Сладкая месть - Барбара Картленд

— Спасибо за цветы! — проговорила миссис Мелтон. Она была явно тронута. — Но сначала ланч, ты, наверное, успела проголодаться. А потом мы прогуляемся.

— Чудесно! — обрадовалась Джин. — Я только на одну минутку загляну к себе — сниму пальто.

Вернувшись в номер миссис Мелтон, Джин застала ее на балконе.

— Ты абсолютно права, моя милая! — обернулась к ней Маргарет. — Письма могут подождать, а вот солнце ждать не будет. Решено! Мы устроим себе увеселительную прогулку! Рискнем и отправимся в самый высокогорный клуб в Альпах. Он называется «Корвелия». Надеюсь, они не забыли, что я все еще числюсь членом «Корвелии».

— Мы отправимся туда на фуникулере?

Маргарет кивнула.

— Ой, как здорово! — восхитилась Джин. — Мне так хочется проехаться на фуникулере! И вообще мне хочется все увидеть! Ведь я вряд ли когда еще попаду в здешние места. Значит, надо собрать как можно больше воспоминаний на будущее.

Маргарет с улыбкой посмотрела на девушку.

— Забавная ты девочка! — умилилась она ее простодушной радости. — Впрочем, это очень правильная жизненная философия. Живи полной жизнью каждую отпущенную тебе минуту, и тогда в старости не будет повода жалеть об упущенных возможностях.

Голос Маргарет дрогнул. Чтобы не дать ей снова уйти в воспоминания, Джин поспешно сказала:

— Тогда скорее вниз! Чем быстрее мы покончим с ланчем, тем больше у нас останется времени для нашего похода до заката солнца.

— Пошли! — улыбнулась ей Маргарет, покоренная ее энтузиазмом.

— Пожалуйста, сегодня ланч только на двоих! — сказала Маргарет подошедшему к ним официанту, усаживаясь за столик возле окна.

Официант принес поднос, уставленный разнообразными закусками, и каждая являла собой настоящий шедевр кулинарного искусства. Джин даже растерялась от такого изобилия, не зная, с чего начать.

Она уже приступила к еде, когда Маргарет взяла со стола карточку с напечатанным на ней текстом. Пробежав ее глазами, она сказала Джин:

— Сегодня вечером нас ждет еще одно удовольствие! Будет петь Пейшенс Плауден. Тебе известно ее имя?

— Пейшенс… кто? — переспросила Джин. Вилка выпала из ее рук, громко звякнув о тарелку.

— Пейшенс Плауден, — повторила Маргарет и озабоченно спросила: — С тобой все в порядке, дорогая? Тебе нехорошо?

— Все в порядке, — с трудом выговорила Джин. Она стала белой как мел, глаза словно закрыла пелена.

— Да ты сейчас лишишься чувств! — испугалась Маргарет. — Идем быстрее на свежий воздух!

— Нет-нет! Со мной все в полном порядке! Можно попросить воды?

Маргарет знаком подозвала официанта, и тот принес воду. Джин жадно осушила весь стакан, и через пару минут лицо ее слегка порозовело. Но Маргарет заметила, как дрожат у бедняжки руки.

— Съешь что-нибудь! — участливо предложила она. — А потом расскажешь мне, что тебя так сильно расстроило.

— Даже не знаю, с чего… начать, — нерешительно проговорила Джин.

— А я тебе помогу! Это ведь имя Пейшенс Плауден тебя так впечатлило, да?

Джин кивнула.

— Ты ее знаешь?

Джин снова глотнула воды.

— Она моя мать!

Некоторое время Маргарет озадаченно смотрела на Джин и молчала, а потом произнесла:

— Если не хочешь, можешь ничего не говорить.

— Но я хочу!

— Я со вниманием выслушаю тебя, но прежде доставь мне удовольствие и съешь хоть что-нибудь.

Джин послушно взяла в руку вилку, хотя аппетит у нее пропал. Как ни странно, начав есть, она почувствовала, как спадает напряжение.

— Это точно она? Ошибки быть не может? — спросила Джин, справившись с волнением.

— Никакой ошибки! Пейшенс Плауден — слишком известная личность!

— Правда?

— Конечно! До войны она считалась одной из лучших наших певиц. Война застала ее во Франции. Она вынуждена была уйти в подполье. Ты понимаешь, что это значит?

— То есть она сражалась в рядах Сопротивления?

— Именно! Плауден — настоящая героиня. Гестаповцам удалось схватить ее. Плауден пытали, потом отправили в концлагерь. Это случилось незадолго до окончания войны. Певицу вместе с другими заключенными освободили союзники, но здоровье ее серьезно пошатнулось после пережитых испытаний. Врачи порекомендовали ей подлечиться в Швейцарии. Насколько мне известно, после войны Пейшенс Плауден нигде не выступала с концертами. Сегодня она впервые принимает участие в гала-концерте после долгого перерыва, все вырученные от него средства пойдут на помощь детям, больным туберкулезом. Дети проходят курс лечения в клинике в Давосе.

Джин слушала Маргарет с широко раскрытыми глазами.

— А я и не знала, что… что она такая.

— Тогда расскажи мне, что известно тебе.

— Совсем немного! Я ведь ее не помню! Мама оставила отца, когда мне было четыре года. Я думала, что она умерла. Я сама так решила, потому что отец никогда не упоминал ее имени в моем присутствии. А потом, когда я после смерти отца стала жить у тети, начались постоянные разговоры о том, что у меня плохая наследственность и все такое. Вначале я даже не понимала, о чем говорит тетя, но когда я стала старше, то решила, что моя мать, наверное, совершила что-то ужасное. Я подозревала ее во всех смертных грехах. После смерти тети я обнаружила в ее бумагах газетные вырезки и письмо. Письмо было адресовано отцу. Скорее всего, тетя забрала его вместе с другими бумагами из нашего дома, когда папа умер. В нем было всего несколько строк. Я поняла, что моя мать была несчастлива с отцом и решила расстаться с ним. И когда ей предложили выступать на сцене, она приняла предложение. Она утверждала, что отец никогда не любил ее, а она не могла с ним жить без любви. Я… я решила, что мать уехала из дома с каким-то мужчиной.

— Но ведь в письме об этом не говорилось ни слова?

— Нет! — покачала головой Джин. — Но тетя была убеждена, что именно так все и было. Она постоянно делала подобные намеки.

— А газетные вырезки?

— Их было две. На одной — фотография матери, я узнала ее — у нас в доме хранились любительские снимки, сделанные, когда я была совсем маленькой. Внизу была подпись: «Мисс Пейшенс Плауден примет участие в открытии сезона в Театре оперетты в Лидсе в следующий четверг». Во второй вырезке было сообщение о гала-концерте в Бредфорде. Имя матери фигурировало среди наиболее известных исполнителей.

— Наверное, обе вырезки относились к самому началу ее сценической карьеры.

— Скорее всего, на них не были указаны даты.

— И что же? Ты, видимо, насочиняла нечто ужасное о собственной матери?

— Боюсь, что так. А что хорошего может прийти в голову, когда постоянно слышишь о том, какое тебя ждет будущее с такой дурной наследственностью? Ведь для тети сцена была пострашнее ада. Да и не могла она простить матери то, как она обошлась с отцом, бросив его с ребенком.