Компания дьявола - Дэвис Лисс

Учитывая такую потребность, нет ничего удивительного, что проведение брачных церемоний стало широко распространенным приработком среди обедневших священников и просто должников, способных сносно изобразить из себя священника.

Трудно сказать, к какой категории относился Мортимер Пайк, но, по всей видимости, он содержал прибыльное дело в таверне «Веер королевы», расположенной в такой близости от Флит-Дитч, что вонь этой реки-помойки насквозь пропитала ее стены.

Оказавшись внутри, я понял, что в подобное место никакой человек в здравом уме не пойдет. Таверна имела плачевный вид — старые деревянные стены, низкий потолок, дымная и тесная, все вокруг грязное и липкое. Часы на стене показывали без нескольких минут девять. По закону браки должны заключаться не ранее восьми утра и не позднее полудня, поэтому время здесь застыло.

Изрядное число будущих супругов выпивало, готовясь вступить в храм Гименея, а в дальнем углу таверны, украшенном поблекшими церковными ризами, благочестивый священник проводил обряд. Я услышал его голос, еще не рассмотрев как следует сочетающихся браком, и обратил внимание, что святой отец торопится и суетится. Я не знаток христианского учения, но мне показалось, что он читает текст не совсем правильно. Это небольшое недоразумение вскоре прояснилось, когда я заметил, что у него заплетается язык, как у пьяного, а книга у него в руках являет собой не Библию, а собрание пьес Джона Драйдена, причем священник держит ее вверх тормашками.

Впрочем, эти мелкие детали ненадолго задержали мое внимание, ибо я заметил нечто еще более странное. На невесте было шикарное синее шелковое платье с золотым лифом и корсажем цвета слоновой кости. На ее грациозной шейке красовалась золотая цепочка. Она производила впечатление богатой леди. Жених же, напротив, был одет в простую одежду из некрашеного сукна, лицо его было испестрено многочисленными шрамами, и всем своим видом он производил впечатление человека грубого. В самом деле, подпольный брак был отчасти и изобретен для того, чтобы соединять брачным союзом столь неравных по положению, однако здесь было нечто большее. Невеста, элегантно одетая, но не очень миловидная, едва держалась на ногах. Ее поддерживали два парня такой же грубой наружности, как и жених. Парни пересмеивались и отпускали шутки, пытаясь удержать голову невесты прямо. Мне стало ясно, что ее напоили алкоголем или чем-то еще, и она полностью лишилась чувств.

Пьянство во время подобных событий было не редкостью даже среди священников, и все это не встревожило бы меня, если бы благочестивый священник не спросил у невесты, желает ли она, чтобы ее обет был принят, а один из свидетелей-грубиянов не нагнул ей голову в кивке, отчего все вокруг весело засмеялись.

— Я принимаю обет, — произнес пастор и повернулся к жениху.

Священник-то, допустим, мог его принять, но только не я. Не задумываясь о благоразумии или последствиях своего поступка, я бросился вперед, выхватив шпагу. Мгновение спустя я был уже среди участников церемонии, но выделялся среди них тем, что приставил клинок к горлу жениха.

— Скажешь хоть слово, тебе конец.

— Пресвятая Дева Мария, кто вы? — спросил тот, нарушив приказ, но нарушение это не было настолько серьезным, чтобы осуществить угрозу. В конце концов, я лишь хотел прервать церемонию.

— Я незнакомец, который случайно стал свидетелем похищения и насильственного бракосочетания, — сказал я.

На беду, подобные преступления были еще одним последствием той легкости, с которой заключались подпольные браки. Молодую женщину с внушительным состоянием похищали и тем или иным образом приводили в бесчувственное состояние, а на следующее утро она обнаруживала, что замужем, что над ее телом надругались, а новоиспеченный муж требует приданого.

— Насильственное бракосочетание! — воскликнул пастор с поддельной тревогой. — Господа, вы позорите меня!

— Подождите минутку, и мы сделаем так, чтобы этот наглец не совал свой нос в чужие дела, — сказал один из свидетелей, и парни грубо опустили невесту на пол, как мешок с мукой.

С нахальными ухмылками они стали надвигаться, решительно настроенные всыпать мне по первое число. Я отвернулся от жениха и пустил в ход шпагу. Я давно пришел к заключению, что лучший способ остановить злодея — это лишить его глаза, и решил таким образом избавиться сразу от двоих нападавших. Когда я выколол шпагой глаз одного из них, негодяй вскричал и упал, а его товарищ бросился наутек, не проронив ни слова.

