиболее упрямых… Были и заявления в милицию, опера проводили бессонные ночи в засадах, кого-то брали, даже сажали, но сам Тамарин был неуязвим — не было тогда закона, позволявшего «достать» организатора! Молча уходили «на зону» исполнители, отказывались от показаний «терпилы». А когда наконец громоздкая юридическая машина со скрипом вывалила из себя более-менее эффективные нормативные акты, было уже поздно. На месте сгоревших ларьков появились новые, в которых работали люди покладистые и здравомыслящие, дисциплинированно вносящие в свои не предназначенные для ревизоров записи статью расходов «на охрану». На задушевные беседы оперативников они удивленно хлопали ресницами. Никаких заявлений в милицию на группу Тамарина не поступало, а если и были, то в отношении каких-нибудь доморощенных рэкетиров, причем сам Тамарин, возмущенный подобным хулиганством, оказывал милиции, разумеется, неофициально посильную помощь. Безусловно, подобная ситуация гарантировала высокий доход и практически полную безопасность группе Тамарина и ему лично. И, судя по всему, стабильность этому незаурядному человеку наскучила.

Еще год назад в угрозыске поняли, что избавиться от Тамарина можно только одним способом: если его группа совершит преступление вне сферы кооперации, причем при участии или хотя бы под косвенным руководством своего «папы». Именно группа как таковая, а не ее отдельные опрометчивые «ребятки». Но понимал это и Тамарин. Именно поэтому, когда не без участия оперативных служб возник конфликт между «тамаринцами» и южанами, контролировавшими деятельность проституток и фарцовщиков в центре города, и преступный мир приготовился к Большой Стрельбе, Тамарин ценой ряда болезненных для самолюбия уступок устранил конфликт… А сейчас сам лезет на рожон? Маловероятно.

Газет в почтовом ящике не было, но на всякий случай Виноградов провел рукой по дну — скорее просто так, автоматически, чем в поисках письма или телефонного счета. Внезапно рука на что-то натолкнулась, и, еще не успев вытащить обнаруженное на свет, Виноградов понял — деньги. Действительно, перехваченная банковской упаковкой, на ладони у него лежала пачка десятирублевок. Виноградову стало очень неуютно. Очень. Провокация? Это ясно. А делать-то что? Кинуть обратно в ящик? А потом? Домой, к телефону? И в это время кто-то деньги заберет, а на них — мои «пальцы»… Где же они потом выплывут? Заорать на весь подъезд: «Ау, люди, мне кто-то взятку дал!» Бред… Так, унести в дом, позвонить руководству… А если вдогонку влетит с обыском пара рослых парней с серыми глазами — может, у них уже на столе чья-то явка с повинной, дескать, дал Виноградову «штуку», можете найти у него дома. Номера переписаны самим заявителем, парочка свидетелей найдется, при которых я деньги получил, допустим, сегодня в магазине… Просто подарок для прокуратуры. Посадить, может, и не посадят, но в дерьме выкупают.

С грохотом открылась дверь лифта… Еще пять минут назад Виноградов не поверил бы, что волосы на голове могут шевелиться… Сосед с шестого этажа с женой… На ватных ногах Виноградов шагнул к ним, протягивая на вытянутой ладони пачку купюр.

Через два часа Виноградов опять сидел в своем кабинете. За окном по плохо освещенной улице прогрохотал один из последних трамваев. За вторым, «посетительским», столом начальник отдела закончил просматривать документы — рапорт Виноградова, им же самим составленный, и скрепленный подписями соседей акт. Аккуратно присоединил скрепкой конверт с деньгами.

— Бойтесь данайцев, дары приносящих, — пошутил Виноградов. Он уже почти успокоился.

— Знаете, Владимир Александрович, по-моему, или предки ошибались, или перевод неточный.

— Не понял.

— Бояться их, по-моему, не стоит. Остерегаться — да, изучать мотивы дароприношений — безусловно. Как в восточных единоборствах — чем активнее нападающий, тем больше возможностей для эффективного противодействия.

— Хорошая штука — теория. — Через четыре часа после официального конца рабочего дня Виноградов мог позволить себе в разговоре с начальником некоторую долю иронии.

— Давайте-ка попробуем.

В этот момент… капитан взял трубку.

— Слушаю, Виноградов.

— Добрый вечер, Владимир Александрович. Поверьте, вы напрасно так болезненно отреагировали на наш скромный подарок.

— С кем имею честь?

Собеседник искренне, от души рассмеялся.

— Все шутите? Может быть, за это мы вас и любим, даже, если так можно выразиться, — ценим.

— Ну, оценить меня в «штуку» — невелика честь. Сами, наверное, знаете — взятки не моя тема.

— Упаси Боже! Просто милиция у нас народная, значит, народ имеет право поощрять ее лучших представителей.

— Короче. Считайте, что с деньгами у вас вышла промашка.