Жених напрокат - Эмили Гиффин

— Не знаю... А до тех пор вы часто занимались любовью? — спрашиваю я. Слава Богу, что темно.

— До каких «тех пор»?

До того как он сказал мне, что любит меня.

— До Дня независимости.

— Когда как. Если мы оба были в настроении, то каждый день. А то и два

раза в день.

Вытесняю эти отвратительные картины из сознания и пытаюсь придумать что-нибудь еще.

— Может быть, это потому, что он нервничает перед свадьбой?

— Нуда... — отвечает она.

А может быть, потому, что у него роман со мной. Чувствую укол совести — и муки возрастают десятикратно, когда она снова заговаривает о том же самом и внезапно спрашивает:

— Представляешь, сколько времени мы с ним вместе?

— Да, давно.

— Только представь, сколько раз мы спали. Как ты думаешь, сколько? У меня неважно с математикой. Будет, по-твоему, тысяча?

— Уж наверное, не меньше, — говорю я.

— И с последнего раза прошло столько времени...

Глаза привыкли к темноте, и я смутно вижу Дарси. Из-за прически и запаха лосьона она похожа на подростка. Как будто мы снова школьницы, лежим на ее постели и шепчемся, в то время как Аннелиза мирно посапывает на полу в своем спальнике. Дарси никогда не мешала ей засыпать. Думаю, она даже на это надеялась. Наверное, я тоже.

— Давай поиграем в «да и нет»? — говорю я. Это была одна из наших любимых детских игр.

— Да, да. Начинай.

— Ладно.

— Правила те же?

— Те же.

Они просты: загадываешь человека (вынужденная мера, потому что Аннелиза пыталась загадывать соседских животных) — из тех, кого мы знаем лично (не какую-нибудь знаменитость, живую или покойную) — и отвечаешь только «да» или «нет».

— Из нашей школы? — спрашивает Дарси. — Да.

— Парень?

— Нет.

— Из нашего класса?

— Нет.

— Старше или младше?

— Это два вопроса.

— Нет, один. Если ты скажешь «да», я его разобью и спрошу по-другому. Помнишь?

— Ты права, — отвечаю я. Действительно, был такой нюанс. — Мой ответ — нет.

— Ученица?

— Нет. Это пятый вопрос. У тебя есть еще пятнадцать. Дарси говорит, что считает.

— Она вела уроки у нас обеих?

— Нет, — говорю я, держа загнутыми шесть пальцев под одеялом. Дарси всегда любила «ошибаться» в счете.

— Только у тебя?

— Нет.

— У меня?

— Нет.

— Школьный консультант?

— Нет.

— Директриса?

— Нет. Уже десять.

— Это ведь не преподаватель?

— Да.

— Уборщица?

— Нет.

— Дежурная по этажу?

— Нет. — Я улыбаюсь, вспомнив о том, как дежурная застукала мою подругу, когда та собиралась удрать с уроков и перекусить где-нибудь с Блэйном. Дарси по пути в кабинет директрисы посоветовала ей поискать себе занятие получше. «Чем ты занимаешься, женщина? По-моему, в твоем возрасте уже давно заканчивают школу». Этот комментарий стоил ей отдельного выговора.

— О!.. Кажется, я знаю. — Вдруг она начинает хихикать. — Это раздатчица в столовой?

Я смеюсь:

— Ага.

— Джун!

— В яблочко. Ты угадала.

Джун была любимицей старшеклассников. Под восемьдесят, ростом метр тридцать, вся в морщинах от многолетнего неумеренного курения, она прославилась тем, что однажды уронила накладной ноготь в лазанью Томми Бакстеру. Томми важно прошагал в голову очереди и вернул вышеупомянутый предмет по назначению. «Кажется, это твое?» Джун засмеялась, стерла соус и приклеила ноготь обратно. Все развеселились, принялись хлопать в ладоши и петь: «Браво, Джун!» И этого хватило для того, чтобы заслужить любовь учеников. Возможно, однажды кто-то просто бросил вскользь, что подыгрывать старушке — весело. Может быть, это даже была Дарси. Она любила такие штучки.

Дарси смеется:

— Старая добрая Джун. Наверное, она уже умерла.

— Я уверена, что она все еще на месте. Спрашивает своим скрипучим голосом, кто хочет макароны с мясным соусом.

Когда наконец Дарси перестает смеяться, то говорит:

— Уф!.. Спать совсем расхотелось.

— Да, точно, — говорю я, и меня внезапно охватывает нежность.

— Мы ведь здорово веселились, когда были маленькие, а?

— Ага.

Дарси снова хохочет.

— Что? — спрашиваю я.

— Помнишь, как мы однажды ночевали у Аннелизы и перевешали всех кукол ее сестры?

Чуть не лопаюсь от смеха, вспоминая Барби, болтающихся на нитках в дверном проеме. Аннелизина сестренка закатила истерику, а ее родители немедленно отправились к нашим, чтобы сообща придумать подходящее наказание. В результате нам запретили встречаться неделю — большой срок для лета.

— Сейчас, когда об этом подумаешь, все это кажется таким глупым, — говорю я.

— Да. А вспомни, Аннелиза всем твердила, что это не она придумала.

— Точно. Она никогда ничего не могла придумать.

— Все самые классные задумки были наши. Она была настоящей подражулей.

— Да, — говорю я.

Замолкаю и вспоминаю детство. Помню тот день, когда мы пошли в магазин со своими грошовыми сбережениями (дело было в шестом классе), чтобы купить «кулон для лучшего друга» — сердечко, которое можно было разломить пополам. Каждая половинка висела на позолочен-ной цепочке. Дарси достался кусочек с буквами «луч др», а мне — «ший уг». Конечно, мы обе беспокоились, что подумает Аннелиза, и потому хранили эту вещицу в тайне, а ночью клали под подушку. Помню тот трепет, который ощущала, когда прятала свою половинку под одежду, прямо к телу. Я была лучшей подругой. В этом была какая-то надежность, ощущение взаимности и сходства.

Мой кулон все еще лежит в шкатулке с украшениями, позолота потемнела от времени. А теперь его красота потускнела еще и оттого, что нечто ушло невозвратно. Мне вдруг становится невероятно тоскливо, когда я вспоминаю тех двух маленьких девочек и думаю о том, что происходит между ними сейчас. И о том, что никогда не вернется, независимо от Декса.

— Давай поболтаем, — нежно говорит Дарси. Ни следа от той нахальной, самоуверенной девицы, на которую я так обижалась и которую так не любила. — Пожалуйста, не засыпай. У нас никогда больше не будет такой возможности. Я скучаю по нашим разговорам.

— Я тоже, — искренне говорю я.

Спрашиваю, помнит ли она тот день, когда мы купили кулоны.

— Да. Но расскажи поподробнее, — ласково просит она.

Дарси любит, когда я вспоминаю детство, и хвалит мою отличную память. Излагаю ей самую полную, насколько это возможно, версию. Закончив, шепчу:

— Ты спишь?

Тишина.

Слушая, как Дарси дышит в темноте рядом со мной, я удивляюсь: как могло это произойти? Как мы могли влюбиться в одного человека? Как я могла решиться сорвать помолвку моей лучшей подруги? И, уже засыпая, думаю о том, что еще можно сделать шаг назад и все исправить. Дать маленьким девочкам последний шанс.