Чтобы меня не обвинили в излишней жестокости, позвольте объяснить, что я прибегаю к подобной тактике, когда под угрозой моя жизнь, чего не было в этом случае, или когда имею дело с мужчинами, которых мало просто хорошенько побить. Тому же, кто считает меня жестоким, советую осознать, что речь о человеке, который крадет молодую женщину из семьи, опаивает ее, заставляет выйти замуж за чудовище, которое она впервые видит, насилует ее, а потом требует, чтобы ее семья выплатила приданое. Если такой человек не заслуживает, чтобы ему выкололи глаз, не знаю уж, кто этого заслуживает.

Нападавший валялся по полу, вопя от боли, а я повернулся к жениху.

— Он был лишь помощником, поэтому одного глаза вполне достаточно. Вы злоумышленник, и лишитесь обоих глаз. Увы, мой кодекс чести требует, что вы напали на меня, прежде чем я ослеплю вас с чистой совестью.

Его неумытое лицо побелело, и я понял, что он не намерен сопротивляться. Он попятился, отошел подальше от меня, подобрал с пола своего товарища и потащил его прочь со всей прытью, на какую был способен.

Я, священник и ожидающие брачной церемонии молча наблюдали за медленным исходом. Когда все было кончено, пастор сказал мальчишке:

— Хорошо, что мы потребовали заплатить вперед. — И, повернувшись к ожидающим: — Кто следующий?

Я поднял с пола бесчувственную невесту и удерживал ее, подхватив одной рукой под мышку. Не слишком удобно по отношению к леди, но другого способа не было. К счастью, дама была хрупкого телосложения.

— Я следующий, — грозно сказал я священнику. — Будете иметь дело со мной.

— Так вы сами хотите жениться на даме?

— Нет, я хочу, чтобы вы ответили по всей строгости. Как вы можете допускать такие преступления?

— В мои обязанности не входит спрашивать, почему пары желают вступить в брак, сэр. Я оказываю услугу. Это коммерция, как вы понимаете, а коммерция не разбирает, где добро, где зло. Люди должны отвечать сами за себя. Если дама не хотела вступать в брак, она должна была заявить об этом.

— Судя по всему, она не способна вымолвить ни слова в подобном состоянии.

— Тогда она не должна была доходить до подобного состояния.

Я вздохнул.

— Она тяжелая. Нет ли у вас конторы, где я мог бы ее усадить, а мы могли бы поговорить?

— У меня здесь очередь из брачующихся.

— Сначала уладим мое дело, иначе, обещаю, вы не проведете больше ни одной брачной церемонии.

Он не знал, что у меня на уме, да я и сам не знал. Но он видел, как я только что выколол человеку глаз, и догадался, что на уме у меня нет ничего хорошего, поэтому подчинился.

— Идите за мной.

Мортимер Пайк был ростом около пяти футов и лет пятидесяти на вид. Лицо его, обветренное и в морщинах, все же вызывало симпатию. Глаза, удивительно яркие и зеленые, были замутнены алкоголем, а речь и движения по той же причине заторможены.

Из-за моей ноши мы двигались медленно. Оказавшись в конторе, я тотчас усадил даму на стул. Она шлепнулась, словно огромная тряпичная кукла. Убедившись, что она не упадет на пол, я обратился к пьяному священнику:

— Мне нужно посмотреть ваши записи регистрации браков.

Он пристально на меня уставился:

— Моя главная задача, досточтимый сэр, сочетать браком тех, кто ищет счастья, а не раздавать записи. Я и помыслить не могу, чтобы оказать вам такую услугу, когда меня ожидают пары.

— Не вынуждайте меня прибегать к новым угрозам. Или того хуже — осуществить их на деле. Дайте то, о чем я прошу, и можете возвращаться к своей работе.

— Разве это работа — делать людей счастливыми? — сказал он. — Нет, это благословение. Величайшее благословение, какое только может снизойти на человека.

— Знание — тоже благословение, и я хочу, чтобы оно снизошло на меня в виде записи о регистрации брака мисс Бриджит Элтон. Надеюсь, мне удастся найти такую запись в вашей книге.

— Книге, — повторил пастор. Как только я упомянул книгу, он схватил ее и, хотя это был большой и увесистый том, прижал к груди, словно любимое дитя. — Вы должны понимать, что регистрация брака — священное и частное дело. Боюсь, показывать эту книгу кому-нибудь — против законов Божьих и человеческих. А теперь прошу прощения.

— Позвольте. — Я сжал его руку, не очень сильно, только чтобы не дать ему уйти. — Разве эта книга не предназначена для того, чтобы ознакомиться с записями, когда возникает потребность, как в моем случае?